Может, хочет вернуться, извиниться? Нет, снова звучат шаги, они все тише и тише, вот и смолкли совсем.
Во вторник Анджела на занятия не является. Свенсон предполагал, что она не придет. Но когда он входит и видит, что ее нет, поражается тому, как сильно его это задело.
– Кто отсутствует? – спрашивает он нервно.
– Анджела, – отвечает Макиша.
Они знают, что он это знает, прочли по его лицу. Никто не забыл семинар перед Днем благодарения и страстную речь Свенсона в защиту таланта Анджелы. Теперь они про себя злорадствуют по поводу ее отсутствия. Она получила похвалу, которой добивалась, услышала то, что хотела услышать. К чему тратить драгоценное время на общение с теми, кто настолько ее ниже?
Свенсон делает глубокий вдох.
– Кто-нибудь знает, где она?
– На ланче я видел ее в столовой, – говорит Карлос. – Она мне не сказала, что не придет.
Клэрис говорит:
– Я утром видела, как она выходила из общежития. – Она смотрит холодно и многозначительно, уж не намекает ли на тот случай, когда встретила в общежитии Свенсона.
– Что ж, очень жалко, – говорит Свенсон бодрым тоном. – Интересно было бы услышать мнение Анджелы о замечательном рассказе Клэрис.
Ему не следует употреблять слова типа «замечательный», не следует выказывать свое одобрение до того, как они выскажут свое непредвзятое мнение. Впрочем, пусть знают – Клэрис действительно написала вполне неплохой рассказ, неплохой для ее уровня. Свенсону нравится не только то, что делает Анджела.
Рассказ Клэрис – о девочке, поступившей в интернат, о белой девочке, богатой, из Блумфилд-хиллз, которую поселили в комнате с чернокожей, дочерью пластического хирурга из Брентвуда. Они неплохо поладили. Но когда белая девочка приезжает домой на каникулы, родители принимаются расспрашивать ее о соседке по комнате, они якобы либералы, делают вид, что их просто интересует жизнь дочери, а на самом деле хотят выяснить, не зря ли они платят двадцать восемь кусков в год, – может, их доченька живет с какой-то юной хулиганкой из Уоттса. Замученная расспросами девочка выдает им то, чего, как ей кажется, они от нее ждут: рассказывает, что ее соседка и в самом деле была членом одной банды и ушла оттуда, когда ее товарищи совершили ужасное преступление. Естественно, она все выдумала, но, поведав эту историю родителям, понимает, что теперь ей никогда не пригласить свою соседку домой на каникулы. Родители ни за что не поверят, что она солгала, что никакой банды не было.
– Клэрис, прочти нам какой-нибудь отрывок.
Свенсону уже кажется, что он выдержит. Час пролетит незаметно, и он сможет наконец уйти из комнаты, где так часто бывала Анджела, из комнаты, в которой Анджелы нет.
Клэрис листает текст, находит рассказ в рассказе, то место, где девочка лжет своим родителям.
Я им рассказала, как однажды вечером моя соседка вдруг заплакала, как она заговорила вдруг про парня, который ей нравился, это был первый мальчик, с которым она поцеловалась, и он был членом банды, они хотели, чтобы она тоже туда вступила, и она готова была пройти какой-то очень опасный и противный обряд посвящения, но случайно узнала, что они совершили нечто совсем мерзкое – она даже отказалась сказать мне что.
– Она и в самом деле тебе не рассказала? – спросила мама. – Или ты нам не хочешь говорить?
Я ответила, что действительно ничего не знаю. Я могла и придумать что-нибудь, как придумала все остальное. Но им мне не хотелось этого рассказывать.
– По-моему, хватит, – говорит Клэрис.
Как всегда, наступает пауза, которую прерывает Макиша:
– Ну давайте я! Слушайте, по-моему, очень круто. По-настоящему. Знаете, как я говорю? Белые всегда рады какую-нибудь гадость про нас узнать. – Макиша считает это похвалой. Жаль только, она упустила самое слабое в рассказе Клэрис – его очевидную политическую направленность.
– А что думают остальные? – спрашивает Свенсон.
– Лихо получилось, – говорит Карлос. – Мне понравилось.
– А мне понравилась концовка, – говорит Дэнни. – Когда она, после того как наплела своим родителям с три короба, едет назад, к своей соседке.
– Мне тоже! – соглашается Нэнси, которой нравится все, что нравится Дэнни.
Кортни поднимает руку, перебирает пальчиками. Ногти у нее выкрашены в перламутрово-лиловый цвет и похожи на виноградины, прихваченные морозом.
– Кортни! – обращается к ней Свенсон. – Пожалуйста, высказывайся. Руку можно не поднимать.
– У меня одно малюсенькое замечание, – говорит Кортни. – Насчет банды. Может, нужно побольше подробностей, чтобы ясно было, это не какая-то абстрактная банда, а вполне конкретная?
Неужели Кортни не понимает, что повторяет слово в слово то, что говорили в классе про ее рассказ? Студенты часто так попугайничают – воспроизводят совет, который дали им. Самое забавное, что Кортни, похоже, не чувствует того, что ложь, которой потчует девочка своих родителей, застольные беседы белых об ужасах жизни негритянских кварталов – все это сознательная пародия на ее собственный рассказ. Но вот что странно: Свенсон и сам только что это заметил. Он смущен, но ему еще и смешно. Студенты бросают на него с Кортни встревоженные взгляды. Пусть смотрят. Пусть волнуются. Какая разница, как пойдет занятие дальше? Может, пора дать этой шараде разгадку? Зачем делать вид, будто пристойный, но все равно посредственный опус Клэрис, построенный на ошибочных установках, можно каким-то образом улучшить? Он берет в руки текст, кладет его обратно на стол.
– Так, наверное, с этим всё, – говорит Свенсон. – Кто-нибудь хочет что-нибудь добавить? – Это, собственно, не вопрос, не приглашение к разговору. Обсуждение закончено. – Увидимся через неделю.
Он не спрашивает, чей рассказ будут обсуждать. Студенты разочарованы, особенно Клэрис, которая старалась и во многом преуспела, но до которой он не снизошел.
– То есть как – всё? – говорит Карлос. – Тренер, мы только двадцать минут отзанимались.
– Всё, – кивает Свенсон. – Вы свободны. Да что с вами такое? Если бы меня преподаватель отпустил пораньше, уж я бы не сидел и не глазел на него разинув рот.
Медленно, нерешительно они собирают вещи, встают, одеваются.
– Тренер, вам надо отоспаться, – советует Карлос. Клэрис ледяным тоном цедит: «Спасибо».
– Всего! – говорит Кортни.
Они гуськом уходят. Свенсону вспоминается одна история, которую ему рассказали в воспитательных целях, когда он только приехал в Юстон, – история про преподавательницу, которая стала появляться на занятиях под мухой, назначала студентам консультации на двенадцать ночи в мексиканском ресторанчике в Уинуски. Тех это настолько достало, что как-то раз, когда она вырубилась прямо на занятиях, они, уходя, напялили ей на голову бумажный пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Во вторник Анджела на занятия не является. Свенсон предполагал, что она не придет. Но когда он входит и видит, что ее нет, поражается тому, как сильно его это задело.
– Кто отсутствует? – спрашивает он нервно.
– Анджела, – отвечает Макиша.
Они знают, что он это знает, прочли по его лицу. Никто не забыл семинар перед Днем благодарения и страстную речь Свенсона в защиту таланта Анджелы. Теперь они про себя злорадствуют по поводу ее отсутствия. Она получила похвалу, которой добивалась, услышала то, что хотела услышать. К чему тратить драгоценное время на общение с теми, кто настолько ее ниже?
Свенсон делает глубокий вдох.
– Кто-нибудь знает, где она?
– На ланче я видел ее в столовой, – говорит Карлос. – Она мне не сказала, что не придет.
Клэрис говорит:
– Я утром видела, как она выходила из общежития. – Она смотрит холодно и многозначительно, уж не намекает ли на тот случай, когда встретила в общежитии Свенсона.
– Что ж, очень жалко, – говорит Свенсон бодрым тоном. – Интересно было бы услышать мнение Анджелы о замечательном рассказе Клэрис.
Ему не следует употреблять слова типа «замечательный», не следует выказывать свое одобрение до того, как они выскажут свое непредвзятое мнение. Впрочем, пусть знают – Клэрис действительно написала вполне неплохой рассказ, неплохой для ее уровня. Свенсону нравится не только то, что делает Анджела.
Рассказ Клэрис – о девочке, поступившей в интернат, о белой девочке, богатой, из Блумфилд-хиллз, которую поселили в комнате с чернокожей, дочерью пластического хирурга из Брентвуда. Они неплохо поладили. Но когда белая девочка приезжает домой на каникулы, родители принимаются расспрашивать ее о соседке по комнате, они якобы либералы, делают вид, что их просто интересует жизнь дочери, а на самом деле хотят выяснить, не зря ли они платят двадцать восемь кусков в год, – может, их доченька живет с какой-то юной хулиганкой из Уоттса. Замученная расспросами девочка выдает им то, чего, как ей кажется, они от нее ждут: рассказывает, что ее соседка и в самом деле была членом одной банды и ушла оттуда, когда ее товарищи совершили ужасное преступление. Естественно, она все выдумала, но, поведав эту историю родителям, понимает, что теперь ей никогда не пригласить свою соседку домой на каникулы. Родители ни за что не поверят, что она солгала, что никакой банды не было.
– Клэрис, прочти нам какой-нибудь отрывок.
Свенсону уже кажется, что он выдержит. Час пролетит незаметно, и он сможет наконец уйти из комнаты, где так часто бывала Анджела, из комнаты, в которой Анджелы нет.
Клэрис листает текст, находит рассказ в рассказе, то место, где девочка лжет своим родителям.
Я им рассказала, как однажды вечером моя соседка вдруг заплакала, как она заговорила вдруг про парня, который ей нравился, это был первый мальчик, с которым она поцеловалась, и он был членом банды, они хотели, чтобы она тоже туда вступила, и она готова была пройти какой-то очень опасный и противный обряд посвящения, но случайно узнала, что они совершили нечто совсем мерзкое – она даже отказалась сказать мне что.
– Она и в самом деле тебе не рассказала? – спросила мама. – Или ты нам не хочешь говорить?
Я ответила, что действительно ничего не знаю. Я могла и придумать что-нибудь, как придумала все остальное. Но им мне не хотелось этого рассказывать.
– По-моему, хватит, – говорит Клэрис.
Как всегда, наступает пауза, которую прерывает Макиша:
– Ну давайте я! Слушайте, по-моему, очень круто. По-настоящему. Знаете, как я говорю? Белые всегда рады какую-нибудь гадость про нас узнать. – Макиша считает это похвалой. Жаль только, она упустила самое слабое в рассказе Клэрис – его очевидную политическую направленность.
– А что думают остальные? – спрашивает Свенсон.
– Лихо получилось, – говорит Карлос. – Мне понравилось.
– А мне понравилась концовка, – говорит Дэнни. – Когда она, после того как наплела своим родителям с три короба, едет назад, к своей соседке.
– Мне тоже! – соглашается Нэнси, которой нравится все, что нравится Дэнни.
Кортни поднимает руку, перебирает пальчиками. Ногти у нее выкрашены в перламутрово-лиловый цвет и похожи на виноградины, прихваченные морозом.
– Кортни! – обращается к ней Свенсон. – Пожалуйста, высказывайся. Руку можно не поднимать.
– У меня одно малюсенькое замечание, – говорит Кортни. – Насчет банды. Может, нужно побольше подробностей, чтобы ясно было, это не какая-то абстрактная банда, а вполне конкретная?
Неужели Кортни не понимает, что повторяет слово в слово то, что говорили в классе про ее рассказ? Студенты часто так попугайничают – воспроизводят совет, который дали им. Самое забавное, что Кортни, похоже, не чувствует того, что ложь, которой потчует девочка своих родителей, застольные беседы белых об ужасах жизни негритянских кварталов – все это сознательная пародия на ее собственный рассказ. Но вот что странно: Свенсон и сам только что это заметил. Он смущен, но ему еще и смешно. Студенты бросают на него с Кортни встревоженные взгляды. Пусть смотрят. Пусть волнуются. Какая разница, как пойдет занятие дальше? Может, пора дать этой шараде разгадку? Зачем делать вид, будто пристойный, но все равно посредственный опус Клэрис, построенный на ошибочных установках, можно каким-то образом улучшить? Он берет в руки текст, кладет его обратно на стол.
– Так, наверное, с этим всё, – говорит Свенсон. – Кто-нибудь хочет что-нибудь добавить? – Это, собственно, не вопрос, не приглашение к разговору. Обсуждение закончено. – Увидимся через неделю.
Он не спрашивает, чей рассказ будут обсуждать. Студенты разочарованы, особенно Клэрис, которая старалась и во многом преуспела, но до которой он не снизошел.
– То есть как – всё? – говорит Карлос. – Тренер, мы только двадцать минут отзанимались.
– Всё, – кивает Свенсон. – Вы свободны. Да что с вами такое? Если бы меня преподаватель отпустил пораньше, уж я бы не сидел и не глазел на него разинув рот.
Медленно, нерешительно они собирают вещи, встают, одеваются.
– Тренер, вам надо отоспаться, – советует Карлос. Клэрис ледяным тоном цедит: «Спасибо».
– Всего! – говорит Кортни.
Они гуськом уходят. Свенсону вспоминается одна история, которую ему рассказали в воспитательных целях, когда он только приехал в Юстон, – история про преподавательницу, которая стала появляться на занятиях под мухой, назначала студентам консультации на двенадцать ночи в мексиканском ресторанчике в Уинуски. Тех это настолько достало, что как-то раз, когда она вырубилась прямо на занятиях, они, уходя, напялили ей на голову бумажный пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88