Кроме того, миссис Бичем тогда было сильно за тридцать. А это молодая девушка. Тинейджер. — Я прищурилась и всмотрелась в расплывчатое лицо.
— Ты сама сказала, что она похожа на собственную дочь, как ее там…
— На Франческу. Но это ничего не доказывает. Так выглядят все девушки с длинными светлыми волосами. Если, конечно, эти волосы как следует начесать. — Я ткнула в снимок пальцем. — У миссис Бичем волосы совершенно прямые. Кому это и знать, как не мне? Только сегодня утром я помогала ей заплетать их во французскую косу.
— Почему ты так сердишься?
— Потому что ты вызвал меня сюда, пообещав сообщить что-то очень важное, а вместо этого показал фотографию каких-то хиппи. И в придачу заявил, что одна из них — женщина, с которой я провожу целые дни. Хотя ты ее и в глаза не видел.
— Я думал, ты работаешь только пять дней в неделю.
— Не умничай, Джерри. Миссис Бичем не имеет к этой фотографии никакого отношения. Она высокая, стройная женщина. А эта девушка… пухленькая. Кроме того, миссис Бичем не выносит запаха табачного дыма. Первое, о чем меня спросили, когда я переступила порог, это курю ли я. Она терпеть не может курильщиков. Считает это мерзкой привычкой. И думает, что ее следовало бы запретить законом.
— Но тогда она так не считала. — Он показал на сигарету в руке улыбавшейся девушки. Сигарета была размером с ракету. Даже на старом фото можно было различить струйку дыма, поднимавшуюся от ее кончика.
— Ты хочешь убедить меня, что она шлялась по всему миру, обкуривалась до одури и носила эту смешную одежду?
— Я не говорил, что она обкуривалась до одури.
— Ты только глянь на этот снимок! Разве нормальный человек наденет на себя такое?
— В семидесятом году это был последний крик моды.
— Это не она!
— А если и она, какая разница? Почему ты так кипятишься?
— Потому что… потому что я знаю ее и понимаю, на что ты намекаешь. Ты хочешь сказать, что она была хиппи, наркоманкой, спала с кем придется и родила ребенка, которого стыдилась. Вот почему она его бросила. Так вот, она не сделала бы ничего подобного. Во всяком случае, по до… по доброй воле. — Я начала заикаться, чего не делала с дошкольного возраста. — Она… она на это не способна.
— На что не способна? На то, чтобы спать с кем угодно? Или на то, чтобы бросить ребенка?
Я тяжело вздохнула.
— Тебе этого не понять. Она может быть кем угодно, но при этом останется леди. Изысканной. Утонченной. И кроме того… кроме того, она очень предана своим детям.
— Ты хочешь сказать, тем детям, которых она не бросила? — насмешливо посмотрел на меня Джерри.
— Зачем ты пытаешься причинить мне боль?
— Я пытаюсь не причинить тебе боль, а защитить тебя от этих людей. Я знаю эту породу. Когда нужно, они разыгрывают из себя либералов. Одеваются по последней моде. И даже притворяются хладнокровными. Но если попробуешь встать им поперек пути, тут же поймешь, из какого теста они сделаны. И бьюсь об заклад, это тебе не понравится.
Если бы он знал… Миссис Бичем не нужно было притворяться хладнокровной. Температура ее тела никогда не превышала минус десяти. Настоящая женщина-айсберг.
— Джерри, сделай мне одолжение. Брось это дело! — выпалила я.
— Бросить? Ты сама хотела, чтобы я провел расследование. Сама пришла ко мне за помощью.
— А теперь прошу прекратить его. Откуда я знала, что оно станет твоей манией?
— Моей манией?
— А как же еще это назвать? Ты звонишь мне днем и ночью и спрашиваешь: «Как успехи? Что нового ты узнала?»
— О господи! Я думаю, тебе лучше уйти. — Джерри поднес к губам стакан с виски.
— Извини, Джерри. Просто от этого… копания в ее жизни… во рту остается мерзкий привкус. Мне это не нравится.
— Я с самого начала предупреждал, что могу раскрыть то, что тебе не понравится. Но не делай из меня подонка. Что ты на меня набрасываешься?
— Я не набрасываюсь на тебя, — пошла я на попятный. — Просто с меня достаточно. Спасибо за то, что ты раскапываешь ее прошлое, но пора положить этому конец. В последние три недели я ощущаю постоянную головную боль и тошноту. Меня тошнит от этого притворства.
— Тогда перестань притворяться. Скажи ей, кто ты такая.
— Скажу.
— Когда? Чего ты ждешь?
— Хиппи? — Меня снова разобрал смех. — В жизни не слышала большей чуши!
— Хочешь сказать, что она святая благородного происхождения?
— А ты в это не веришь?
— Послушай, если моя профессия чему-то и учит, так это тому, что святых не бывает.
— Нет, бывают! Ты просто общаешься не с теми людьми!
— Можно подумать, что в последние недели ты общаешься с кем-то другим.
Я тупо уставилась на него.
— Энни, ты ужасно выглядишь. И ничем не напоминаешь ту чудесную девушку, с которой я познакомился на обручении Фионы.
— О, прости меня за то, что я не «мисс Вселенная». Ты уверен, что не спутал меня с Фионой? Это она веселая, красивая блондинка! А я — серая мышка с жидкими русыми волосами. Из тех, кого никто не замечает.
— Я тебя заметил. — Он смотрел мне прямо в глаза. Я потянулась за сумочкой.
— Энни, ты потеряла весь свой шарм и волю к жизни. Шарм? Это еще что? Как он смеет говорить мне комплименты, а потом опускать с небес на землю?
— Спасибо, Джерри. Любой девушке лестно услышать такое. Что она похожа на ведро с помоями.
— Я не говорил этого. Не выворачивай мои слова наизнанку.
— Ничего я не выворачиваю. Ты сам сказал, что я потеряла шарм и волю к жизни.
— Я говорил, что жизнь на Хейни-роуд не доведет тебя до добра. Теперь ты меня понимаешь?
Конечно, он был прав. Но я была не в том настроении, чтобы признать это. Я взяла пробковую салфетку, мокрую от пива, и начала проделывать в ней дырки, вызвав гнев тучного бармена, который не догадывался, что усы а-ля Сапатаnote 3 вышли из моды еще в шестидесятых.
— Энни, ты сердишься на меня?
Я отколупнула ногтем большой кусок пробки и положила его на стойку. Пусть только бармен попробует что-нибудь сказать!
— Я сержусь на самое себя.
— Не надо. В этой истории ты сторона пострадавшая.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, по-видимому, праведный судья и в самом деле был настоящей скотиной.
Я шлепнула изувеченную салфетку на стойку.
— Ты же сказал мне, что он был уважаемым человеком!
Джерри кивнул.
— Может быть, коллеги его и уважали. Но в управлении полиции придерживались другого мнения.
— Я не хочу этого слышать. Ты намекаешь, что он брал взятки?
— Утверждать не берусь. Однако в полиции его терпеть не могли.
Я перевела дух и засмеялась.
— Это меня не удивляет. Рози говорила, что он был старым ворчуном.
— Он был законченным подонком.
— Судья Верховного суда? А ты ждал чего-то другого?
— Нет. Но она вышла за него замуж. И была с ним до самого конца. С человеком, который был законченным подонком. Как по-твоему, что это может значить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Ты сама сказала, что она похожа на собственную дочь, как ее там…
— На Франческу. Но это ничего не доказывает. Так выглядят все девушки с длинными светлыми волосами. Если, конечно, эти волосы как следует начесать. — Я ткнула в снимок пальцем. — У миссис Бичем волосы совершенно прямые. Кому это и знать, как не мне? Только сегодня утром я помогала ей заплетать их во французскую косу.
— Почему ты так сердишься?
— Потому что ты вызвал меня сюда, пообещав сообщить что-то очень важное, а вместо этого показал фотографию каких-то хиппи. И в придачу заявил, что одна из них — женщина, с которой я провожу целые дни. Хотя ты ее и в глаза не видел.
— Я думал, ты работаешь только пять дней в неделю.
— Не умничай, Джерри. Миссис Бичем не имеет к этой фотографии никакого отношения. Она высокая, стройная женщина. А эта девушка… пухленькая. Кроме того, миссис Бичем не выносит запаха табачного дыма. Первое, о чем меня спросили, когда я переступила порог, это курю ли я. Она терпеть не может курильщиков. Считает это мерзкой привычкой. И думает, что ее следовало бы запретить законом.
— Но тогда она так не считала. — Он показал на сигарету в руке улыбавшейся девушки. Сигарета была размером с ракету. Даже на старом фото можно было различить струйку дыма, поднимавшуюся от ее кончика.
— Ты хочешь убедить меня, что она шлялась по всему миру, обкуривалась до одури и носила эту смешную одежду?
— Я не говорил, что она обкуривалась до одури.
— Ты только глянь на этот снимок! Разве нормальный человек наденет на себя такое?
— В семидесятом году это был последний крик моды.
— Это не она!
— А если и она, какая разница? Почему ты так кипятишься?
— Потому что… потому что я знаю ее и понимаю, на что ты намекаешь. Ты хочешь сказать, что она была хиппи, наркоманкой, спала с кем придется и родила ребенка, которого стыдилась. Вот почему она его бросила. Так вот, она не сделала бы ничего подобного. Во всяком случае, по до… по доброй воле. — Я начала заикаться, чего не делала с дошкольного возраста. — Она… она на это не способна.
— На что не способна? На то, чтобы спать с кем угодно? Или на то, чтобы бросить ребенка?
Я тяжело вздохнула.
— Тебе этого не понять. Она может быть кем угодно, но при этом останется леди. Изысканной. Утонченной. И кроме того… кроме того, она очень предана своим детям.
— Ты хочешь сказать, тем детям, которых она не бросила? — насмешливо посмотрел на меня Джерри.
— Зачем ты пытаешься причинить мне боль?
— Я пытаюсь не причинить тебе боль, а защитить тебя от этих людей. Я знаю эту породу. Когда нужно, они разыгрывают из себя либералов. Одеваются по последней моде. И даже притворяются хладнокровными. Но если попробуешь встать им поперек пути, тут же поймешь, из какого теста они сделаны. И бьюсь об заклад, это тебе не понравится.
Если бы он знал… Миссис Бичем не нужно было притворяться хладнокровной. Температура ее тела никогда не превышала минус десяти. Настоящая женщина-айсберг.
— Джерри, сделай мне одолжение. Брось это дело! — выпалила я.
— Бросить? Ты сама хотела, чтобы я провел расследование. Сама пришла ко мне за помощью.
— А теперь прошу прекратить его. Откуда я знала, что оно станет твоей манией?
— Моей манией?
— А как же еще это назвать? Ты звонишь мне днем и ночью и спрашиваешь: «Как успехи? Что нового ты узнала?»
— О господи! Я думаю, тебе лучше уйти. — Джерри поднес к губам стакан с виски.
— Извини, Джерри. Просто от этого… копания в ее жизни… во рту остается мерзкий привкус. Мне это не нравится.
— Я с самого начала предупреждал, что могу раскрыть то, что тебе не понравится. Но не делай из меня подонка. Что ты на меня набрасываешься?
— Я не набрасываюсь на тебя, — пошла я на попятный. — Просто с меня достаточно. Спасибо за то, что ты раскапываешь ее прошлое, но пора положить этому конец. В последние три недели я ощущаю постоянную головную боль и тошноту. Меня тошнит от этого притворства.
— Тогда перестань притворяться. Скажи ей, кто ты такая.
— Скажу.
— Когда? Чего ты ждешь?
— Хиппи? — Меня снова разобрал смех. — В жизни не слышала большей чуши!
— Хочешь сказать, что она святая благородного происхождения?
— А ты в это не веришь?
— Послушай, если моя профессия чему-то и учит, так это тому, что святых не бывает.
— Нет, бывают! Ты просто общаешься не с теми людьми!
— Можно подумать, что в последние недели ты общаешься с кем-то другим.
Я тупо уставилась на него.
— Энни, ты ужасно выглядишь. И ничем не напоминаешь ту чудесную девушку, с которой я познакомился на обручении Фионы.
— О, прости меня за то, что я не «мисс Вселенная». Ты уверен, что не спутал меня с Фионой? Это она веселая, красивая блондинка! А я — серая мышка с жидкими русыми волосами. Из тех, кого никто не замечает.
— Я тебя заметил. — Он смотрел мне прямо в глаза. Я потянулась за сумочкой.
— Энни, ты потеряла весь свой шарм и волю к жизни. Шарм? Это еще что? Как он смеет говорить мне комплименты, а потом опускать с небес на землю?
— Спасибо, Джерри. Любой девушке лестно услышать такое. Что она похожа на ведро с помоями.
— Я не говорил этого. Не выворачивай мои слова наизнанку.
— Ничего я не выворачиваю. Ты сам сказал, что я потеряла шарм и волю к жизни.
— Я говорил, что жизнь на Хейни-роуд не доведет тебя до добра. Теперь ты меня понимаешь?
Конечно, он был прав. Но я была не в том настроении, чтобы признать это. Я взяла пробковую салфетку, мокрую от пива, и начала проделывать в ней дырки, вызвав гнев тучного бармена, который не догадывался, что усы а-ля Сапатаnote 3 вышли из моды еще в шестидесятых.
— Энни, ты сердишься на меня?
Я отколупнула ногтем большой кусок пробки и положила его на стойку. Пусть только бармен попробует что-нибудь сказать!
— Я сержусь на самое себя.
— Не надо. В этой истории ты сторона пострадавшая.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, по-видимому, праведный судья и в самом деле был настоящей скотиной.
Я шлепнула изувеченную салфетку на стойку.
— Ты же сказал мне, что он был уважаемым человеком!
Джерри кивнул.
— Может быть, коллеги его и уважали. Но в управлении полиции придерживались другого мнения.
— Я не хочу этого слышать. Ты намекаешь, что он брал взятки?
— Утверждать не берусь. Однако в полиции его терпеть не могли.
Я перевела дух и засмеялась.
— Это меня не удивляет. Рози говорила, что он был старым ворчуном.
— Он был законченным подонком.
— Судья Верховного суда? А ты ждал чего-то другого?
— Нет. Но она вышла за него замуж. И была с ним до самого конца. С человеком, который был законченным подонком. Как по-твоему, что это может значить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82