— Есть у тебя что-нибудь сладкое? — каким-то тихим и смертельно усталым голосом попросил он.
— Только сахар в коробке, — извиняющимся тоном сказала Мышка. — Конфеты после прошлой выписки все съели, а новых больных еще не выписывали, поэтому подарков нет. А пирожные я сегодня не успела купить, дежурила.
Аркадий вздохнул, сунул в рот кусок сахара.
— Горечь какая во рту! Так противно! — пожаловался он. Выплюнул сахар и вытянул из пачки сигарету.
— Это у вас от курения! — грустно вздохнула Мышка. Владик Дорн сегодня с утра совершенно не обращал на нее никакого внимания. Даже не поздоровался. «Что это с ним? — думала она. — Зол и рассеян… События в отделении его явно не занимают, значит, что-то домашнее…» При мысли о его семейной жизни что-то тревожное и сладкое разлилось у Мышки в груди.
— Ну, что твое обезьянье дерево? — Барашков по привычке стряхнул пепел с сигареты в цветочный горшок. — Загибается? — Дерево действительно не особенно изменилось с Тининых времен, хоть Мышка его и пересадила в другой, стильный, горшок и регулярно подкармливала.
— Помнишь, Ашот хотел на нем эксперимент поставить. Если хорошо будет расти — к деньгам, а если плохо… Не видать нам, значит, благоденствия! — горько усмехнулся Аркадий.
Мышка листала книжку, чтобы вызвать к Тине специалиста на консультацию.
— Так вы будете консультацию оплачивать? — подняла она на Барашкова круглые глаза.
— Сказал же, что буду. Давай звони. — Аркадий развернулся к окну и наблюдал, как с торца к больнице подбирается очередная «скорая помощь», а на площадке парковки не может найти себе места тяжелый джип. — Все жалуемся, что плохо живем, — усмехнулся Аркадий. — Скоро люди пешком в больницу ходить не будут. Больница якобы для бедных, а посмотри, сколько хороших машин стоит на стоянке! — сказал он Мышке. Но та не слышала, разговаривала по телефону. — И ведь далеко не все, сволочи, хотят платить за лечение! — разглагольствовал тем временем Аркадий. — Сами наворовали бог знает чего и сколько, а качают права — подайте нам полноценную и бесплатную медицину! Этому надо бабушку положить, другому — племянника. Сделайте нам красиво, «как во всем цивилизованном мире», говорят! А что во всем цивилизованном мире эта якобы бесплатная медицинская помощь финансируется из налогов» — этого они знать не хочут! — Аркадий специально сделал ошибку в последнем слове и развернулся к Мышке. Лицо у него было перекошено, подбородок трясся то ли от злости, то ли от горя. Тут и Мышка поняла, что с Аркадием творится что-то неладное. «Что это с ними сегодня со всеми? — подумала она. — Дорн не разговаривает, и этот бог знает какой…»
— Что с вами? — спросила она участливо-осторожно. — У вас лично ничего не произошло?
— Произошло, — ответил Барашков. — Произошло то, что Ашот Гургенович Оганесян, прилетевший вчера из Америки, сегодня не приходит в сознание у нас в третьей хирургии после операции по поводу травматического разрыва печени и селезенки и внутреннего кровотечения. Еще у него травма головы и глаза.
Барашков сжал оба кулака и стукнул костяшками по прекрасному, под мрамор сделанному подоконнику.
— Как? — встала со своего места Мышка.
— Так! — сказал Аркадий. — Очевидно, вчера поздно вечером он шел сюда, в больницу. Был избит на улице какими-то подонками. Возможно, с целью ограбления. Доставлен случайным прохожим. Прооперирован экстренно ночью дежурными докторами. При нем были документы. Сегодня утром заведующий хирургией пришел на работу и по документам узнал его. В лицо Ашота было узнать невозможно. Заведующий хирургией позвонил мне.
— Так что же вы к нему не идете? — спросила Мышка. — Вы же можете там помочь?
— А я там был! — с какой-то странной интонацией ответил ей Барашков. Он развернулся к ней всем телом, и Мышке показалось, что он сейчас может ударить ее. — Но только чем я теперь могу там помочь?
Мышка поняла. Она приоткрыла маленький рот и с ужасом смотрела на Барашкова. Ей стало жалко его, жалко Ашота, жалко Тину, жалко Дорна, жалко всех и жалко себя. Она бы пожалела весь мир, но что она могла сделать конкретно? Она почувствовала себя маленькой девочкой, взвалившей на плечи непомерный груз.
— Кто я там такой? — раздельно, с издевкой проговорил Аркадий. — Раньше в больнице было одно отделение реанимации на всех. Мы были здесь хозяева. Мы лечили здесь больных так, как считали нужным. И к нам никто не совался с советами, нам никто не мешал. Теперь этого отделения нет. Вместо него ты, — он подчеркнул это «ты» еще раз и ткнул прямым белым пальцем в Мышку, — ты решила сделать отделение, в котором можно зарабатывать деньги. Поэтому мы живем отдельно от больницы. Хирурги, окулисты и прочие оперирующие специалисты выкрутились тем, что каждый у себя сделал палату, где лежат послеоперационные больные. Кто их там лечит, как и чем, мы понятия не имеем. Как не имеем и никакого влияния. Будем надеяться, что лечат больных там хорошо. Хотя по штату ни в одном из этих отделений специалист-реаниматолог не положен. Значит, они выкручиваются своими силами. Конечно, они обращаются иногда к нам. Но обращаются по своему желанию. А если такого желания у них нет?
Мышка уже знала, что он скажет дальше. Она села за свой стол, уткнула лицо в ладони.
— И вот прихожу в это отделение я, реаниматолог Барашков. И что, как ты думаешь, говорит мне дежурный врач, когда я начинаю там толкаться и лезть со своими, пускай и грамотными, советами? — Мышка молчала, да он и не ждал от нее ответа. Он закончил сам: — Они говорят мне: «Дорогой друг! Когда вы забирали от нас больных в свое отделение, мы не мешали вам работать. Вы лечили больных, вы за них отвечали. Теперь и вы не мешайте нам! Вы улучшаете свое благосостояние, а мы выполняем вашу работу. За больного доктора здесь отвечает наш врач, и пусть он и лечит его так, как считает нужным». И я уверен, — добавил с горечью Барашков, — что про себя они думают: «А не пошел бы ты, Барашков, отсюда к чертовой матери?»
Сейчас мы не можем повлиять на состояние Ашота. Завтра мы не сможем повлиять на состояние Тины, — с горечью продолжал он. — А ты тут сидишь, — он опять указал пальцем на Мышку, — во всей этой красе, и думаешь, что так и надо?
— А что мне надо делать? — подняла из ладоней заплаканное лицо Маша. — Если хотите, я пойду к главному врачу, попрошу, чтобы он временно откомандировал вас в третью хирургию к Ашоту. Правда, я никогда не слышала, чтобы так кто-то делал.
— А так никто никогда и не делал, — ответил Аркадий. — Отделение — это живой организм. Что это будет, если врачей станут дергать туда-сюда как марионеток?
— Но вы хоть видели, как его лечат? — спросила Мышка.
— Почти нет. — Аркадий вздохнул, стал опять тереть кулаком о кулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149