Он принялся быстро разгребать камни, породу и пыль у самого основания кирпичной стенки и довольно быстро углубился примерно на фут. Потом взял лампу за нижнюю часть и, стараясь держать ее так, чтобы пламя не вырвалось за пределы сетки, медленно опустил ее в открытое углубление, поставив по возможности вертикально, без наклона. Пока он все это проделывал, у него даже обгорели волосы на кисти руки. Бэтти все понял. С не меньшей осторожностью он проделал то же самое со своей лампой, и теперь обе они стояли рядышком в тесном углублении — два ярких голубых острия, увенчанные красными проволочными сетками.
Примерно с минуту оба язычка продолжали гореть как и прежде, потом задрожали и стали уменьшаться, причем снизу вверх, а не наоборот. Проволочные сетки тоже начали тускнеть: из ярко-красных они стали вначале золотистыми, а затем серыми. Первое пламя поглотило себя, как будто задохнувшись в клубе собственных копоти и дыма. Второе захлебнулось секундой позже, оставив Блэара и Бэтти в кромешной тьме.
— Ни одному джентльмену подобное и в голову бы не пришло, — проговорил Бэтти.
Только тут Блэар услышал, что Леверетт отчаянно выкрикивает его имя: он и думать забыл об управляющем. Шахтеры тоже окликали их. Блэар и Бэтти, не чувствуя собственных одеревеневших тел и будто плывя по черному мелководью, поползли на звуки их голосов.
Глава шестая
«Хэнни-холл» был едва различим за зелеными ветвями. Между торчащими корнями деревьев росли целые поляны фиалок. Их цвет показался Блэару насыщенным, как у полированных драгоценных камней, — у него всегда так менялось восприятие цвета после каждого спуска в шахту. У большинства шахтеров тоже возникали подобные ощущения, и иногда Блэару казалось даже благословением, что шахтеры спускаются в забой и поднимаются оттуда затемно, не испытывая дополнительных чувственных мук, вызванных обостренным ощущением и пониманием того, сколь же многого они, оказывается, лишены.
Блэар прошел неширокой, обрамленной тиссами аллеей, обогнул заросший лилиями пруд и вышел к оранжерее — павильону из стекла и железа, выстроенному в восточном стиле. Сделав лишь шаг, чтобы переступить порог, Блэар мгновенно оставил за дверью холодную Англию и оказался во влажном, душном мире пальм, манговых и хлебных деревьев. Цвели розовые гибискусы. С заросших мхом деревьев свешивались крапчатые орхидеи. Узкая дорожка, благоухающая цветами жасмина и апельсина, вела к садовому столику, за которым восседал епископ Хэнни; перед ним лежали газеты и стояла чашка кофе по-турецки. Одетый в легкую полотняную рубашку, Хэнни напоминал наместника, наслаждающегося прелестями колониального бытия. Вокруг него негромко и неназойливо кипела жизнь: садовники постукивали по горшкам, стараясь по звуку определить, не пересыхают ли корни папоротника, работники поливали растения из длинных, как ружья, опрыскивателей. Финиковые пальмы простерли над головой епископа широкие, как опахала, листья.
— Не хватает только летучих мышей, что живут в тропических садах, — заметил Блэар.
Хэнни посмотрел на Блэара долгим изучающим взглядом:
— Леверетт говорит, что вы с ним спускались в шахту. Он вернулся оттуда в таком виде, будто побывал в катастрофе. Я разрешил вам посетить шахту, а не устраивать в ней розыск. Чем, черт возьми, вы там занимались?
— Тем, для чего вы меня наняли.
— Я просил вас найти Джона Мэйпоула.
— Именно этим я и занимался.
— В шахте?
— Неужто вам не приходила в голову такая возможность? — спросил Блэар. — По странному стечению обстоятельств викарий исчезает в тот самый день, когда на вашей шахте погибают семьдесят шесть человек, и, на ваш взгляд, эти два события никак не связаны друг с другом? Тогда зачем же для розысков пропавшего вы нанимаете горного инженера? По-моему, вы совершенно ясно дали мне понять, откуда я должен начинать поиски: вот я туда и отправился.
На достаточном удалении от них мальчик опрыскивал банановую пальму. В пелене воды образовалась радуга; казалось, каждая капелька искрится, сверкает и переливается всеми мыслимыми цветами и оттенками.
— И что же, удалось вам найти Мэйпоула? — спросил Хэнни.
— Нет.
— Значит, Мэйпоул никогда не спускался в шахту?
— Этого я не могу утверждать. Бэтти, ваш смотритель работ, — хороший специалист, но он не в состоянии лично проверять каждого, кто спускается в клети вниз перед началом смены. К тому же лица всех этих людей постоянно черны.
— Все, кто там работает, выросли вместе. Они и в темноте друг друга узнают.
— Но там есть и временные рабочие, не местные, которых нанимают только на день, никто даже имен их не знает. Приезжие из Уэльса, Ирландии, откуда угодно. Они добираются до Уигана, находят где-нибудь койку и приглашаются искать работу. Мэйпоул ведь проповедовал им наверху, не спускаясь в шахту, верно?
— Он был истинный фанатик, — ответил Хэнни. — Хуже любого методиста.
— Ну так почему не предположить, что он мог отправиться проповедовать и под землю? Вернувшись из шахты, я в который раз перечитал, что писали тогда газеты. Двенадцать погибших были из числа рабочих, нанимаемых на один день. Еще десять тел очень сильно обгорели. Возможно, среди них был и Мэйпоул, но без эксгумации тел установить это невозможно.
— Блэар! Люди в Уигане не ждут от жизни ничего, кроме достойных похорон. Шахтеры экономят на всем, лишь бы, когда они умрут, их повезли на приличном катафалке, запряженном черными лошадьми под черными попонами. А вы хотите, чтобы епископ занялся откапыванием тех, кто совсем недавно ушел в мир иной?!
— Если Мэйпоул действительно лежит в одной из этих могил, то чем скорее мы откопаем его, тем лучше.
— Чудесная перспектива! Последний бунт случился в Уигане двадцать лет назад. Шахтеры тогда разграбили весь город, а полицейские укрылись в местной тюрьме, заперлись там и сидели, пока не подоспели отряды ополчения. И все это, замечу вам, случилось из-за такой чепухи, как размер зарплаты, а вовсе не по причине осквернения могил.
— А может быть…
— Может быть, что?
— Может быть, Мэйпоул просто удрал и сейчас с удовольствием транжирит ваш Библейский фонд где-нибудь в Нью-Йорке или в Новом Южном Уэльсе. В таком случае я его никогда не отыщу. Но сейчас вы по крайней мере одно знаете точно: в вашей шахте его нет. Именно это, насколько я понимаю, вы и хотели выяснить. Вам не хотелось снова начинать расследование взрыва на шахте, но тем более не хотелось, чтобы кто-нибудь наткнулся под землей на труп викария. Вот вы и нацелили меня на то, чтобы я выяснил, там он или нет, и добились этого весьма просто — приказали бедняге Леверетту утаить от меня информацию, на которую я наверняка легко выйду сам. Были уверены: стоит только мне узнать, что в тот же день был взрыв и погибли семьдесят шесть человек, я сам приду к нужным вам умозаключениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Примерно с минуту оба язычка продолжали гореть как и прежде, потом задрожали и стали уменьшаться, причем снизу вверх, а не наоборот. Проволочные сетки тоже начали тускнеть: из ярко-красных они стали вначале золотистыми, а затем серыми. Первое пламя поглотило себя, как будто задохнувшись в клубе собственных копоти и дыма. Второе захлебнулось секундой позже, оставив Блэара и Бэтти в кромешной тьме.
— Ни одному джентльмену подобное и в голову бы не пришло, — проговорил Бэтти.
Только тут Блэар услышал, что Леверетт отчаянно выкрикивает его имя: он и думать забыл об управляющем. Шахтеры тоже окликали их. Блэар и Бэтти, не чувствуя собственных одеревеневших тел и будто плывя по черному мелководью, поползли на звуки их голосов.
Глава шестая
«Хэнни-холл» был едва различим за зелеными ветвями. Между торчащими корнями деревьев росли целые поляны фиалок. Их цвет показался Блэару насыщенным, как у полированных драгоценных камней, — у него всегда так менялось восприятие цвета после каждого спуска в шахту. У большинства шахтеров тоже возникали подобные ощущения, и иногда Блэару казалось даже благословением, что шахтеры спускаются в забой и поднимаются оттуда затемно, не испытывая дополнительных чувственных мук, вызванных обостренным ощущением и пониманием того, сколь же многого они, оказывается, лишены.
Блэар прошел неширокой, обрамленной тиссами аллеей, обогнул заросший лилиями пруд и вышел к оранжерее — павильону из стекла и железа, выстроенному в восточном стиле. Сделав лишь шаг, чтобы переступить порог, Блэар мгновенно оставил за дверью холодную Англию и оказался во влажном, душном мире пальм, манговых и хлебных деревьев. Цвели розовые гибискусы. С заросших мхом деревьев свешивались крапчатые орхидеи. Узкая дорожка, благоухающая цветами жасмина и апельсина, вела к садовому столику, за которым восседал епископ Хэнни; перед ним лежали газеты и стояла чашка кофе по-турецки. Одетый в легкую полотняную рубашку, Хэнни напоминал наместника, наслаждающегося прелестями колониального бытия. Вокруг него негромко и неназойливо кипела жизнь: садовники постукивали по горшкам, стараясь по звуку определить, не пересыхают ли корни папоротника, работники поливали растения из длинных, как ружья, опрыскивателей. Финиковые пальмы простерли над головой епископа широкие, как опахала, листья.
— Не хватает только летучих мышей, что живут в тропических садах, — заметил Блэар.
Хэнни посмотрел на Блэара долгим изучающим взглядом:
— Леверетт говорит, что вы с ним спускались в шахту. Он вернулся оттуда в таком виде, будто побывал в катастрофе. Я разрешил вам посетить шахту, а не устраивать в ней розыск. Чем, черт возьми, вы там занимались?
— Тем, для чего вы меня наняли.
— Я просил вас найти Джона Мэйпоула.
— Именно этим я и занимался.
— В шахте?
— Неужто вам не приходила в голову такая возможность? — спросил Блэар. — По странному стечению обстоятельств викарий исчезает в тот самый день, когда на вашей шахте погибают семьдесят шесть человек, и, на ваш взгляд, эти два события никак не связаны друг с другом? Тогда зачем же для розысков пропавшего вы нанимаете горного инженера? По-моему, вы совершенно ясно дали мне понять, откуда я должен начинать поиски: вот я туда и отправился.
На достаточном удалении от них мальчик опрыскивал банановую пальму. В пелене воды образовалась радуга; казалось, каждая капелька искрится, сверкает и переливается всеми мыслимыми цветами и оттенками.
— И что же, удалось вам найти Мэйпоула? — спросил Хэнни.
— Нет.
— Значит, Мэйпоул никогда не спускался в шахту?
— Этого я не могу утверждать. Бэтти, ваш смотритель работ, — хороший специалист, но он не в состоянии лично проверять каждого, кто спускается в клети вниз перед началом смены. К тому же лица всех этих людей постоянно черны.
— Все, кто там работает, выросли вместе. Они и в темноте друг друга узнают.
— Но там есть и временные рабочие, не местные, которых нанимают только на день, никто даже имен их не знает. Приезжие из Уэльса, Ирландии, откуда угодно. Они добираются до Уигана, находят где-нибудь койку и приглашаются искать работу. Мэйпоул ведь проповедовал им наверху, не спускаясь в шахту, верно?
— Он был истинный фанатик, — ответил Хэнни. — Хуже любого методиста.
— Ну так почему не предположить, что он мог отправиться проповедовать и под землю? Вернувшись из шахты, я в который раз перечитал, что писали тогда газеты. Двенадцать погибших были из числа рабочих, нанимаемых на один день. Еще десять тел очень сильно обгорели. Возможно, среди них был и Мэйпоул, но без эксгумации тел установить это невозможно.
— Блэар! Люди в Уигане не ждут от жизни ничего, кроме достойных похорон. Шахтеры экономят на всем, лишь бы, когда они умрут, их повезли на приличном катафалке, запряженном черными лошадьми под черными попонами. А вы хотите, чтобы епископ занялся откапыванием тех, кто совсем недавно ушел в мир иной?!
— Если Мэйпоул действительно лежит в одной из этих могил, то чем скорее мы откопаем его, тем лучше.
— Чудесная перспектива! Последний бунт случился в Уигане двадцать лет назад. Шахтеры тогда разграбили весь город, а полицейские укрылись в местной тюрьме, заперлись там и сидели, пока не подоспели отряды ополчения. И все это, замечу вам, случилось из-за такой чепухи, как размер зарплаты, а вовсе не по причине осквернения могил.
— А может быть…
— Может быть, что?
— Может быть, Мэйпоул просто удрал и сейчас с удовольствием транжирит ваш Библейский фонд где-нибудь в Нью-Йорке или в Новом Южном Уэльсе. В таком случае я его никогда не отыщу. Но сейчас вы по крайней мере одно знаете точно: в вашей шахте его нет. Именно это, насколько я понимаю, вы и хотели выяснить. Вам не хотелось снова начинать расследование взрыва на шахте, но тем более не хотелось, чтобы кто-нибудь наткнулся под землей на труп викария. Вот вы и нацелили меня на то, чтобы я выяснил, там он или нет, и добились этого весьма просто — приказали бедняге Леверетту утаить от меня информацию, на которую я наверняка легко выйду сам. Были уверены: стоит только мне узнать, что в тот же день был взрыв и погибли семьдесят шесть человек, я сам приду к нужным вам умозаключениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123