— Что вы сказали? — угрожающим тоном спросил Эрншоу.
Блэар сделал неопределенный жест в сторону дома:
— Я только сказал, что эти женщины должны прекрасно себя здесь чувствовать.
— Если бы вы были реформатором или педагогом, возможно, мисс Хэнни и проявила бы интерес к вашему мнению. Но, поскольку вы сами признались, что помогали торговцам живым товаром, ваша точка зрения здесь никому не требуется.
— Ничего подобного, — возразила Шарлотта Хэнни. — Уж раз мистер Блэар такой развращенный человек, его мнение тем более ценно. Блэар, исходя из своего обширного опыта, скажите, что может лучше заставить молодую женщину терпеть нужду и сексуальные унижения: способность к самостоятельным суждениям или, как утверждает господин Эрншоу, обучение домоводству, после которого у нищей и невежественной служанки возникает желание принести своему хозяину бренди в постель?
«А она действительно необычна, — подумал про себя Блэар. — Чем-то напоминает тех воробьев, что иногда нападают в саду на людей».
— У меня никогда не было прислуги, — ответил он.
— Ну должны же были у вас в Африке быть служанки. И вы наверняка пользовались их услугами.
«Неужели до нее уже дошли Розины сплетни», — подумал Блэар.
— Простите, не довелось.
— Но ведь у вас репутация человека, который все, от страусиных яиц до мяса змеи, непременно должен попробовать хотя бы раз. Говорят, что ни один мужчина в Англии не знает об африканках столько, сколько вы. Господин Эрншоу, который ничего не знает ни об африканках, ни об англичанках, полагает противоестественным, когда женщина получает большее образование, чем этого требует ее положение в обществе.
— Такое образование заставит ее разочароваться в своем положении и сделает ее несчастной, — пояснил Эрншоу. — Это несправедливо по отношению к ней и вредно для Англии.
— Как Бог, он предлагает создать женщину, которая годилась бы только для одной роли. А как политик, он берет на себя смелость выступать от имени всей Англии, тогда как по сути представляет лишь тех, у кого есть право голоса, — мужчин.
— Позвольте, какое все это имеет отношение к Блэару? — обиделся Эрншоу.
— Блэар, — обратилась к нему Шарлотта, — есть ли где-нибудь еще в мире племя, где бы женщин унижали так же всесторонне и последовательно, как в Англии?
— В любой мусульманской стране, мисс Хэнни. Там всюду многоженство, и везде женщины ходят, одетые в какие-то балахоны, — возразил Эрншоу.
— А в Англии закон разрешает мужчине бить свою жену, насильно навязывать ей исполнение супружеских обязанностей и распоряжаться ее имуществом как своим собственным. Вы бывали в Африке, Блэар. Может ли самый последний мусульманин по закону делать подобное?
— Нет.
— Вот вам свидетельство человека, бесчестно пользовавшегося женщинами всех рас. Какое еще доказательство вам нужно? — воскликнула Шарлотта. — Сам дьявол подтверждает!
Она двинулась вперед и, остановившись у следующей группы торчавших из земли голых стеблей, обратилась к садовнику:
— Что у нас здесь, Джозеф?
— Чайные розы, мэм. «Карье», розовая. «Вибер», кипельно-белая. «Генерал Жак-Мино», красная. Хочу их подкормить. — Он указал на мешок, который держал в руках. — Коровий навоз с землей и костной мукой. Отлично получится, мэм.
Белые, красные, желтые, розовые — да, цветник здесь со временем будет великолепный. Что же касается Шарлотты, Блэар не сомневался, что она и в будущем останется такой же, какой уже успела стать в свои молодые годы: словно закованной в броню и утыканной колючими шипами.
— Оливер, а что это вы перевязаны, как ветеран крымской войны? — бросила она через плечо.
— Спускался вчера с Блэаром в шахту.
— Радуйтесь, что вы не женщина.
— Мисс Хэнни, почему вы меня не любите? — спросил Блэар. — По-моему, я ничем не заслужил такого презрения.
— Мистер Блэар, если вы обнаружите на лепестке цветка слизняка, вы ему долго позволите там находиться?
— Я не сделал ничего…
— Вы здесь. Я вам не велела приходить сюда, и тем не менее вы заявились. Одно из двух: вы или дурно воспитаны, или у вас плохо со слухом.
— Ваш отец…
— Мой отец постоянно грозится закрыть «Дом для падших женщин» при первых признаках скандала и тем не менее готов нанять вас, человека, способного растратить Библейский фонд. Эта история всем известна, как хорошо известно и о ваших непристойных привычках, и о черных гаремах. Отец остановил на вас выбор вовсе не потому, что у вас выдающиеся сыскные способности, а потому, что на двух континентах вас считают наимерзейшей личностью. Он выбрал именно вас потому, что такой выбор оскорбляет Джона Мэйпоула и меня.
— Вот как? — Блэар почувствовал брешь в паутине, сотканной трудолюбивым паучком. — И где же, по вашему мнению, находится Джон Мэйпоул?
Шарлотта опустила ножницы в карман юбки и обернулась к Эрншоу:
— Пожалуй, выскажу ему все, и покончим с этим раз и навсегда, иначе он привяжется и будет таскаться за нами, словно коммивояжер с вонючей сигаретой. — Она повернулась к Блэару и очутилась с ним лицом к лицу. — Я понятия не имею, где в настоящий момент находится преподобный Джон Мэйпоул. И пока не доказано иное, исхожу из того, что с ним все в порядке и что он сообщит о причинах своего отсутствия, когда сочтет нужным. А до тех пор я буду продолжать работу, которую мы начинали вместе, ни минуты не сомневаясь, что рано или поздно он вернется.
— Последний раз его видели в среду. Обычно по средам он навещал «Дом для женщин». В тот день вы его здесь видели?
— Нет. Так случилось, что в тот день я была больна.
— У мисс Хэнни очень хрупкое здоровье, — пояснил Леверетт.
На Блэара она не производила впечатления хрупкой. Невысокая, неширокая в кости, но не хрупкая.
— Когда вы его видели в последний раз? — спросил Блэар.
— В воскресенье, во время службы.
— Звучит романтично. И с тех пор не перекинулись с ним ни единым словом?
— Нет.
— Он рассказывал вам о своих посещениях шахт? Шахты Хэнни?
— Нет.
— О шахтерках, которые там работают?
— Нет.
— Не делился недовольством, что ему не разрешают отправлять службы непосредственно в шахте?
— Нет.
— Он ведь любил проповедовать, да? При каждой возможности?
— Он считал это своим призванием, — ответила Шарлотта.
— И стремился стать частью рабочего класса, слиться с рабочими хотя бы на время проповеди. Он не говорил о шахтере по имени Билл Джейксон?
— Нет.
— Он не страдал меланхолией?
— Нет.
— Он любил побродить один за городом? Купаться в канале? Погулять в одиночестве по терриконам, пройтись вдоль обрыва?
— Нет. Единственным его развлечением было регби, и этим он занимался, чтобы быть ближе к людям.
— Если не считать церковных служб и встреч по работе здесь, вы с ним нечасто виделись, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123