Но ей неудобно разговаривать здесь с вами, когда мужчины будут подниматься из шахты.
— Тогда встретимся в городе.
— Нет. Лучше всего на Кэнэри-вуд. Это та рощица, что ближе других к шахте. Она вас там будет ждать, после работы.
— Если она не придет, я найду ее в Уигане.
— Роза придет.
Казалось, Фло была довольна результатами переговоров.
— Мне нужно работать, — неожиданно, словно испугавшись сказать лишнее, проговорила Фло.
— Нужно — значит нужно.
— Пока.
Фло двинулась к сортировочной ленте. Она была слишком крупной, однако, чтобы ускользнуть от него легкой поступью, и ни платок, ни черные пятна угольной пыли на лице не смогли скрыть того удовлетворения, что сквозило в ее прощальном взгляде.
Блэар прошел уже полпути назад до Уигана, когда внезапно остановился. Дорога тянулась по большей части среди полей, черных от свежевспаханной земли. Изначальное намерение Блэара заключалось в том, чтобы разыскать вдову, миссис Джейксон: если верить дневнику Мэйпоула, викарий заходил к ней в день своего исчезновения. Правда, были люди, которые видели преподобного и позднее, но, возможно, викарий сказал этой женщине что-нибудь заслуживающее внимания.
Блэар даже не сразу понял, что стоит на месте; он остановился так резко и неожиданно, как будто ноги его внезапно обессилели. Сейчас он видел перед собой не черные поля, а бьющуюся на подвеске пони. Ее захлестывал страх, черный, словно зев шахты, но это не был страх перед падением в ствол. В том, как билась кобылка, мотая во все стороны головой и напрягая все силы, чтобы освободиться, был ужас перед чем-то неизмеримо худшим. Вызванный этим ужасом лошадиный пот все еще покрывал его.
Блэар обнаружил, что стоит на земле, на коленях. Но то, что он сейчас испытывал, не было приступом малярии. Лошадь исчезла, ее вытеснило воспоминание о колесном пароходе, пробивавшемся куда-то в расщелине между черным морем и серым небом. Хриплое шипение волн соперничало с неровными шлепками колес по воде, и судно то немного продвигалось вперед, то застывало, тяжело и неуклюже барахтаясь на месте, то снова делало рывок вперед. Капитан старался держать раскрытую Библию так, чтобы можно было хоть что-то прочесть на ветру, таком сильном, что от него развевались даже бороды матросов. Шесть моряков держали на плечах доску с телом, завернутым в муслиновую простыню. Потом они приподняли дальний конец доски, и тело скользнуло с нее в воздух, словно бескрылый ангел. Маленький мальчик подтянулся и повис на ограждавших борт перилах, чтобы лучше видеть, что будет дальше.
У поверхности воды полет ангела закончился. Конец простыни зацепился за доску, ткань сорвалась с тела и раскрутилась, образовав огромную, бившуюся на ветру белую дугу, другим своим концом привязанную к телу. Пароход, зарываясь в морскую пену, шел вперед, и тело накрыло волной, но оно всплыло, тканью его притянуло к судну, оно ударилось о борт, погрузилось в волну, снова показалось на поверхности. Поскольку к телу был прикреплен свинцовый груз, мальчику были хорошо слышны удары о борт.
Один из матросов обрубил ткань ножом. Освободившись, простыня мгновенно вытянулась по ветру и постепенно, виток за витком, опала на воду. Тело, накрытое пенной волной, быстро исчезло из виду, хотя мальчику казалось, что какое-то время он еще видел простыню на воде. Блэар, шахтер-золотодобытчик, с которым мальчик и его мать познакомились на пароходе, потрепал мальчика по голове и произнес: «Ничего, бывает». Потом, по мере того как Джонатан подрастал и становился взрослым, ему суждено было узнать, что подобные вещи случаются сплошь и рядом.
Не поднимаясь с колен, Блэар склонился к земле и всхлипнул. — «Проклятая пони», — проговорил он про себя. Пиджак, накинутый пони на голову и порывисто треплющийся во все стороны, заставил его вспомнить о зацепившейся за доску простыне. А клеть, раскачивавшаяся на тросах, напомнила об ударах о борт корабля. Блэар забыл уже, когда он в последний раз плакал, но сейчас мучительные воспоминания рвались наружу, требуя какого-то выхода. Чертова пони!
— Вы себя хорошо чувствуете?
Блэар поднял голову. Сквозь еще застилающие глаза слезы он разглядел коляску и сидевшего в ней Леверетта. Блэар даже не слышал, как тот подъехал.
— Вполне.
— Вы, кажется, чем-то расстроены.
— Леверетт, вы поразительно тонкий наблюдатель. — Опасаясь, что у него могут хлынуть слезы из глаз, Блэар, не поднимаясь с колен, опустился набок и перекатился на спину. От этого упражнения ребра его застонали так, словно им никогда не приходилось заниматься ничем подобным. «Шел себе спокойно, — злился он, — ни с того, с сего вспомнил эти похороны в море и вдруг, неожиданно для себя, чуть не превратился в фонтан слез!»
— Помочь вам подняться?
— Если хотите мне помочь, скажите, что меня уволили и что семейство Хэнни больше не нуждается в моих услугах.
— Наоборот, епископ говорит, что весьма доволен вашей работой. И хочет, чтобы вы и дальше продолжали в том же духе.
— А что насчет Шарлотты Хэнни? — Блэар сел. — Сказал, чтобы я держался от нее подальше?
— Напротив. Епископ хочет, чтобы вы поговорили с ней еще раз.
— Вы рассказали ему, что произошло?
— Да, и он сказал, что вам следует подставить другую щеку.
Блэар рассмеялся сквозь слезы, и Леверетт добавил:
— И еще епископ сказал, что если вы не расположены будете поступить подобным образом, то защищайтесь от нападения так, как сочтете нужным.
— Епископ так сказал?! А он знает, что его дочь не выносит даже одного моего вида?
— Я рассказал ему о том, что произошло. Шарлотта и Эрншоу еще раньше сообщили ему все во всех подробностях. Так что неприятный эпизод в саду получил всестороннее освещение.
«Эпизод в саду! Чисто английский способ описания чего угодно, от убийства до газоиспускания», — подумал Блэар. Он заставил себя подняться.
— Хэнни явно не в себе, — проговорил он.
— Епископ сказал, что исчезновение преподобного Мэйпоула, слишком неотложное и важное дело, и никакие соображения личного порядка не должны мешать вашему расследованию. Кажется, он сейчас убежден более чем когда бы то ни было, что вы как раз тот человек, кто способен наилучшим образом справиться с этим делом. Он сказал, что, возможно, вы даже получите премиальные.
Блэар со злостью забросил саквояж в коляску, вскарабкался сам и уселся рядом с Левереттом.
— Не нужно мне никаких премиальных, и я понятия не имею, как справиться с «этим делом». Мун, ваш начальник полиции, считает, что Мэйпоула никогда не найдут. Возможно, он прав.
— Вы что, ездили верхом? — Леверетт потянул носом воздух. — Вас лошадь сбросила?
Блэар подумал над вопросом, потом ответил:
— Что-то в этом роде.
В гостинице Блэар переоделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
— Тогда встретимся в городе.
— Нет. Лучше всего на Кэнэри-вуд. Это та рощица, что ближе других к шахте. Она вас там будет ждать, после работы.
— Если она не придет, я найду ее в Уигане.
— Роза придет.
Казалось, Фло была довольна результатами переговоров.
— Мне нужно работать, — неожиданно, словно испугавшись сказать лишнее, проговорила Фло.
— Нужно — значит нужно.
— Пока.
Фло двинулась к сортировочной ленте. Она была слишком крупной, однако, чтобы ускользнуть от него легкой поступью, и ни платок, ни черные пятна угольной пыли на лице не смогли скрыть того удовлетворения, что сквозило в ее прощальном взгляде.
Блэар прошел уже полпути назад до Уигана, когда внезапно остановился. Дорога тянулась по большей части среди полей, черных от свежевспаханной земли. Изначальное намерение Блэара заключалось в том, чтобы разыскать вдову, миссис Джейксон: если верить дневнику Мэйпоула, викарий заходил к ней в день своего исчезновения. Правда, были люди, которые видели преподобного и позднее, но, возможно, викарий сказал этой женщине что-нибудь заслуживающее внимания.
Блэар даже не сразу понял, что стоит на месте; он остановился так резко и неожиданно, как будто ноги его внезапно обессилели. Сейчас он видел перед собой не черные поля, а бьющуюся на подвеске пони. Ее захлестывал страх, черный, словно зев шахты, но это не был страх перед падением в ствол. В том, как билась кобылка, мотая во все стороны головой и напрягая все силы, чтобы освободиться, был ужас перед чем-то неизмеримо худшим. Вызванный этим ужасом лошадиный пот все еще покрывал его.
Блэар обнаружил, что стоит на земле, на коленях. Но то, что он сейчас испытывал, не было приступом малярии. Лошадь исчезла, ее вытеснило воспоминание о колесном пароходе, пробивавшемся куда-то в расщелине между черным морем и серым небом. Хриплое шипение волн соперничало с неровными шлепками колес по воде, и судно то немного продвигалось вперед, то застывало, тяжело и неуклюже барахтаясь на месте, то снова делало рывок вперед. Капитан старался держать раскрытую Библию так, чтобы можно было хоть что-то прочесть на ветру, таком сильном, что от него развевались даже бороды матросов. Шесть моряков держали на плечах доску с телом, завернутым в муслиновую простыню. Потом они приподняли дальний конец доски, и тело скользнуло с нее в воздух, словно бескрылый ангел. Маленький мальчик подтянулся и повис на ограждавших борт перилах, чтобы лучше видеть, что будет дальше.
У поверхности воды полет ангела закончился. Конец простыни зацепился за доску, ткань сорвалась с тела и раскрутилась, образовав огромную, бившуюся на ветру белую дугу, другим своим концом привязанную к телу. Пароход, зарываясь в морскую пену, шел вперед, и тело накрыло волной, но оно всплыло, тканью его притянуло к судну, оно ударилось о борт, погрузилось в волну, снова показалось на поверхности. Поскольку к телу был прикреплен свинцовый груз, мальчику были хорошо слышны удары о борт.
Один из матросов обрубил ткань ножом. Освободившись, простыня мгновенно вытянулась по ветру и постепенно, виток за витком, опала на воду. Тело, накрытое пенной волной, быстро исчезло из виду, хотя мальчику казалось, что какое-то время он еще видел простыню на воде. Блэар, шахтер-золотодобытчик, с которым мальчик и его мать познакомились на пароходе, потрепал мальчика по голове и произнес: «Ничего, бывает». Потом, по мере того как Джонатан подрастал и становился взрослым, ему суждено было узнать, что подобные вещи случаются сплошь и рядом.
Не поднимаясь с колен, Блэар склонился к земле и всхлипнул. — «Проклятая пони», — проговорил он про себя. Пиджак, накинутый пони на голову и порывисто треплющийся во все стороны, заставил его вспомнить о зацепившейся за доску простыне. А клеть, раскачивавшаяся на тросах, напомнила об ударах о борт корабля. Блэар забыл уже, когда он в последний раз плакал, но сейчас мучительные воспоминания рвались наружу, требуя какого-то выхода. Чертова пони!
— Вы себя хорошо чувствуете?
Блэар поднял голову. Сквозь еще застилающие глаза слезы он разглядел коляску и сидевшего в ней Леверетта. Блэар даже не слышал, как тот подъехал.
— Вполне.
— Вы, кажется, чем-то расстроены.
— Леверетт, вы поразительно тонкий наблюдатель. — Опасаясь, что у него могут хлынуть слезы из глаз, Блэар, не поднимаясь с колен, опустился набок и перекатился на спину. От этого упражнения ребра его застонали так, словно им никогда не приходилось заниматься ничем подобным. «Шел себе спокойно, — злился он, — ни с того, с сего вспомнил эти похороны в море и вдруг, неожиданно для себя, чуть не превратился в фонтан слез!»
— Помочь вам подняться?
— Если хотите мне помочь, скажите, что меня уволили и что семейство Хэнни больше не нуждается в моих услугах.
— Наоборот, епископ говорит, что весьма доволен вашей работой. И хочет, чтобы вы и дальше продолжали в том же духе.
— А что насчет Шарлотты Хэнни? — Блэар сел. — Сказал, чтобы я держался от нее подальше?
— Напротив. Епископ хочет, чтобы вы поговорили с ней еще раз.
— Вы рассказали ему, что произошло?
— Да, и он сказал, что вам следует подставить другую щеку.
Блэар рассмеялся сквозь слезы, и Леверетт добавил:
— И еще епископ сказал, что если вы не расположены будете поступить подобным образом, то защищайтесь от нападения так, как сочтете нужным.
— Епископ так сказал?! А он знает, что его дочь не выносит даже одного моего вида?
— Я рассказал ему о том, что произошло. Шарлотта и Эрншоу еще раньше сообщили ему все во всех подробностях. Так что неприятный эпизод в саду получил всестороннее освещение.
«Эпизод в саду! Чисто английский способ описания чего угодно, от убийства до газоиспускания», — подумал Блэар. Он заставил себя подняться.
— Хэнни явно не в себе, — проговорил он.
— Епископ сказал, что исчезновение преподобного Мэйпоула, слишком неотложное и важное дело, и никакие соображения личного порядка не должны мешать вашему расследованию. Кажется, он сейчас убежден более чем когда бы то ни было, что вы как раз тот человек, кто способен наилучшим образом справиться с этим делом. Он сказал, что, возможно, вы даже получите премиальные.
Блэар со злостью забросил саквояж в коляску, вскарабкался сам и уселся рядом с Левереттом.
— Не нужно мне никаких премиальных, и я понятия не имею, как справиться с «этим делом». Мун, ваш начальник полиции, считает, что Мэйпоула никогда не найдут. Возможно, он прав.
— Вы что, ездили верхом? — Леверетт потянул носом воздух. — Вас лошадь сбросила?
Блэар подумал над вопросом, потом ответил:
— Что-то в этом роде.
В гостинице Блэар переоделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123