Волк наблюдал за ее ритмичными поглаживаниями, как загипнотизированный.
Должно быть, у нее красивые груди с дерзко вспенившимися крепкими сосками. Дикое желание овладело Волком. Захотелось сорвать ее платье и убедиться в этом самому… Черт тебя побери! О чем он только думает?! Он приподнялся. Это все ее проклятые духи. Было что-то дьявольски странное в этом вареве, заставляющем туманиться разум. Нет, гораздо хуже. Гораздо хуже дело обстояло с другими частями его тела.
Он попытался сдержать дыхание, сосредоточиться на медальоне. Не на ее круглых налитых грудях, не на влажных, призывно полураскрытых красных губах Касс. Она отбросила пустой пузырек духов на пол.
– Ты все еще там, мой одинокий Волк? Ты готов? – прохрипела Кассандра.
Она нащупала его. Эта ведьма была настолько бледной, что ее прикосновение должно было обдать его холодом. Но даже через ткань своих брюк он чувствовал, как горячи оказались ее руки, когда ее пальцы затрепетали на его бедре. Или это его собственная кровь растекалась кипящими струями по жилам, заставляя все вставать на дыбы, крепнуть и удлиняться настолько, что вызывало сладостную боль?
«Нет, помни, для чего ты пришел сюда. Медальон. Думай о ледяных холодных ливнях, думай о монахинях. Думай… Думай о капитане. Думай о Мири».
Но последнее предостережение стало роковой ошибкой. Лицо Касс поплыло у него на глазах, и внезапно он увидел под собой Мирибель, ее лунные волосы, разбросанные поперек подушки, ее серебристые глаза, взывающие к нему, словно волшебные огни. Волк устремился вниз, лихорадочно накинувшись на ее губы. Как только их губы слились в поцелуе, видение исчезло и он понял, что целует ведьму, и ее язык проник к нему в рот. Но он не сыпал проклятий. Сладкий яд ее губ разрушил последние очаги сопротивления, оставив ему только дикие животные потребности.
Со звериным рыком он упал на нее, разрывая лиф ее платья…
Габриэль лежала, не шелохнувшись, чтобы не потревожить Николя, который уснул, обняв ее за талию. Его кожа была еще влажной после их страстных объятий, но он уже погрузился в спокойный глубокий сон, которому она могла только позавидовать.
Габриэль лежала в изнеможении, но не осмеливалась заснуть. Глаза с трудом боролись со сном, но она несла свое дежурство подле Реми, единственное, на что была сейчас способна, чтобы защитить его. Она держала в кулаке медальон, молясь, чтобы в случае, если Касс претворит в жизнь свои угрозы, на нее, а не на Реми воздействовала разрушительная энергия этого страшного кусочка металла.
Габриэль крепче зажала амулет. Конечно, можно удалить ненавистную вещь с шеи Реми, но она колебалась, все еще не осмеливаясь рисковать, решив подождать возвращения Волка. Однако он почему-то никак не возвращался. Он давно должен был вернуться, если бы все прошло успешно, если ничего плохого с ним не случилось. Страх поднял ее на постели от осторожного стука в дверь спальни, больше похожего на легкое царапанье.
– Мадемуазель! – порывисто прошептали за дверью. Сердце Габриэль так сильно рванулось, что стало больно в груди. Реми пошевелился во сне, когда она потревожила его. Она высвободилась из его объятий и встала с кровати. Реми нахмурился, пробормотал что-то, затем погрузился обратно в сон. Габриэль набросила халат, на цыпочках подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Волк со всклокоченной темноволосой гривой уже ждал ее.
Не произнеся ни слова, Мартин просто поднял руку и показал медальон Касс, повисший на цепочке между его пальцами. Габриэль прижала руку ко рту, чтобы сдержать судорожный вздох облегчения. Ее первым порывом было выхватить проклятый амулет из рук Волка, но полная природа зла у этой вещи не была известна ей. Она осторожно взяла его в руку.
– Уф, Мартин, ты… ты сделал это, – прошептали она. – Ты чудо.
– Да, мадемуазель, – ответил он.
Она ожидала увидеть беззаботную усмешку, его обычное самодовольное важничанье, но он казался до странности подавленным. Чтобы не разбудить Реми, Габриэль выскользнула в гостиную.
– Все прошло гладко? Касс? Как она…
– Отключилась. Пройдет, вероятно, некоторое время, прежде чем она проснется и поймет, что амулет исчез.
– И она тебя не заподозрит? Она не поняла, кто ты?
– Не поняла, – отрезал он.
Опасность миновала. Глаза Габриэль наполнились слезами.
– Ох, Мартин, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя? Отныне я твой должник.
Она импульсивно бросилась обнимать его, но Волк отстранил ее, отступив в тень.
– Нет, мадемуазель. Не… не надо никакой благодарности. Вы должны вернуться к нашему капитану и избавиться от обоих амулетов. Я же пойду спать. Я… я очень устал.
– Конечно. Это была долгая ночь для нас обоих, – растерянно и робко улыбнулась Габриэль. Ей хотелось скорее вернуться к Реми. Она не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не отберет у него эту дьявольскую игрушку. Уже в дверях спальни она обернулась. – Завтра мы поговорим с тобой обо всем более подробно, ты должен рассказать мне, что там произошло.
Волк в ответ только устало поклонился. Прежде чем Габриэль исчезла в своей спальне, ему показалось, что он услышал ее шепот: «Да благословит тебя Господь».
«Неужели это теперь возможно?» – вяло подумал он. Благословить человека, которого прокляли. Они с Габриэль, скорее всего, поговорят завтра, но он никогда не расскажет всего. У этой ночи были тайны, которые Мартин намеревался унести с собою в могилу.
Он спустился вниз по лестнице и покинул большой, погруженный в тишину дом через боковую дверь, которая вела в сад. Поскольку капитан разделил ложе с дамой своего сердца, Волк разместился вместе с конюхом в комнатах над конюшней.
Он плелся по садовой дорожке, не глядя под ноги на бесконечную грязь, загребая листву, все еще мокрую от дождя носками ботинок. Небо над головою очищалось от туч, которые уплывали, как вуаль с красивого лица ночи. Показалась луна, полная и яркая. Но Волк весь дрожал, сжимаясь от ее света. Он потер плечо: кожа зудела в тех местах, где ведьма кусала его в диком порыве сладострастия, спина горела от глубоких следов, проделанных ногтями Касс, сдиравших его кожу.
О боже, что он наделал? Неужели всего несколько дней назад он признался в любви к Мири и тут же предал ее? И не просто с какой-то там другой женщиной, а с ведьмой. Кому нужны какие-то оправдания, что Касс каким-то образом одурманила его и совратила. Он обязан был сопротивляться. Он должен был оказаться сильнее. Даже если бы ему когда-либо удалось завоевать сердце Мири, отныне он ее не достоин.
Он поднял голову, едва осмеливаясь посмотреть на блестящий шар, зависший в небе, такой далекий, такой недоступный. Слезы потекли по щекам Волка, и он мучительно взвыл.
Она была потеряна для него, его прекрасная лунная дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Должно быть, у нее красивые груди с дерзко вспенившимися крепкими сосками. Дикое желание овладело Волком. Захотелось сорвать ее платье и убедиться в этом самому… Черт тебя побери! О чем он только думает?! Он приподнялся. Это все ее проклятые духи. Было что-то дьявольски странное в этом вареве, заставляющем туманиться разум. Нет, гораздо хуже. Гораздо хуже дело обстояло с другими частями его тела.
Он попытался сдержать дыхание, сосредоточиться на медальоне. Не на ее круглых налитых грудях, не на влажных, призывно полураскрытых красных губах Касс. Она отбросила пустой пузырек духов на пол.
– Ты все еще там, мой одинокий Волк? Ты готов? – прохрипела Кассандра.
Она нащупала его. Эта ведьма была настолько бледной, что ее прикосновение должно было обдать его холодом. Но даже через ткань своих брюк он чувствовал, как горячи оказались ее руки, когда ее пальцы затрепетали на его бедре. Или это его собственная кровь растекалась кипящими струями по жилам, заставляя все вставать на дыбы, крепнуть и удлиняться настолько, что вызывало сладостную боль?
«Нет, помни, для чего ты пришел сюда. Медальон. Думай о ледяных холодных ливнях, думай о монахинях. Думай… Думай о капитане. Думай о Мири».
Но последнее предостережение стало роковой ошибкой. Лицо Касс поплыло у него на глазах, и внезапно он увидел под собой Мирибель, ее лунные волосы, разбросанные поперек подушки, ее серебристые глаза, взывающие к нему, словно волшебные огни. Волк устремился вниз, лихорадочно накинувшись на ее губы. Как только их губы слились в поцелуе, видение исчезло и он понял, что целует ведьму, и ее язык проник к нему в рот. Но он не сыпал проклятий. Сладкий яд ее губ разрушил последние очаги сопротивления, оставив ему только дикие животные потребности.
Со звериным рыком он упал на нее, разрывая лиф ее платья…
Габриэль лежала, не шелохнувшись, чтобы не потревожить Николя, который уснул, обняв ее за талию. Его кожа была еще влажной после их страстных объятий, но он уже погрузился в спокойный глубокий сон, которому она могла только позавидовать.
Габриэль лежала в изнеможении, но не осмеливалась заснуть. Глаза с трудом боролись со сном, но она несла свое дежурство подле Реми, единственное, на что была сейчас способна, чтобы защитить его. Она держала в кулаке медальон, молясь, чтобы в случае, если Касс претворит в жизнь свои угрозы, на нее, а не на Реми воздействовала разрушительная энергия этого страшного кусочка металла.
Габриэль крепче зажала амулет. Конечно, можно удалить ненавистную вещь с шеи Реми, но она колебалась, все еще не осмеливаясь рисковать, решив подождать возвращения Волка. Однако он почему-то никак не возвращался. Он давно должен был вернуться, если бы все прошло успешно, если ничего плохого с ним не случилось. Страх поднял ее на постели от осторожного стука в дверь спальни, больше похожего на легкое царапанье.
– Мадемуазель! – порывисто прошептали за дверью. Сердце Габриэль так сильно рванулось, что стало больно в груди. Реми пошевелился во сне, когда она потревожила его. Она высвободилась из его объятий и встала с кровати. Реми нахмурился, пробормотал что-то, затем погрузился обратно в сон. Габриэль набросила халат, на цыпочках подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Волк со всклокоченной темноволосой гривой уже ждал ее.
Не произнеся ни слова, Мартин просто поднял руку и показал медальон Касс, повисший на цепочке между его пальцами. Габриэль прижала руку ко рту, чтобы сдержать судорожный вздох облегчения. Ее первым порывом было выхватить проклятый амулет из рук Волка, но полная природа зла у этой вещи не была известна ей. Она осторожно взяла его в руку.
– Уф, Мартин, ты… ты сделал это, – прошептали она. – Ты чудо.
– Да, мадемуазель, – ответил он.
Она ожидала увидеть беззаботную усмешку, его обычное самодовольное важничанье, но он казался до странности подавленным. Чтобы не разбудить Реми, Габриэль выскользнула в гостиную.
– Все прошло гладко? Касс? Как она…
– Отключилась. Пройдет, вероятно, некоторое время, прежде чем она проснется и поймет, что амулет исчез.
– И она тебя не заподозрит? Она не поняла, кто ты?
– Не поняла, – отрезал он.
Опасность миновала. Глаза Габриэль наполнились слезами.
– Ох, Мартин, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя? Отныне я твой должник.
Она импульсивно бросилась обнимать его, но Волк отстранил ее, отступив в тень.
– Нет, мадемуазель. Не… не надо никакой благодарности. Вы должны вернуться к нашему капитану и избавиться от обоих амулетов. Я же пойду спать. Я… я очень устал.
– Конечно. Это была долгая ночь для нас обоих, – растерянно и робко улыбнулась Габриэль. Ей хотелось скорее вернуться к Реми. Она не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не отберет у него эту дьявольскую игрушку. Уже в дверях спальни она обернулась. – Завтра мы поговорим с тобой обо всем более подробно, ты должен рассказать мне, что там произошло.
Волк в ответ только устало поклонился. Прежде чем Габриэль исчезла в своей спальне, ему показалось, что он услышал ее шепот: «Да благословит тебя Господь».
«Неужели это теперь возможно?» – вяло подумал он. Благословить человека, которого прокляли. Они с Габриэль, скорее всего, поговорят завтра, но он никогда не расскажет всего. У этой ночи были тайны, которые Мартин намеревался унести с собою в могилу.
Он спустился вниз по лестнице и покинул большой, погруженный в тишину дом через боковую дверь, которая вела в сад. Поскольку капитан разделил ложе с дамой своего сердца, Волк разместился вместе с конюхом в комнатах над конюшней.
Он плелся по садовой дорожке, не глядя под ноги на бесконечную грязь, загребая листву, все еще мокрую от дождя носками ботинок. Небо над головою очищалось от туч, которые уплывали, как вуаль с красивого лица ночи. Показалась луна, полная и яркая. Но Волк весь дрожал, сжимаясь от ее света. Он потер плечо: кожа зудела в тех местах, где ведьма кусала его в диком порыве сладострастия, спина горела от глубоких следов, проделанных ногтями Касс, сдиравших его кожу.
О боже, что он наделал? Неужели всего несколько дней назад он признался в любви к Мири и тут же предал ее? И не просто с какой-то там другой женщиной, а с ведьмой. Кому нужны какие-то оправдания, что Касс каким-то образом одурманила его и совратила. Он обязан был сопротивляться. Он должен был оказаться сильнее. Даже если бы ему когда-либо удалось завоевать сердце Мири, отныне он ее не достоин.
Он поднял голову, едва осмеливаясь посмотреть на блестящий шар, зависший в небе, такой далекий, такой недоступный. Слезы потекли по щекам Волка, и он мучительно взвыл.
Она была потеряна для него, его прекрасная лунная дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130