— Не знаю, — пожал плечами горец. — Думаю, он исчезнет из Сутры. И Макпьялута останется один. Кто знает, что будет делать принц?
Мужчины присели на пенек.
— И как же ты отнесешься к смерти Чаплина? — спросил горец.
Талискер нахмурился.
— Трудно сказать.
— Ты его никогда не любил.
— Ошибаешься, Малки. Мы знакомы с семи лет и были лучшими друзьями в школе.
— Что случилось? Должно быть, дело в женщине?
— Собственно говоря, в шести женщинах.
— Что?
— В убийствах. Сандро страшно мучился из-за нашей давней дружбы. Ему казалось, что я запятнал и его доброе имя, поэтому ненавидел меня больше, чем любой сторонний человек.
Оба тоскливо глядели в даль.
— Они придут, — тихо проговорил Малки, но уверенности ему явно не хватало. Трудно было представить, что могло задержать Чаплина больше, чем на три дня, кроме неожиданно напавшего отряда кораннидов.
Дул резкий холодный ветер, и красные флаги, которые велела развесить Мирранон, чтобы привлечь внимание Чаплина к маленькому лагерю, отчаянно хлопали. «В это время года вспышка алого в глуши подобна огню в душе», — сказала она.
Увы, кроме воя ветра, тишину нарушал только одинокий и печальный крик кроншнепа.
Неожиданно птица закричала куда более тревожно.
— Смотри, Дункан. — Малки указал на запад. Там летел огромный орел, легко паря в потоках воздуха. — Как ты думаешь, это Макпьялута? — Горец принялся возбужденно подпрыгивать на месте, отчаянно размахивая руками над головой. — Эгей! Эгей, Мак! Мы здесь!
— Малки, — произнес Талискер. — Что ты делаешь?
— Я просто…
— Он орел.
Малки смущенно переступил с ноги на ногу. Талискер не смог подавить улыбку — для мертвого в горце было очень много… жизни.
Макпьялута сделал еще один круг над маленькой стоянкой и сел на дерево рядом с флагами. Они с Талискером холодно посмотрели друг на друга, и у Дункана появилось нехорошее ощущение; тот словно размышлял, не разорвать ли непрошеного пришельца из другого мира серебряными когтями, зловеще поблескивающими на солнце.
— Он, случаем, не собирается… — начал Малки хриплым театральным шепотом.
Талискер не обратил на друга внимания.
— У меня его нет, принц. Мы отдали камень Мирранон. Бразнаир у нее.
При упоминании сидского названия изумруда глаза птицы сверкнули, и Талискер затаил дыхание, ожидая нападения.
— Смотри, идут! — Малки указал на запад. Вдалеке показалась маленькая группка медленно бредущих людей. Что-то в их облике встревожило Талискера.
— Они ранены, Макпьялута? Так медленно… Орел не шевельнулся. Дункан прекрасно знал, что принц может общаться телепатически, однако на сей раз он молчал.
— Раздуй костер, Малки, — быстро проговорил Талискер. — Мне это не нравится. Пойду выясню, что случилось.
Горец бросил взгляд на Макпьялуту.
— Не ловушка ли там? Если эта птичка решила переметнуться…
Талискер уже сидел верхом на коне, подаренном Мирранон. Он обернулся на принца сидов, и наконец тот ответил ему:
— Нет. Я не предатель. По крайней мере не предатель феинов.
Дункан кивнул и послал коня в галоп.
Подъехав по грунтовой дороге, ведущей в город-крепость Сулис Мор, Талискер сразу понял, почему герои так медленно бредут по землям, принадлежавшим им двести лет назад. Они напоминали Малки — такие же ходячие трупы, призраки. Пыльная грязная одежда, запятнанная кровью давних ран, усиливала гнетущее впечатление. Увы, они не напоминали горца ни быстротой движений, ни бодростью мысли: бывшие герои двигались как в трансе, тупо глядя в никуда.
— Это они? — недоверчиво спросил Талискер.
Чаплин был мрачен. Он кивнул, потому что сил говорить у него не осталось. Полицейский поддерживал леди Уллу, которая буквально валилась с ног.
— Леди Улла? Но как…
— Не важно, Дункан. Ты можешь посадить ее на лошадь? А мы догоним… со временем.
— Значит, по Сутре бродят еще несколько призраков, — задумчиво произнес Малки.
Они сидели вокруг костра и рассказывали друг другу о своих приключениях со времени возвращения в Сутру. Пока что ни Чаплин, ни Талискер не хотели обсуждать случившееся в Эдинбурге.
Фер Криг были в таком состоянии с того момента, как Чаплин завершил «Ур Сиол» семь ночей назад. Герои ели, спали и двигались — но страшно медленно, будто находились в трансе. Говорили они редко, и то лишь короткие фразы или отдельные слова. Чаплин представил им Малки и Талискера, однако не получил ответа. Разве что взор самого высокого воина немного прояснился, когда Алессандро назвал имя Дункана.
— Это Кентигерн, — сказал полицейский. — Кентигерн Мурдох.
Их взгляды встретились. Талискеру почудилось, что он тонет, на него нахлынули чувства и знания героев. Он давно не сталкивался со своим старым врагом — ясновидением, отравлявшим жизнь в Эдинбурге, и вот оно снова взяло над ним власть.
Тьма. Кровь и огонь. Кентигерн смотрел на землю и видел шрамы, оставленные на ней за все времена. Души, попавшие в плен к кораннидам, не способные обрести покой, привязанные к земле своей ужасной смертью, бродящие среди живых, исполненные ярости и злобы… Смерть не конец всему, не освобождение, а лишь начало страдания. Кентигерн видел их двести лет, и просыпаться было тяжко. Боль от ран мучила мертвую, истерзанную плоть.
Сознание Талискера уловило отчаянный крик.
Он отпрыгнул как ужаленный.
— Господи, Чаплин, что ты наделал? Им больно…
Алессандро неожиданно побледнел.
— Да.
— Что…
— Ты испытал такое на себе.
Талискер понял, что его давний друг-враг наконец узнал правду, и она жжет его, как змеиный яд. Дункан не почувствовал ни радости, ни злорадства — только пустоту, как и прежде. Торжество справедливости? А толку?
— Значит, ты все время говорил правду. Боже мой, — прошептал Алессандро. — Пятнадцать лет…
В разговор вмешался Макпьялута:
— Что ты видел, Талискер? Что с ними не так?
Дункан объяснил.
— Значит, ни один человек, убитый кораннидами, не может обрести покой? — спросила Улла. — Моя Дом…
— Ты ведь видела ее там, верно? — Чаплин взял ее за руку.
— Да, Сандро. Я шла с ней, покуда могла. Но меня так душила печаль, что я не удивилась, почему же она там одна и где другие души.
— Значит, из них исчезает то, что помогает добраться до дома или рая — смотря куда им надо.
— Наверное, — согласился принц. — На такое способен только бог.
— Проклятый Корвус, — сплюнул Малки. — Конечно, это его рук дело.
Наступила тишина. Собравшиеся у костра скорбели о душах тех, кто никак не мог умереть.
Светало. Талискеру выпало дежурить последним, и он был на грани отчаяния. Заснуть не удавалось — стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором представали тени мертвых, крича от боли и ярости. Когда он открывал глаза, то видел очертания героев древности, лежащих рядком, как трупы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89