Князь заметил, что «генерал чем-то озабочен, но о причинах этого постарался не расспрашивать». Понял он это только спустя несколько месяцев, когда до Неаполя дошло известие о Краковском восстании.
В Неаполь князь ехал через Абруццы. По дороге особое впечатление на него произвела прелесть озера Целяно и горы Монте Кассико. В Неаполе его чрезвычайно радушно принимала королевская чета. «Королева Мария-Амалия через посредство своей приближенной маркизы де Санто Марко дала мне понять, что хотела бы, чтобы я женился на одной из ее дочерей. Я ответил, что это предложение страшно мне льстит, но принять я его не могу из-за моего неустойчивого положения, вызванного событиями на родине».
После прерванного Екатериной сватовства к Бурбонам пятнадцать лет назад это был уже второй несостоявшийся королевский марьяж в жизни князя. На этот раз он хоть не ушел с пустыми руками. Несостоявшиеся тесть и теща подарили ему чудесные этрусские вазы, обогатившие его коллекцию древностей.
Из Неаполя он вернулся в Рим, застав Вечный город преобразившимся и встревоженным. Развитие революционных событий во Франции и ошеломительные победы французских войск над австрийской армией вывели Рим из его обычного состояния беззаботности. В старых аристократических дворцах уже не беседовали об искусстве и археологии. Папа лихорадочно набирал армию для защиты христианской столицы от приближающейся волны революции. Первый рекрутский набор был довольно необычным: рекруты состояли из шестисот галерников, бежавших из Чивита Веккиа, и из двухсот бандитов, приговоренных к галерам.
В Риме князь получает почту с родины. Из доставленной эстафетой апрельской «Варшавской газеты» он узнает, что его новодворский кассир Будзишевский, везущий в Варшаву крупную сумму денег, был задержан патрулем Временного замещающего совета, и вся наличность была конфискована в повстанческую казну. Мотивировка этого секвестра, опубликованная в газете, должна была заставить князя поморщиться:
«Временный совет, будучи уверен, что его светлость князь Станислав Понятовский, пожертвовав на прошлом конституционном сейме на армию своей отчизны по подписке 54 000 польских злотых, учинил сие не иначе, как из самых благих намерений, каковую сумму и намерен был вручить казне. Но поелику по причине различных обстоятельств оная сумма доселе в казну не была представлена, Совет обязывает Будзишевского, кассира его светлости князя Станислава Понятовского, дабы тот 50000 злотых, добровольно из благих намерений князем пожертвованные, ныне же вручить не замедлил».
Сколько чувствуется в этом канцелярском документе тонкого юмора и язвительной иронии! Недаром во Временном совете рядом с сапожником Килинским сидел давний сердечный приятель князя Станислава, блестящий публицист Юзеф Выбицкий.
Эта конфискованная повстанцами сумма была, вероятно, последним денежным поступлением, которое переслали князю в Рим на его нужды. После подавления восстания и третьего раздела Полыни корсуньский и новодворский магнат начинает переживать серьезные финансовые затруднения. Это придает новое направление его житейским планам.
«Полный раздел Польши был произведен, и почти все мои владения оказались в части, занятой Россией. Я оказался абсолютно без средств к жизни, поскольку остальные имения еще раньше продал для покрытия долгов. Я писал множество писем относительно возвращения мне имений, но не получал никакого ответа. Наконец Репнин, губернатор Литвы, был настолько любезен и сообщил мне, что я не получу никакого ответа, если не явлюсь лично в Петербург. Я понял, что в этой стране секвестр на недвижимость применяется иногда вместо приглашения. Приглашение это не обязательно, но тем не менее ко многому обязывает. От другого лица я узнал, что ненасытный Зубов, тогдашний фаворит, настаивал на конфискации моих владений в свою пользу. Царица ответила ему, что на секвестр она согласна, а что касается конфискации, то посмотрим, когда приедет. Так что, несмотря на все мое нежелание, пришлось мне эту поездку предпринять, теша себя тем, что она не затянется. Выехал я из Рима 12 апреля 1795 года».
За золотым руном
По дороге в Россию князь Станислав остановился на один день в Варшаве, чтобы побыть с отцом, которого он давно не видал.
В Варшаве князь Станислав хлопочет о том, чтобы получить паспорт на выезд. Он обращается за паспортом непосредственно в Петербург, а чтобы сократить ожидание, выезжает в Гродно, где король Станислав-Август проводит последние невеселые месяцы своего царствования под могущественной «опекой» Репнина. Князь принимает участие в кошмарном зрелище, которым являются последние публичные королевские аудиенции. Король изменился до неузнаваемости. Худой, болезненный, грустный, лицо осунувшееся и желтое; здороваясь с людьми, он не поднимает глаз. Со всех сторон его окружают платные шпионы в костюмах придворных сановников: секретарь Фризе, маршал Фридерик Мошинский. Настороженно бдительный посланник Сивере опасается, чтобы король в последнюю минуту перед отречением не сбежал за границу, а поэтому под разными предлогами все больше ограничивает его личную свободу. Большую часть своего времени несчастный монарх уделяет унизительным стараниям устроить себе жизнь после отречения. Кроме этого, он ходит в костел, внимательно читает газеты и дискутирует с поэтом Трембецким о будущности летательных аппаратов. «Единственно его поддерживала глубокая, но лишенная крайностей набожность и неослабный интерес к европейским событиям», – меланхолично замечает князь Станислав.
После двухмесячного ожидания приходит наконец паспорт из Петербурга. Племянник трогательно прощается с дядей и отправляется в путь.
Пребывание князя в России начинается для него на редкость удачно. Сразу же после приезда императрица дает ему длительную аудиенцию в Царском Селе. Во время дружеской беседы князь имеет возможность убедиться, как великолепно работает царская разведка за границей. Екатерина отлично осведомлена о всех его делах в Италии, включая строительство дома в Риме. До разговора о секвестре имений пока еще не доходит, но дальнейшим ходом визита князь очень доволен. «После богослужения императрица велела Зубову спросить у меня, не пожелаю ли я остаться к обеду. Эта необычная честь обратила на себя внимание всего двора. Я сразу понял, что дело тут не в обеде, а в том, чтобы дать всем понять, на каком положении я буду пребывать в Петербурге. Излишне добавлять, что Зубову это поручение не доставило особой радости. А я с этого времени обращался с ним так, как не осмелился бы ни один заграничный посол, не говоря уже о родственниках фаворита».
Этот тон горделивой похвальбы в сопоставлении с довольно унизительным характером пребывания князя в Петербурге звучит не совсем серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
В Неаполь князь ехал через Абруццы. По дороге особое впечатление на него произвела прелесть озера Целяно и горы Монте Кассико. В Неаполе его чрезвычайно радушно принимала королевская чета. «Королева Мария-Амалия через посредство своей приближенной маркизы де Санто Марко дала мне понять, что хотела бы, чтобы я женился на одной из ее дочерей. Я ответил, что это предложение страшно мне льстит, но принять я его не могу из-за моего неустойчивого положения, вызванного событиями на родине».
После прерванного Екатериной сватовства к Бурбонам пятнадцать лет назад это был уже второй несостоявшийся королевский марьяж в жизни князя. На этот раз он хоть не ушел с пустыми руками. Несостоявшиеся тесть и теща подарили ему чудесные этрусские вазы, обогатившие его коллекцию древностей.
Из Неаполя он вернулся в Рим, застав Вечный город преобразившимся и встревоженным. Развитие революционных событий во Франции и ошеломительные победы французских войск над австрийской армией вывели Рим из его обычного состояния беззаботности. В старых аристократических дворцах уже не беседовали об искусстве и археологии. Папа лихорадочно набирал армию для защиты христианской столицы от приближающейся волны революции. Первый рекрутский набор был довольно необычным: рекруты состояли из шестисот галерников, бежавших из Чивита Веккиа, и из двухсот бандитов, приговоренных к галерам.
В Риме князь получает почту с родины. Из доставленной эстафетой апрельской «Варшавской газеты» он узнает, что его новодворский кассир Будзишевский, везущий в Варшаву крупную сумму денег, был задержан патрулем Временного замещающего совета, и вся наличность была конфискована в повстанческую казну. Мотивировка этого секвестра, опубликованная в газете, должна была заставить князя поморщиться:
«Временный совет, будучи уверен, что его светлость князь Станислав Понятовский, пожертвовав на прошлом конституционном сейме на армию своей отчизны по подписке 54 000 польских злотых, учинил сие не иначе, как из самых благих намерений, каковую сумму и намерен был вручить казне. Но поелику по причине различных обстоятельств оная сумма доселе в казну не была представлена, Совет обязывает Будзишевского, кассира его светлости князя Станислава Понятовского, дабы тот 50000 злотых, добровольно из благих намерений князем пожертвованные, ныне же вручить не замедлил».
Сколько чувствуется в этом канцелярском документе тонкого юмора и язвительной иронии! Недаром во Временном совете рядом с сапожником Килинским сидел давний сердечный приятель князя Станислава, блестящий публицист Юзеф Выбицкий.
Эта конфискованная повстанцами сумма была, вероятно, последним денежным поступлением, которое переслали князю в Рим на его нужды. После подавления восстания и третьего раздела Полыни корсуньский и новодворский магнат начинает переживать серьезные финансовые затруднения. Это придает новое направление его житейским планам.
«Полный раздел Польши был произведен, и почти все мои владения оказались в части, занятой Россией. Я оказался абсолютно без средств к жизни, поскольку остальные имения еще раньше продал для покрытия долгов. Я писал множество писем относительно возвращения мне имений, но не получал никакого ответа. Наконец Репнин, губернатор Литвы, был настолько любезен и сообщил мне, что я не получу никакого ответа, если не явлюсь лично в Петербург. Я понял, что в этой стране секвестр на недвижимость применяется иногда вместо приглашения. Приглашение это не обязательно, но тем не менее ко многому обязывает. От другого лица я узнал, что ненасытный Зубов, тогдашний фаворит, настаивал на конфискации моих владений в свою пользу. Царица ответила ему, что на секвестр она согласна, а что касается конфискации, то посмотрим, когда приедет. Так что, несмотря на все мое нежелание, пришлось мне эту поездку предпринять, теша себя тем, что она не затянется. Выехал я из Рима 12 апреля 1795 года».
За золотым руном
По дороге в Россию князь Станислав остановился на один день в Варшаве, чтобы побыть с отцом, которого он давно не видал.
В Варшаве князь Станислав хлопочет о том, чтобы получить паспорт на выезд. Он обращается за паспортом непосредственно в Петербург, а чтобы сократить ожидание, выезжает в Гродно, где король Станислав-Август проводит последние невеселые месяцы своего царствования под могущественной «опекой» Репнина. Князь принимает участие в кошмарном зрелище, которым являются последние публичные королевские аудиенции. Король изменился до неузнаваемости. Худой, болезненный, грустный, лицо осунувшееся и желтое; здороваясь с людьми, он не поднимает глаз. Со всех сторон его окружают платные шпионы в костюмах придворных сановников: секретарь Фризе, маршал Фридерик Мошинский. Настороженно бдительный посланник Сивере опасается, чтобы король в последнюю минуту перед отречением не сбежал за границу, а поэтому под разными предлогами все больше ограничивает его личную свободу. Большую часть своего времени несчастный монарх уделяет унизительным стараниям устроить себе жизнь после отречения. Кроме этого, он ходит в костел, внимательно читает газеты и дискутирует с поэтом Трембецким о будущности летательных аппаратов. «Единственно его поддерживала глубокая, но лишенная крайностей набожность и неослабный интерес к европейским событиям», – меланхолично замечает князь Станислав.
После двухмесячного ожидания приходит наконец паспорт из Петербурга. Племянник трогательно прощается с дядей и отправляется в путь.
Пребывание князя в России начинается для него на редкость удачно. Сразу же после приезда императрица дает ему длительную аудиенцию в Царском Селе. Во время дружеской беседы князь имеет возможность убедиться, как великолепно работает царская разведка за границей. Екатерина отлично осведомлена о всех его делах в Италии, включая строительство дома в Риме. До разговора о секвестре имений пока еще не доходит, но дальнейшим ходом визита князь очень доволен. «После богослужения императрица велела Зубову спросить у меня, не пожелаю ли я остаться к обеду. Эта необычная честь обратила на себя внимание всего двора. Я сразу понял, что дело тут не в обеде, а в том, чтобы дать всем понять, на каком положении я буду пребывать в Петербурге. Излишне добавлять, что Зубову это поручение не доставило особой радости. А я с этого времени обращался с ним так, как не осмелился бы ни один заграничный посол, не говоря уже о родственниках фаворита».
Этот тон горделивой похвальбы в сопоставлении с довольно унизительным характером пребывания князя в Петербурге звучит не совсем серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51