– спросила Дженни, когда они скакали по выгону.
– Обычно десять, иногда двенадцать. Овчаров трудно удержать на месте больше двух сезонов. Они, как дети, всегда верят слухам, что где-то есть фермы побольше, где лучше платят. Но у нас обычно хватает людей, чтобы ухаживать за овцами круглый год.
Дженни прищурилась, глядя на сухую серебристую траву впереди, сверкающую в утренних лучах. Высохшие деревья стояли по краю пастбища, как стража. Со стороны усадьбы слышался лай собак. Ветерок завивал в спирали сухие листья, которые с шелестом змеились по сухой траве. Она вдруг подумала, что достаточно одной неосторожно брошенной спички или случайного уголька из выбитой трубки, и Чуринга может погибнуть.
Они вспугнули стаю попугаев гала, которые взлетели, окрасив розовыми грудками все вокруг, и приземлились на перечные деревья. Тут же послышались возмущенные голоса зимородков-кукабурров. Начался птичий гвалт. Паутина на деревьях сверкала в утренних лучах солнца; когда они выехали с территории усадьбы на бескрайние просторы, Дженни снова почувствовала, что Чуринга завораживает ее. Но сможет ли она жить здесь?
Дженни привыкла к городу, к соленому запаху океана в Палм-Бич, к удобной ванне, где не надо было экономить воду. Она вспомнила о Диане, о друзьях, которые разделяли и понимали ее страсть к живописи и увлечение театром. Когда закончится стрижка и уедет Симон, она останется одна среди молчаливых, занятых работой мужчин…
И все же в Чуринге было что-то такое знакомое, как будто она сама являлась неотъемлемой частью этого и вернулась домой.
– Мы уже на земле Вилги, – объявил Брет через час. – Видите те деревья?
Дженни заслонила рукой глаза от солнца и посмотрела вперед. Густая роща вилг зеленела перед ними, маня спасительной тенью.
– Это ветер сделал их такими? Они выглядят так, как будто кто-то их снизу специально подстриг.
Брет рассмеялся, симпатичные лучики морщинок разбежались от его глаз.
– Вы отчасти правы. Овцы съедают нижние ветки, насколько способны дотянуться. Поэтому все деревья здесь такие круглые сверху и ровные снизу.
Лошади, выбивая копытами дробь, несли их вперед.
– А хозяева не возмутятся, что мы скачем по их территории? Может, следовало созвониться с ними заранее?
Брет придержал лошадь и посмотрел на нее удивленно.
– А разве Уэйнрайт вам ничего не сказал?
– Что именно?
– Что Вилга теперь стала частью Чуринги и принадлежит вам?
– Нет, я этого не знала. А что случилось с семьей Финли?
Брет обвел глазами сочную траву вокруг.
– Они уехали отсюда после войны, а Вилгу купили ваши предшественники.
– А почему она сохранила свое название? Не проще ли было назвать все Чурингой?
– Это отдельное хозяйство, здесь другой управляющий. А название пошло от этих деревьев. Никто и не подумал менять его.
– Здесь все названия звучат как музыка, – заметила Дженни.
– У аборигенов очень музыкальный язык. Это больше всего заметно, когда они собираются вместе на праздник корробори. Большинство здешних мест сохранили аборигенские названия, за исключением тех, где скваттеры ностальгически переименовали их в старые, родные для слуха, европейские.
– Как и по всей Австралии, – улыбнулась Дженни. – Такая путаница из-за этого иногда…
Они ехали бок о бок вдоль пастбищ. Топот копыт аккомпанировал птичьему пению, как ударные инструменты в оркестре.
– Вы много путешествовали, Дженни? – спросил Брет.
– Случалось. После окончания колледжа мы с моей подругой целый год путешествовали по Европе и Африке, изучая историю искусств. – Она с теплотой вспоминала вечные экзотические кафтаны и побрякушки Дианы. – Подруга после Марокко полюбила экзотику, а мне больше понравился Париж. Монмартр, Левый берег, Сена, Лувр…
Брет уловил в ее голосе грустные нотки.
– Вас тянет туда?
– Иногда. Может, когда-нибудь я туда съезжу, но прошлое не повторяется. Люди, которых мы знали, разъехались, все вокруг меняется. К тому же я стала старше и стала больше ценить безопасность.
– Вряд ли в Париже можно встретить кого-нибудь опаснее здешних тигровых змей.
Дженни вспомнила мансарду с крысами, которую они с Дианой снимали, и распутного француза, который считал, что все молодые девушки, живущие у него, должны с ним переспать.
– Змеи есть везде, – усмехнулась она. – И все они ползают на животе.
– Звучит цинично, – заметил Брет.
– Лучше быть циником, чем простофилей, – засмеялась Дженни. – По-моему, здесь в, Чуринге, все проще. Если я попробую обосноваться в этом месте, то, по крайней мере, буду знать, чего ждать от него.
– Я припомню вам эти слова, – усмехнулся он. – Едем. Покажу вам свое любимое, особенное местечко. Оно похоже на то, где мы с вами вчера были, но с другой стороны горы. Это не очень далеко отсюда, и, думаю, вы не будете разочарованы.
Они перешли на галоп. Позади оставались бесконечные поля и рощи, впереди голубела гора. Дженни чувствовала, что у нее уже болят все мышцы, и мечтала об отдыхе.
– Почти приехали! – крикнул через плечо Брет спустя полчаса.
Дженни обратила внимание на сочную листву на деревьях и густую траву впереди. Очевидно, вода была близко. Она пришпорила лошадь и, въехав в тень, спрыгнула с седла. Тут же на нее набросились мухи и мошкара. Брет взял поводья обеих лошадей и повел ее вперед через густые заросли мульги. Над их головами в вышине высокие кроны деревьев смыкались, создавая зеленую крышу. Пот заливал ей лицо, одежда прилипала к телу. «Неужели это никогда не кончится?» – раздраженно подумала она.
Неожиданно все вокруг залил золотой солнечный свет; звук падающей воды стал громче. Брет отступил в сторону, и Дженни ахнула. Это был настоящий оазис, спрятанный в изгибе горы. Деревья, зеленые и густые, склоняли свои ветви в широкий бассейн, который раскинулся у их ног. Причудливые скалы, усыпанные цветами и диким виноградом, живописно отражались в воде, как на рекламных проспектах. При их появлении в воздух взметнулась разноцветная стая попугаев, оглашая воздух возбужденными криками. Крошечные зяблики, воробьи и скворцы галдели, перелетая с ветки на ветку. Создавалось впечатление, что они попали в царство птиц, – их было сотни, встревоженных, галдящих, возмущенных неожиданным вторжением.
Дженни засмеялась от радости, вспугнув еще несколько птиц.
– Я говорил вам, что это особенное место! – сказал Брет, довольно улыбаясь.
– Никогда не думала, что такая красота может прятаться в такой глуши…
– Вам необязательно шептать, – засмеялся Брет. – Птицы скоро привыкнут и перестанут реагировать на нас. Ну что, хотите поплавать?
У Дженни сразу испортилось настроение. Прозрачная вода манила, но купаться в одежде – удовольствие небольшое.
– Вы должны были предупредить меня, – проворчала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Обычно десять, иногда двенадцать. Овчаров трудно удержать на месте больше двух сезонов. Они, как дети, всегда верят слухам, что где-то есть фермы побольше, где лучше платят. Но у нас обычно хватает людей, чтобы ухаживать за овцами круглый год.
Дженни прищурилась, глядя на сухую серебристую траву впереди, сверкающую в утренних лучах. Высохшие деревья стояли по краю пастбища, как стража. Со стороны усадьбы слышался лай собак. Ветерок завивал в спирали сухие листья, которые с шелестом змеились по сухой траве. Она вдруг подумала, что достаточно одной неосторожно брошенной спички или случайного уголька из выбитой трубки, и Чуринга может погибнуть.
Они вспугнули стаю попугаев гала, которые взлетели, окрасив розовыми грудками все вокруг, и приземлились на перечные деревья. Тут же послышались возмущенные голоса зимородков-кукабурров. Начался птичий гвалт. Паутина на деревьях сверкала в утренних лучах солнца; когда они выехали с территории усадьбы на бескрайние просторы, Дженни снова почувствовала, что Чуринга завораживает ее. Но сможет ли она жить здесь?
Дженни привыкла к городу, к соленому запаху океана в Палм-Бич, к удобной ванне, где не надо было экономить воду. Она вспомнила о Диане, о друзьях, которые разделяли и понимали ее страсть к живописи и увлечение театром. Когда закончится стрижка и уедет Симон, она останется одна среди молчаливых, занятых работой мужчин…
И все же в Чуринге было что-то такое знакомое, как будто она сама являлась неотъемлемой частью этого и вернулась домой.
– Мы уже на земле Вилги, – объявил Брет через час. – Видите те деревья?
Дженни заслонила рукой глаза от солнца и посмотрела вперед. Густая роща вилг зеленела перед ними, маня спасительной тенью.
– Это ветер сделал их такими? Они выглядят так, как будто кто-то их снизу специально подстриг.
Брет рассмеялся, симпатичные лучики морщинок разбежались от его глаз.
– Вы отчасти правы. Овцы съедают нижние ветки, насколько способны дотянуться. Поэтому все деревья здесь такие круглые сверху и ровные снизу.
Лошади, выбивая копытами дробь, несли их вперед.
– А хозяева не возмутятся, что мы скачем по их территории? Может, следовало созвониться с ними заранее?
Брет придержал лошадь и посмотрел на нее удивленно.
– А разве Уэйнрайт вам ничего не сказал?
– Что именно?
– Что Вилга теперь стала частью Чуринги и принадлежит вам?
– Нет, я этого не знала. А что случилось с семьей Финли?
Брет обвел глазами сочную траву вокруг.
– Они уехали отсюда после войны, а Вилгу купили ваши предшественники.
– А почему она сохранила свое название? Не проще ли было назвать все Чурингой?
– Это отдельное хозяйство, здесь другой управляющий. А название пошло от этих деревьев. Никто и не подумал менять его.
– Здесь все названия звучат как музыка, – заметила Дженни.
– У аборигенов очень музыкальный язык. Это больше всего заметно, когда они собираются вместе на праздник корробори. Большинство здешних мест сохранили аборигенские названия, за исключением тех, где скваттеры ностальгически переименовали их в старые, родные для слуха, европейские.
– Как и по всей Австралии, – улыбнулась Дженни. – Такая путаница из-за этого иногда…
Они ехали бок о бок вдоль пастбищ. Топот копыт аккомпанировал птичьему пению, как ударные инструменты в оркестре.
– Вы много путешествовали, Дженни? – спросил Брет.
– Случалось. После окончания колледжа мы с моей подругой целый год путешествовали по Европе и Африке, изучая историю искусств. – Она с теплотой вспоминала вечные экзотические кафтаны и побрякушки Дианы. – Подруга после Марокко полюбила экзотику, а мне больше понравился Париж. Монмартр, Левый берег, Сена, Лувр…
Брет уловил в ее голосе грустные нотки.
– Вас тянет туда?
– Иногда. Может, когда-нибудь я туда съезжу, но прошлое не повторяется. Люди, которых мы знали, разъехались, все вокруг меняется. К тому же я стала старше и стала больше ценить безопасность.
– Вряд ли в Париже можно встретить кого-нибудь опаснее здешних тигровых змей.
Дженни вспомнила мансарду с крысами, которую они с Дианой снимали, и распутного француза, который считал, что все молодые девушки, живущие у него, должны с ним переспать.
– Змеи есть везде, – усмехнулась она. – И все они ползают на животе.
– Звучит цинично, – заметил Брет.
– Лучше быть циником, чем простофилей, – засмеялась Дженни. – По-моему, здесь в, Чуринге, все проще. Если я попробую обосноваться в этом месте, то, по крайней мере, буду знать, чего ждать от него.
– Я припомню вам эти слова, – усмехнулся он. – Едем. Покажу вам свое любимое, особенное местечко. Оно похоже на то, где мы с вами вчера были, но с другой стороны горы. Это не очень далеко отсюда, и, думаю, вы не будете разочарованы.
Они перешли на галоп. Позади оставались бесконечные поля и рощи, впереди голубела гора. Дженни чувствовала, что у нее уже болят все мышцы, и мечтала об отдыхе.
– Почти приехали! – крикнул через плечо Брет спустя полчаса.
Дженни обратила внимание на сочную листву на деревьях и густую траву впереди. Очевидно, вода была близко. Она пришпорила лошадь и, въехав в тень, спрыгнула с седла. Тут же на нее набросились мухи и мошкара. Брет взял поводья обеих лошадей и повел ее вперед через густые заросли мульги. Над их головами в вышине высокие кроны деревьев смыкались, создавая зеленую крышу. Пот заливал ей лицо, одежда прилипала к телу. «Неужели это никогда не кончится?» – раздраженно подумала она.
Неожиданно все вокруг залил золотой солнечный свет; звук падающей воды стал громче. Брет отступил в сторону, и Дженни ахнула. Это был настоящий оазис, спрятанный в изгибе горы. Деревья, зеленые и густые, склоняли свои ветви в широкий бассейн, который раскинулся у их ног. Причудливые скалы, усыпанные цветами и диким виноградом, живописно отражались в воде, как на рекламных проспектах. При их появлении в воздух взметнулась разноцветная стая попугаев, оглашая воздух возбужденными криками. Крошечные зяблики, воробьи и скворцы галдели, перелетая с ветки на ветку. Создавалось впечатление, что они попали в царство птиц, – их было сотни, встревоженных, галдящих, возмущенных неожиданным вторжением.
Дженни засмеялась от радости, вспугнув еще несколько птиц.
– Я говорил вам, что это особенное место! – сказал Брет, довольно улыбаясь.
– Никогда не думала, что такая красота может прятаться в такой глуши…
– Вам необязательно шептать, – засмеялся Брет. – Птицы скоро привыкнут и перестанут реагировать на нас. Ну что, хотите поплавать?
У Дженни сразу испортилось настроение. Прозрачная вода манила, но купаться в одежде – удовольствие небольшое.
– Вы должны были предупредить меня, – проворчала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117