Вот черт!
Лулу махнула рукой оркестру, музыканты тут же заиграли новый мотив, мелодию с неподражаемым заводным ритмом, который привел танцоров в неописуемый восторг. Певица спрыгнула со стены и ринулась в толпу.
Женевьева глубоко вздохнула и, заставив себя не смотреть на Закари, улыбнулась добродушному Гаю Монтерею.
– Потанцуйте со мной, – предложила она и, взяв его за руку, повела прочь от воды.
В какой-то критический момент ночного представления, в час, когда отупение и усталость от чрезмерного количества выпитого и танцев достигли высшей точки, возможно, в два или в три часа утра, баржа начала наполняться водой. Ее хозяин, мужчина в блузе художника, который крутил над головой кошку, запаниковал и стал орать, чтобы все расходились по домам, в это время его жена, темноглазая женщина с вьющимися волосами, вычерпывала ковшом воду и выливала ее за борт.
На кю де Конти опьяневшая Лулу носилась в толпе и приглашала всех, кого только могла, в том числе и прохожих, которые не были на празднике, в особняк, расположенный на ближайшей рю де Лилль – для продолжения ночного «сабантуя».
– Я поеду домой, – отказалась Женевьева. – Роберт уже давным-давно вернулся.
– О, не будь такой скучной, милая моя. Как бы там ни было, он наверняка лег спать, ведь правда? Поэтому какая разница, ну, задержишься еще на пару часов?
– Думаю, ты права. – Ей все равно придется возвращаться домой. Женевьева хорошо это понимала. Но она опьянела, теперь ей гораздо легче было поддаться на уговоры Лулу, чем принять непростое решение вернуться.
– Это замечательное место, – возбужденно заявила Лулу. – Фантастическое! Вот увидишь.
– Чей это дом? – поинтересовалась Женевьева. Во главе пестрой и шумной процессии они подходили к белому особняку, из которого доносились громкие звуки джазовой мелодии, парадная дверь была гостеприимно распахнута.
– Я не помню, – беспечно ответила Лулу.
– Ну, так откуда ты знаешь, что там так замечательно?
– Это я тоже не помню. Ну а кому какая разница, милая моя? Сейчас время веселиться! – Подруга рванулась вперед.
– Женевьева. – Кто-то положил руку ей на плечо. Оказалось, что это Закари. – Я так давно хотел поговорить с тобой. Но ты все время была с тем мужчиной, американцем в светлом костюме. Кто он такой?
– Ты ревнуешь? – Женевьева услышала сварливые нотки в собственном голосе. Она хотела, чтобы он ревновал.
Он махнул рукой:
– Будь осторожна, не доверяй этому человеку. Снова у нее перед глазами возник рисунок черепа.
– Почему? Что ты знаешь о нем?
Закари пожал плечами:
– Ничего. Это интуиция.
Женевьева отошла от входной двери, вырвалась из толпы людей, стремящихся на вечеринку, прислонилась к стволу платана.
– Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
– Ты не хочешь этого.
– Я должна.
Он приблизился.
– Я знаю, ты боишься, Женевьева. Боишься своих чувств и меня.
– Что за вздор.
– Ты боишься своей страсти. Боишься, что это может причинить вред тебе и твоему браку… Если ты снова поддашься ей…
Она заставила себя взглянуть на его шею. И увидела веснушку. Она знала, что, если станет смотреть на веснушку, все будет в порядке, тогда она сможет держать себя в руках.
– Я так замечательно жила до того, как все это произошло, – ответила она. – Замечательно.
Вечеринка разгоралась. Люди вопили и шумно радовались. Повсюду раздавался звон стаканов.
– Но ты снова хочешь выпустить чувства на свободу. – Он подошел еще ближе. Она пыталась отодвинуться, но ее спина прижалась к дереву. – Мы оба знаем, как нам было хорошо вместе.
– Я не могу. Я…
Она чувствовала его дыхание. Он стоял так близко, что она могла наклониться и поцеловать его веснушку. Или впиться поцелуем в его губы.
– Эй, Женевьева! – До нее донесся голос Монтерея. Он выглядывал из окна на первом этаже.
Закари положил руку ей на плечо.
– Опять он. Я хочу поговорить с тобой наедине, Женевьева.
– Ты идешь? – крикнул Монтерей.
– Да, я сейчас приду. Закари нахмурился:
– Будь с ним осторожна. Встретимся завтра днем в Люксембургском саду.
– Этот человек пристает к тебе, Женевьева? – заорал Монтерей.
– В два часа, – сказал Закари. – Я буду у Циклопа, у фонтана Медичи.
– Не думаю, что смогу. – Женевьева сбросила его руку со своего плеча.
– Хочешь, я выйду и проучу его? – снова послышался голос Монтерея.
– Нет, я уже иду.
– Хорошо, до завтра. – Закари быстро удалился.
– Я не договаривалась с тобой. Ты это знаешь!
– Я буду ждать, – бросил он через плечо.
В гостиной гремела музыка в исполнении джазового ансамбля, к которому присоединились музыканты, игравшие на барже. Комната была завешана африканскими и египетскими масками. Повсюду стояли пальмы в фарфоровых горшках. Ползучие растения обвивались вокруг витиеватых мраморных колонн. Настенные фрески изображали египетских богов, золотая статуя фараона вполне могла быть извлечена прямо из гробницы Тутанхамона. Толпа танцевала чарльстон.
– Хотите потанцевать? – спросил Монтерей.
– Только не сейчас. – Женевьева все еще чувствовала странную слабость. – Вы не видели Лулу?
– Нет. А как насчет того, чтобы побродить по дому?
– Я не знаю. Мне надо возвращаться.
– Да ладно вам. – Он склонился к ней, прошептал на ухо: – Неужели вам ни капельки не любопытно, что это за место?
– Ну…
Он положил руку ей на талию и увлек в холл.
– Знаете, что я всегда говорю в подобных случаях? Единственный способ избавиться от искушения – это поддаться ему.
– Разве это сказал не Оскар Уайльд?
– Умная девочка, – откликнулся Монтерей. – Пойдемте. Возможно, нам посчастливится, и мы найдем Лулу.
Поднимаясь по широким дубовым ступеням, она снова подумала о том, как сильно пьяна. Ступенек становилось все больше и больше, она подняла голову и посмотрела наверх. Невероятное количество ступенек. Словно Женевьева взбиралась на высокую гору.
– Оскар Уайльд в какой-то степени мой кумир, – говорил Монтерей. – Он лучше кого-либо, живого или мертвого, в блеске острейшего ума, в сочетании утонченных чувств. Каким-то образом он никогда не надоедает. «Портрет Дориана Грея» – просто блистательное произведение. Я немного похож на него, вам не кажется?
– На Уайльда?
– На Дориана Грея.
На верху лестницы Женевьева обернулась, чтобы взглянуть на него.
– Что вы хотите этим сказать? – Вдруг у нее перехватило дыхание.
– Что случилось? – спросил Монтерей.
– Смотрите?
С потолка свисал скелет, одетый в желтый дождевик, изо рта у него торчал презерватив. Монтерей усмехнулся:
– Вот это да. Вам не кажется это забавным?
– Это просто ужасно. – Женевьева собиралась сбежать вниз по ступенькам, но он преградил ей дорогу.
– Он умер в Париже. Я имею в виду Уайльда. В отеле «Эльзас» на рю де Бёю-Ат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Лулу махнула рукой оркестру, музыканты тут же заиграли новый мотив, мелодию с неподражаемым заводным ритмом, который привел танцоров в неописуемый восторг. Певица спрыгнула со стены и ринулась в толпу.
Женевьева глубоко вздохнула и, заставив себя не смотреть на Закари, улыбнулась добродушному Гаю Монтерею.
– Потанцуйте со мной, – предложила она и, взяв его за руку, повела прочь от воды.
В какой-то критический момент ночного представления, в час, когда отупение и усталость от чрезмерного количества выпитого и танцев достигли высшей точки, возможно, в два или в три часа утра, баржа начала наполняться водой. Ее хозяин, мужчина в блузе художника, который крутил над головой кошку, запаниковал и стал орать, чтобы все расходились по домам, в это время его жена, темноглазая женщина с вьющимися волосами, вычерпывала ковшом воду и выливала ее за борт.
На кю де Конти опьяневшая Лулу носилась в толпе и приглашала всех, кого только могла, в том числе и прохожих, которые не были на празднике, в особняк, расположенный на ближайшей рю де Лилль – для продолжения ночного «сабантуя».
– Я поеду домой, – отказалась Женевьева. – Роберт уже давным-давно вернулся.
– О, не будь такой скучной, милая моя. Как бы там ни было, он наверняка лег спать, ведь правда? Поэтому какая разница, ну, задержишься еще на пару часов?
– Думаю, ты права. – Ей все равно придется возвращаться домой. Женевьева хорошо это понимала. Но она опьянела, теперь ей гораздо легче было поддаться на уговоры Лулу, чем принять непростое решение вернуться.
– Это замечательное место, – возбужденно заявила Лулу. – Фантастическое! Вот увидишь.
– Чей это дом? – поинтересовалась Женевьева. Во главе пестрой и шумной процессии они подходили к белому особняку, из которого доносились громкие звуки джазовой мелодии, парадная дверь была гостеприимно распахнута.
– Я не помню, – беспечно ответила Лулу.
– Ну, так откуда ты знаешь, что там так замечательно?
– Это я тоже не помню. Ну а кому какая разница, милая моя? Сейчас время веселиться! – Подруга рванулась вперед.
– Женевьева. – Кто-то положил руку ей на плечо. Оказалось, что это Закари. – Я так давно хотел поговорить с тобой. Но ты все время была с тем мужчиной, американцем в светлом костюме. Кто он такой?
– Ты ревнуешь? – Женевьева услышала сварливые нотки в собственном голосе. Она хотела, чтобы он ревновал.
Он махнул рукой:
– Будь осторожна, не доверяй этому человеку. Снова у нее перед глазами возник рисунок черепа.
– Почему? Что ты знаешь о нем?
Закари пожал плечами:
– Ничего. Это интуиция.
Женевьева отошла от входной двери, вырвалась из толпы людей, стремящихся на вечеринку, прислонилась к стволу платана.
– Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
– Ты не хочешь этого.
– Я должна.
Он приблизился.
– Я знаю, ты боишься, Женевьева. Боишься своих чувств и меня.
– Что за вздор.
– Ты боишься своей страсти. Боишься, что это может причинить вред тебе и твоему браку… Если ты снова поддашься ей…
Она заставила себя взглянуть на его шею. И увидела веснушку. Она знала, что, если станет смотреть на веснушку, все будет в порядке, тогда она сможет держать себя в руках.
– Я так замечательно жила до того, как все это произошло, – ответила она. – Замечательно.
Вечеринка разгоралась. Люди вопили и шумно радовались. Повсюду раздавался звон стаканов.
– Но ты снова хочешь выпустить чувства на свободу. – Он подошел еще ближе. Она пыталась отодвинуться, но ее спина прижалась к дереву. – Мы оба знаем, как нам было хорошо вместе.
– Я не могу. Я…
Она чувствовала его дыхание. Он стоял так близко, что она могла наклониться и поцеловать его веснушку. Или впиться поцелуем в его губы.
– Эй, Женевьева! – До нее донесся голос Монтерея. Он выглядывал из окна на первом этаже.
Закари положил руку ей на плечо.
– Опять он. Я хочу поговорить с тобой наедине, Женевьева.
– Ты идешь? – крикнул Монтерей.
– Да, я сейчас приду. Закари нахмурился:
– Будь с ним осторожна. Встретимся завтра днем в Люксембургском саду.
– Этот человек пристает к тебе, Женевьева? – заорал Монтерей.
– В два часа, – сказал Закари. – Я буду у Циклопа, у фонтана Медичи.
– Не думаю, что смогу. – Женевьева сбросила его руку со своего плеча.
– Хочешь, я выйду и проучу его? – снова послышался голос Монтерея.
– Нет, я уже иду.
– Хорошо, до завтра. – Закари быстро удалился.
– Я не договаривалась с тобой. Ты это знаешь!
– Я буду ждать, – бросил он через плечо.
В гостиной гремела музыка в исполнении джазового ансамбля, к которому присоединились музыканты, игравшие на барже. Комната была завешана африканскими и египетскими масками. Повсюду стояли пальмы в фарфоровых горшках. Ползучие растения обвивались вокруг витиеватых мраморных колонн. Настенные фрески изображали египетских богов, золотая статуя фараона вполне могла быть извлечена прямо из гробницы Тутанхамона. Толпа танцевала чарльстон.
– Хотите потанцевать? – спросил Монтерей.
– Только не сейчас. – Женевьева все еще чувствовала странную слабость. – Вы не видели Лулу?
– Нет. А как насчет того, чтобы побродить по дому?
– Я не знаю. Мне надо возвращаться.
– Да ладно вам. – Он склонился к ней, прошептал на ухо: – Неужели вам ни капельки не любопытно, что это за место?
– Ну…
Он положил руку ей на талию и увлек в холл.
– Знаете, что я всегда говорю в подобных случаях? Единственный способ избавиться от искушения – это поддаться ему.
– Разве это сказал не Оскар Уайльд?
– Умная девочка, – откликнулся Монтерей. – Пойдемте. Возможно, нам посчастливится, и мы найдем Лулу.
Поднимаясь по широким дубовым ступеням, она снова подумала о том, как сильно пьяна. Ступенек становилось все больше и больше, она подняла голову и посмотрела наверх. Невероятное количество ступенек. Словно Женевьева взбиралась на высокую гору.
– Оскар Уайльд в какой-то степени мой кумир, – говорил Монтерей. – Он лучше кого-либо, живого или мертвого, в блеске острейшего ума, в сочетании утонченных чувств. Каким-то образом он никогда не надоедает. «Портрет Дориана Грея» – просто блистательное произведение. Я немного похож на него, вам не кажется?
– На Уайльда?
– На Дориана Грея.
На верху лестницы Женевьева обернулась, чтобы взглянуть на него.
– Что вы хотите этим сказать? – Вдруг у нее перехватило дыхание.
– Что случилось? – спросил Монтерей.
– Смотрите?
С потолка свисал скелет, одетый в желтый дождевик, изо рта у него торчал презерватив. Монтерей усмехнулся:
– Вот это да. Вам не кажется это забавным?
– Это просто ужасно. – Женевьева собиралась сбежать вниз по ступенькам, но он преградил ей дорогу.
– Он умер в Париже. Я имею в виду Уайльда. В отеле «Эльзас» на рю де Бёю-Ат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85