– Мадам?
Женевьева отвернулась, чтобы спрятать слезы, и поспешила прочь с платформы в своих прекрасных, но непрактичных туфлях, как только раздался паровозный свисток.
Скрип и скрежет ознаменовали первые движения машины. Вращение и кружение, когда она медленно начала двигаться вперед. Несколько оставшихся на платформе людей махали руками и белыми платками.
Дойдя до начала платформы, она изо всех сил закрыла глаза, уронила чемодан и так и стояла, обхватив себя руками, маленькая и неподвижная, а люди сновали вокруг нее. Когда она снова открыла глаза, прямо перед собой увидела мальчика. Чумазый мальчик двенадцати-тринадцати лет с темными, спутанными волосами, в коротких брючках, шнурки ботинок волочились за ним по земле.
– Чего ты хочешь?
Мальчик пристально смотрел на нее, не говоря ни слова.
– Ты просишь милостыню?
Запавшие, голодные глаза. Его лицо показалось ей странно знакомым.
Тогда он что-то протянул ей. Скомканный клочок бумаги. Она взяла его, и, пока разворачивала, мальчишка развернулся и кинулся бежать.
«Я не могу поехать с тобой. Мне очень жаль. Я люблю тебя. П. ».
Сердце Женевьевы ухнуло вниз. Мальчик промчался мимо билетной кассы, отпихивая людей в разные стороны, затем скрылся из вида.
Она скомкала записку в руке, изо всех сил сжала в кулаке, а голуби порхали вокруг, борясь за крошки хлеба.
46
Роберт шел в офис, он просто не представлял, куда еще можно отправиться. Этот город стал ему чужим. Да он никогда не принимал его. Но он еще никогда не чувствовал себя словно бы подвешенным на болтающейся из стороны в сторону нити.
«Жди меня здесь, – сказал он Женевьеве. – Мы поговорим, когда я вернусь». Но что еще он мог сказать? Гарри оказался прав насчет нее. Чем скорее он узнает правду, тем лучше. Пора возвращаться домой. Он должен был давно уехать отсюда, несколько лет назад. Да и вообще ему не следовало приезжать в Европу, если уж на то пошло.
С самого начала это не предвещало ничего хорошего. Он всего лишь путешествовал, исходя из своих представлений о романтизме и героизме. Все его знакомые смеялись или удивлялись, узнав о его горячем стремлении поступить на военную службу. Они, казалось, видели в этом признак незрелости и инфантильности и подшучивали над ним. Почему бы не побаловать мальчика. Пускай повеселится. Они оказались правы. Он сыграл второстепенную роль, не познав ран и крови, пролитых на поле брани. Он прошел через войну без боевых шрамов и медалей. Он даже не смог привести с собой под руку Агнес, свою первую любовь. Его жизнь сложилась бы совершенно иначе, если бы она выбрала его, а не этого потерянного, а затем неожиданно возникшего из небытия Эдварда.
Здание опустело. Все разошлись по домам, вернулись к своим семьям, к приятной домашней жизни. Он поднялся на четвертый этаж, побрел по длинному коридору, подумал, что мог бы остаться здесь на ночь. Прилег бы на ковер в виде тигровой шкуры, который она заставила его купить. Да, почему бы не заставить ее немного поволноваться? Он не торопился возвращаться на рю де Лота.
– Мистер Шелби Кинг.
Роберт подпрыгнул и резко повернулся на звук девичьего голоса.
– Я не хотела вас пугать. Мне необходимо с вами поговорить.
Это оказалась горничная Селин!
– Как ты вошла сюда?
– Я шла следом за вами. – Ее зрачки расширились в полумраке комнаты. – Я не хотела испугать вас, клянусь.
– Ты шла за мной? От рю де Лота?
Она кивнула в ответ.
– Но это здание закрыто в нерабочие часы. А я запер дверь за собой.
– На самом деле вы этого не сделали, сэр.
Он потер затылок.
– Проходи в мой офис. Мы можем выпить вдвоем, и ты расскажешь мне, что у тебя на уме. Ничего лучше мне все равно сейчас не придумать. Да и тебе, судя по всему.
Роберт достал виски и махнул рукой, приглашая ее садиться. Она, казалось, забеспокоилась, скорее не из-за щекотливой ситуации, в которую попала, а из-за необходимости пить. Он подумал, что она никогда раньше не пробовала виски. По какой-то причине он вдруг вспомнил о Мари-Клер, что бы она сказала, если бы вошла и увидела, что он пьет виски с какой-то худенькой девочкой. Он представил себе неодобрение в ее спокойных глазах. Но странно, это только подхлестнуло его. И хотя горничная поперхнулась и закашлялась после первого же глотка, он подлил ей еще и устроился на другом кресле для посетителей.
– Итак, – начал Роберт. – Я знаю, что ты ушла от нас. Расскажи, почему?
– О, сэр. Я не хотела уходить от вас. Только не от вас. Но она, она вела себя так… Я больше не могла закрывать на это глаза.
Он не мог взять себя в руки и задать ей вопрос. Но все же он должен был сделать это.
– Закрывать глаза на что, Селин?
– Она вас не стоит. Вы слишком хороши для нее. Она…
Роберт вздохнул и залпом осушил стакан.
– Все началось с телефонных звонков. Он называл себя месье Ренар. Я вовсе не собиралась подслушивать, но она и не думала говорить тише! А затем она собиралась и уходила, разодетая и обвешанная украшениями, сэр, в то время как вы были на работе. Звонила в отели, заказывала номера, потом упархивала, а вы думали, что она сидит дома. Это правда, клянусь вам здоровьем своей матери.
Он испытывал чувство облегчения, сидя здесь и слушая эту историю. Девушка не могла сказать ничего, что потрясло бы его. Уже нет. А как она волновалась, боялась его непредсказуемой реакции, но все равно безжалостно выложила ему всю правду. Что двигало этой девушкой, когда она шла за ним по пятам, собираясь рассказать ему обо всем? Возможно, чувство чести и справедливости или ненависть к его жене? Или что-то еще?
– Она пыталась купить мое молчание. Сначала подарила мне туфли, затем подсунула мне под дверь деньги. Она вела себя так нахально. «Я ухожу на примерку туфель, Селин». Никто не проводит столько времени на примерке у сапожника, сэр! По крайней мере, на настоящей примерке. Даже она.
Роберт внимательно посмотрел на горничную. Ее слова показались ему странно знакомыми…
– Я оставалась сколько могла, сэр. Ради вас. Я… Вы такой замечательный человек. Я понимаю, что вы потрясены, но не позволяйте ей уничтожить вас. Не все женщины такие подлые и лживые, как она.
Селин взглянула на него из-под ресниц, ее лицо преобразилось, стало более уверенным и женственным. Что-то кокетливое промелькнуло в этом взгляде. Возможно, она растолковала его поведение как намек? Изменилось ли его собственное выражение лица?
– Я знаю, Селин. – Он налил еще виски, наполнил стаканы до половины и пробормотал: – Ты хорошая девочка, ведь именно поэтому ты писала мне письма, не так ли? На чудесной сиреневой бумаге. Ты делала это исключительно по доброте душевной.
– О, сэр. – На ее лице мелькнули облегчение и радость. – Я знала, что вы поверили мне.
– Конечно. – Он придвинул свой стул чуть ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85