Вода в реке была темно-коричневой. Перейдя мост, он пошел налево к дому Эльзы Берггрен. Это был белый деревянный домик в глубине ухоженного сада. Рядом с домом — пустой гараж с открытыми воротами. Он медленно шел вдоль дома. В какой-то момент ему показалось, что штора в окне на первом этаже шевельнулась. Он пошел дальше. Посреди мостовой стоял человек, задрав голову к небу. Он посмотрел на Стефана и кивнул.
— Снег будет? — спросил он.
Стефану понравился диалект — он звучал очень дружелюбно, угадывалась неиспорченность.
— Вполне может быть, — ответил он. — Но не рановато ли? В октябре?
Незнакомец покачал головой:
— В наших краях бывает и в сентябре. И в июне.
Человек был стар. Небрежно выбритое лицо было изрезано морщинами.
— Что, кого-то ищешь? — спросил старик, даже не пытаясь скрыть любопытство.
— Да нет, я здесь просто так, заехал посмотреть. Вот гуляю.
Он обещал Джузеппе не говорить с Эльзой Берггрен, но о том, что нельзя говорить о ней, не было сказано ни слова.
— Красивый домик, — сказал он.
— Эльза очень заботится о доме. И о саде тоже. Ты с ней знаком?
— Нет.
Тот поглядел на него, ожидая продолжения.
— Меня зовут Бьорн Вигрен, — сказал старик, помолчав. — Живу всю жизнь здесь, самое длинное путешествие за всю мою жизнь — как-то раз побывал в Хеде. Теперь все ездят. А я — нет. В детстве жил на той стороне реки, а теперь переселился сюда. Потом опять переселюсь на ту сторону. На кладбище.
— Стефан. Стефан Линдман.
— Так ты, говоришь, тут просто так?
— Да.
— У тебя родня здесь?
— Нет. Я же говорю — я тут проездом.
— И пошел прогуляться?
— Да.
Разговор иссяк. Любопытство Вигрена не раздражало, наверное, потому, что старик был так приветлив. Стефан пытался придумать, под каким соусом начать разговор об Эльзе Берггрен.
— Я живу здесь с пятьдесят девятого года, — вдруг сообщил новый знакомый. — И никогда не видел, чтобы кто-то из приезжих тут гулял. По крайней мере, в октябре.
— Кто-то должен быть первым.
— Хочешь кофе? — предложил Бьорн. — Если хочешь. Жена у меня умерла, дети разъехались.
— Хорошая идея.
Они зашли в калитку. Может, Бьорн Вигрен стоял посреди улицы в надежде заманить кого-нибудь к себе, чтобы ему было не так одиноко?
Дом Бьорна оказался одноэтажным. Картинка в прихожей изображала цыганку с обнаженной грудью, в гостиной — рыбака. Были также охотничьи трофеи. Рога лося. Стефан насчитал четырнадцать отростков и никак не мог сообразить, много это или мало. На столе стоял термос и укрытое полотенцем блюдо с булочками. Вигрен поставил еще одну чашку и пригласил Стефана сесть.
— Разговаривать не обязательно, — неожиданно сказал он. — Вполне можно пить кофе молча, даже с незнакомыми.
Они пили кофе, каждый взял по коричной булочке. Часы на стене пробили четверть какого-то. Стефан мысленно поинтересовался, как люди общались раньше, до того, как в этой стране появился кофе.
— Как я понимаю, вы пенсионер, — сказал Стефан и тут же осудил себя за идиотскую реплику.
— Я тридцать лет проработал в лесу, — сказал Бьорн Вигрен. — Иногда самому не верится. Лесорубы были сущими рабами у компаний. Мне кажется, нынче люди просто не понимают, каким счастьем стало появление бензопил. А у меня начались боли в спине, и я уволился. Последние годы работал в дорожном управлении. Был ли там от меня прок, не уверен. В основном я стоял у станка и точил коньки школьникам. Хотя одну полезную вещь я сделал, пока там работал, — выучил английский. Сидел по вечерам, обложившись книгами и кассетами. Часто хотелось бросить все к черту, но я дал себе слово. А потом ушел на пенсию. Ровно через два дня после этого умерла моя жена. Я проснулся утром, а она уже холодная. Семнадцать лет тому назад. Мне же восемьдесят два стукнуло, в августе.
Стефан широко раскрыл глаза. Было трудно поверить, что Бьорну Вигрену уже за восемьдесят.
— Я не вру, — сказал Вигрен, очевидно уловив его недоверие. — Мне восемьдесят два года, и здоровье такое, что вполне могу рассчитывать прожить до девяноста и больше. Если только это кому-нибудь нужно.
— А у меня рак, — сказал Стефан. — Я даже не знаю, доживу ли до сорока.
У него просто вырвались эти слова. Вигрен удивленно поднял брови:
— Не так уж обычно, что кто-то сообщает совершенно незнакомому человеку, что у него рак.
— Я сам не знаю, почему я это сказал.
Бьорн подвинул ему блюдо с булками.
— Сказал, потому что тебе надо было это сказать. Если хочешь рассказать еще, я слушаю.
— Лучше не надо.
— Не надо — значит, не надо. Хочешь говорить — хорошо, не хочешь — тоже хорошо.
Стефан вдруг сообразил, как перевести разговор на Эльзу Берггрен.
— А если покупать дом в ваших краях, вроде того, что у соседки, во сколько это обойдется?
— У Эльзы? Здесь дома дешевые. Я иногда читаю объявления. Только не в газетах, в Интернете. Я подумал, что грош мне цена, если я не овладею этой штукой. Дело идет не так быстро, но времени у меня хватает. У меня дочка в Евле, она работает в управлении коммуной — она привезла компьютер и показала, как с ним обращаться. Я сейчас переписываюсь с одним — ему девяносто шесть лет. Его зовут Джим, он из Канады. Тоже работал лесорубом. Чего только нет в этом компьютере! Мы сейчас пытаемся создать страницу, где бывшие лесорубы могли бы поболтать друг с другом. А у тебя какие любимые сайты?
— Я об этом ничего не знаю. У меня и компьютера-то нет.
Его собеседник огорчился:
— Компьютер ты должен купить. Особенно если болен. Миллионы людей больны раком, я видел сам. Я один раз сделал запрос по раку скелета, а это, наверное, самый худший, — и было двести пятьдесят тысяч попаданий.
Он осекся:
— Не буду говорить о раке. Мы же договорились.
— Не важно. К тому же у меня рак не скелета. Пока, во всяком случае, насколько мне известно.
— А я этого и не думал.
Стефан вернулся к вопросу о ценах:
— Так сколько же стоит такой дом, как у Эльзы?
— Двести-триста тысяч, не больше. Но я не думаю, что она собирается продавать свой дом.
— А она живет одна?
— Она, по-моему, никогда не была замужем. Иногда она малость нос задирает. После смерти жены мне как-то пришло в голову, что мы могли бы объединиться. Но она не захотела.
— А сколько ей лет?
— Семьдесят три, я думаю.
То есть примерно ровесница Герберта Молина, подумал Стефан.
— И она всегда здесь жила?
— Когда мы строились, ее дом уже стоял. Это был конец пятидесятых. Думаю, она живет здесь больше сорока лет.
— А кем она работала?
— Говорит, до переезда сюда была учительницей. Но я не очень в это верю.
— Почему?
— Кто уходит на пенсию в тридцать лет? Она же здорова, с ней все в порядке.
— Но она же на что-то живет?
— Получила наследство от родителей. Тогда и переехала. Во всяком случае, она так говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108