Я недавно читала книгу о женских фантазиях, но все это показалось мне скучным. Но мои фантазии не имеют ничего общего с теми, которые описаны в этой книге, – там фигурировали ослики, утки и даже, извини уж, пылесос. Кстати, англичане почему-то называют все пылесосы «Гувер», независимо от того, какая фирма выпустила его на самом деле. И вообще в этой стране очень странный язык.
Ну так вот, все мои фантазии – о тебе. Вот ты лежишь, развалившись, в своем огромном кресле. Или стоишь рядом со столиком и делаешь нам коктейли. Ослабляешь узел галстука и расстегиваешь верхнюю пуговицу на рубашке. Лежишь в ванной, свесив вниз руку с дымящейся сигаретой. Или смотришь из постели, как я раздеваюсь».
Дейзи подперла руками подбородок и, глядя ничего не видящими глазами на только что отпечатанную страницу, предалась воспоминаниям.
– Интересно, тебе кто-нибудь сказал, что здесь все страдают дальнозоркостью и могут прочесть с расстояния в несколько шагов чужую рукопись? Что это ты пишешь? Рассказ?
Залившись краской, Дейзи повернулась вместе со стулом и увидела невысокую девушку с серебристо-золотыми волосами до плеч и сдвинутыми на лоб темными очками. Глаза ее были настолько бледными, что единственной темной точкой казался зрачок. В лице девушки было что-то восточное, в чертах угадывалась интеллигентность и одновременно чувство юмора. Дейзи она сразу понравилась.
– Меня зовут Франсез, – представилась девушка. – Когда я не стою у тебя за спиной и не читаю личные письма, то обычно пишу страничку книжного обозрения. И за это мне полагается собственный стеклянный кубик. И не просто кубик, а именно тот, что граничит одной стеной с владениями Рейчел Фишер. Если я решу в один прекрасный день написать роман, то, наверное, изображу Бена Фронвелла и Рейчел Фишер. Иногда хорошо поставленный голос Рейчел срывается на крик, и, прижавшись поплотнее к перегородке, я слышу такое, что остается только гадать, что именно происходит между ней и нашим главным редактором за закрытыми дверями. Кстати, наш главный просто обожает неожиданно вырастать за спиной своих сотрудников – а читать он умеет еще быстрее, чем я.
Дейзи снова повернулась к столу, вынула лист из машинки и положила его в ящик.
– Найдешь время выпить со мной после работы? – спросила Франсез. – Ты наверняка уже заметила, что по Флит-стрит невозможно сделать и двух шагов, чтобы не наткнуться на какой-нибудь бар. Некоторые из них очень даже ничего.
Ровно в шесть Дейзи и Франсез вышли из здания редакции и перешли на другую сторону Флит-стрит.
А еще через час они вышли из бара под названием «Колокол» и разошлись в разные стороны – Франсез жила в двухкомнатной квартире в Барбикане, а Дейзи направилась к станции метро.
Дейзи прошла несколько шагов, но что-то вдруг заставило ее оглянуться.
Франсез стояла невдалеке, глядя ей вслед. Свет фонаря отражался в ее платиновых волосах, которые казались расплывчатым облаком вокруг головы.
Дейзи помахала ей рукой и пошла дальше.
Франсез продолжала стоять, глядя вслед удаляющейся фигуре Дейзи. Через несколько минут она тоже повернулась и пошла своей дорогой.
5
Бенджамен Фронвелл напоминал неограненный алмаз. И вовсе не хотел что-то в себе менять. Типично йоркширская агрессивная самоуверенность Бена с годами переросла в отчаянный эгоцентризм. Отец Фронвелла продавал газеты в Шеффилде. Во время войны его призвали в армию, и он приехал домой в отпуск перед самой отправкой в Северную Африку в сорок втором году. А через девять месяцев на свет появился Бен. Как и многие английские дети, родившиеся во время войны, Бен рос первые годы жизни без отца и поэтому был очень близок с матерью. Миссис Фронвелл становилась необыкновенно амбициозной, когда дело касалось ее сына.
Учась в Галльском университете, Бен активно участвовал в студенческом политическом движении. Там же он вступил в партию консерваторов. Это очень задело мистера Фронвелла, который всю жизнь был членом партии лейбористов. Но мать Бена была рада – членство сына в партии тори она воспринимала как первую ступеньку вверх по социальной лестнице.
Закончив университет, Бен начал работать репортером в газете «Шеффилд пост». Через три года он стал редактором отдела новостей. Потом в Шеффилд приехал получать звание почетного доктора этого университета владелец «Бастиона» – миллионер, который всего в жизни добился собственными силами.
Как-то во время ланча он обратил внимание на сидевшего напротив молодого журналиста с проницательным взглядом и манерой язвительно шутить.
Через два дня Бену позвонили из «Бастиона» и предложили должность заместителя редактора отдела новостей. Это было в семидесятом году, как раз после того, как консерваторам удалось свалить второе правительство Гарольда Вильсона. Спустя три года Бен был уже главным редактором одного из самых влиятельных воскресных еженедельников на Флит-стрит.
Некоторые редакторы стараются руководить своими изданиями, оставаясь как бы на недосягаемой высоте. Для этого они назначают кучу заместителей, которые являются как бы посредниками между главным редактором и журналистами. Если, предположим, кто-нибудь из авторов приходит к соответствующему заместителю и жалуется, что его рукопись слишком сильно порезали или что-нибудь в этом роде, заместитель обещает, что постарается переговорить с главным. Но заместитель прекрасно знает, что его начальнику вовсе не хочется вмешиваться в подобные дела, и вообще он очень занят. Поэтому через несколько дней он сообщает автору, что главный редактор очень загружен работой, и нельзя ли пока оставить все как есть. Если это проходит, что ж, хорошо. Если же автор настаивает на своем, то за главным редактором всегда остается право принять окончательное решение – в этот момент он может вмешаться, вызвать к себе строптивого автора, объяснить, что произошло досадное недоразумение и что, если тот решит остаться, он, главный редактор, сам позаботится о том, чтобы с рукописями его обращались впредь более корректно.
Бен Фронвелл руководил своим изданием совсем по другому принципу. В течение всей рабочей недели сотрудников «Бастиона» волновало одно – понравилась ли Бену их очередная рукопись. Журналисты отдела статей, сдавая свои рукописи в двух экземплярах Джеймсу Аллену, прекрасно знали, что первый экземпляр ляжет на стол Бена Фронвелла и только от него зависит, попадет ли статья в номер. Если статья нравилась Бену, он бывал щедр на вознаграждение. Но все журналисты знали, что недреманное око Бена Фронвелла следит за ними буквально каждую секунду, и как только их запросы превышали некий невидимый барьер, Фронвелл немедленно напоминал им, кто на самом деле правит бал в «Бастионе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Ну так вот, все мои фантазии – о тебе. Вот ты лежишь, развалившись, в своем огромном кресле. Или стоишь рядом со столиком и делаешь нам коктейли. Ослабляешь узел галстука и расстегиваешь верхнюю пуговицу на рубашке. Лежишь в ванной, свесив вниз руку с дымящейся сигаретой. Или смотришь из постели, как я раздеваюсь».
Дейзи подперла руками подбородок и, глядя ничего не видящими глазами на только что отпечатанную страницу, предалась воспоминаниям.
– Интересно, тебе кто-нибудь сказал, что здесь все страдают дальнозоркостью и могут прочесть с расстояния в несколько шагов чужую рукопись? Что это ты пишешь? Рассказ?
Залившись краской, Дейзи повернулась вместе со стулом и увидела невысокую девушку с серебристо-золотыми волосами до плеч и сдвинутыми на лоб темными очками. Глаза ее были настолько бледными, что единственной темной точкой казался зрачок. В лице девушки было что-то восточное, в чертах угадывалась интеллигентность и одновременно чувство юмора. Дейзи она сразу понравилась.
– Меня зовут Франсез, – представилась девушка. – Когда я не стою у тебя за спиной и не читаю личные письма, то обычно пишу страничку книжного обозрения. И за это мне полагается собственный стеклянный кубик. И не просто кубик, а именно тот, что граничит одной стеной с владениями Рейчел Фишер. Если я решу в один прекрасный день написать роман, то, наверное, изображу Бена Фронвелла и Рейчел Фишер. Иногда хорошо поставленный голос Рейчел срывается на крик, и, прижавшись поплотнее к перегородке, я слышу такое, что остается только гадать, что именно происходит между ней и нашим главным редактором за закрытыми дверями. Кстати, наш главный просто обожает неожиданно вырастать за спиной своих сотрудников – а читать он умеет еще быстрее, чем я.
Дейзи снова повернулась к столу, вынула лист из машинки и положила его в ящик.
– Найдешь время выпить со мной после работы? – спросила Франсез. – Ты наверняка уже заметила, что по Флит-стрит невозможно сделать и двух шагов, чтобы не наткнуться на какой-нибудь бар. Некоторые из них очень даже ничего.
Ровно в шесть Дейзи и Франсез вышли из здания редакции и перешли на другую сторону Флит-стрит.
А еще через час они вышли из бара под названием «Колокол» и разошлись в разные стороны – Франсез жила в двухкомнатной квартире в Барбикане, а Дейзи направилась к станции метро.
Дейзи прошла несколько шагов, но что-то вдруг заставило ее оглянуться.
Франсез стояла невдалеке, глядя ей вслед. Свет фонаря отражался в ее платиновых волосах, которые казались расплывчатым облаком вокруг головы.
Дейзи помахала ей рукой и пошла дальше.
Франсез продолжала стоять, глядя вслед удаляющейся фигуре Дейзи. Через несколько минут она тоже повернулась и пошла своей дорогой.
5
Бенджамен Фронвелл напоминал неограненный алмаз. И вовсе не хотел что-то в себе менять. Типично йоркширская агрессивная самоуверенность Бена с годами переросла в отчаянный эгоцентризм. Отец Фронвелла продавал газеты в Шеффилде. Во время войны его призвали в армию, и он приехал домой в отпуск перед самой отправкой в Северную Африку в сорок втором году. А через девять месяцев на свет появился Бен. Как и многие английские дети, родившиеся во время войны, Бен рос первые годы жизни без отца и поэтому был очень близок с матерью. Миссис Фронвелл становилась необыкновенно амбициозной, когда дело касалось ее сына.
Учась в Галльском университете, Бен активно участвовал в студенческом политическом движении. Там же он вступил в партию консерваторов. Это очень задело мистера Фронвелла, который всю жизнь был членом партии лейбористов. Но мать Бена была рада – членство сына в партии тори она воспринимала как первую ступеньку вверх по социальной лестнице.
Закончив университет, Бен начал работать репортером в газете «Шеффилд пост». Через три года он стал редактором отдела новостей. Потом в Шеффилд приехал получать звание почетного доктора этого университета владелец «Бастиона» – миллионер, который всего в жизни добился собственными силами.
Как-то во время ланча он обратил внимание на сидевшего напротив молодого журналиста с проницательным взглядом и манерой язвительно шутить.
Через два дня Бену позвонили из «Бастиона» и предложили должность заместителя редактора отдела новостей. Это было в семидесятом году, как раз после того, как консерваторам удалось свалить второе правительство Гарольда Вильсона. Спустя три года Бен был уже главным редактором одного из самых влиятельных воскресных еженедельников на Флит-стрит.
Некоторые редакторы стараются руководить своими изданиями, оставаясь как бы на недосягаемой высоте. Для этого они назначают кучу заместителей, которые являются как бы посредниками между главным редактором и журналистами. Если, предположим, кто-нибудь из авторов приходит к соответствующему заместителю и жалуется, что его рукопись слишком сильно порезали или что-нибудь в этом роде, заместитель обещает, что постарается переговорить с главным. Но заместитель прекрасно знает, что его начальнику вовсе не хочется вмешиваться в подобные дела, и вообще он очень занят. Поэтому через несколько дней он сообщает автору, что главный редактор очень загружен работой, и нельзя ли пока оставить все как есть. Если это проходит, что ж, хорошо. Если же автор настаивает на своем, то за главным редактором всегда остается право принять окончательное решение – в этот момент он может вмешаться, вызвать к себе строптивого автора, объяснить, что произошло досадное недоразумение и что, если тот решит остаться, он, главный редактор, сам позаботится о том, чтобы с рукописями его обращались впредь более корректно.
Бен Фронвелл руководил своим изданием совсем по другому принципу. В течение всей рабочей недели сотрудников «Бастиона» волновало одно – понравилась ли Бену их очередная рукопись. Журналисты отдела статей, сдавая свои рукописи в двух экземплярах Джеймсу Аллену, прекрасно знали, что первый экземпляр ляжет на стол Бена Фронвелла и только от него зависит, попадет ли статья в номер. Если статья нравилась Бену, он бывал щедр на вознаграждение. Но все журналисты знали, что недреманное око Бена Фронвелла следит за ними буквально каждую секунду, и как только их запросы превышали некий невидимый барьер, Фронвелл немедленно напоминал им, кто на самом деле правит бал в «Бастионе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107