– Счастливчик! – говорит он, игриво ущипнув эльзасца за руку.
Жозеф, улыбаясь, благодарит за эту знаменательную ночь.
Депеша, адресованная в Вандевр, извещает Зимлеров о прибытии Жозефа с последним воскресным поездом. Тэнтэн остался без обычной прогулки с дядей, а Лора – без его послеобеденной воскресной серенады.
Зато изумленная Кора познала страсть Жозефа, и нежность этой страсти удивила ее больше, чем сила.
Жозефу пришлось ждать двадцати девяти лет, прежде чем понять, что даже продажная любовь хочет, чтобы ее завоевывали, как настоящее счастье, и что в эти поцелуи вложено настоящее, некупленное чувство!
Итак, значит, есть радость, которую черпаешь в другом? Значит, радость только тогда радость, когда ее разделяет другой?
XII
Когда на следующий вечер Жозеф вошел в купе второго класса, он чувствовал себя несколько утомленным. Сквозь щели деревянной обшивки вагона проникал злой ноябрьский ветер. Зимлер улегся па узкую скамейку, обитую синим сукном, вздохнул и закрыл глаза.
Вдруг над самой его головой что-то грохнуло, будто обрушилась груда тарелок. Он привскочил, сел на скамейку и выругался. Какой-то молодой человек стоял, наклонившись над ним, и смущенно говорил:
– Я решил вас предупредить. Простите, что разбудил, но мы подъезжаем.
– Подъезжаем? Куда?
– К Вандевру.
Молодой человек улыбнулся, не скрывая своего удовольствия. Поезд, подминая под себя стрелки, летел сквозь тьму, постукивая, будто по булыжнику длинной-длинной мостовой.
– Боже мой! Значит, я проспал четыре часа! Большое спасибо, – сказал Жозеф, вставая. Он отметил с удовлетворением, что отоспался и чувствует себя неплохо.
– Не стоит благодарности, – ответил молодой человек с явным намерением продолжить разговор. Жозефу показалось, что где-то он уже видел этого высокого, элегантно одетого юношу… Видел эти близко поставленные глаза, длинный нос, белокурые усики, подчеркивавшие тонкий рисунок губ; и особенно это выражение – смесь почти женской иронии, светской сдержанности и ледяной вежливости, отличающее питомцев иезуитов, но не скрывавшее все же редкостного простодушия и наивности. Жозеф расхохотался.
– Если бы вы меня не разбудили, я проснулся бы только в Бордо.
– Да, вы спите здорово. Я слежу за вами с самого Парижа. Неужели вы не слыхали, как входили и выходили пассажиры?
– Ничего не слыхал. А разве вы меня знаете?
– Вы тоже меня знаете, хотя бы по имени. Я Гектор Лефомбер.
– Стало быть, это вы проходите по четыре раза в день по бульвару Гран-Серф?
– Да, из родительского дома на фабрику и обратно, – добавил молодой человек с несколько наигранной развязностью.
– Очень рад с вами познакомиться, – сказал Жозеф. Он поднялся и довольно холодно пожал протянутую ему руку.
– Я тоже очень, очень рад. Мы приедем минут через десять. Мне давно хотелось с вами поговорить. А особенно со вчерашнего вечера.
Жозеф с удивлением взглянул на него. Молодой человек улыбнулся.
– Вы меня не заметили в «Мулен де ля Галетт?»
– Вас?
– Вот видите, я знаю и это. Мы с компанией друзей переоделись для большей безопасности художниками, чтобы не так бросаться в глаза.
Жозефу было неприятно, что его видели в «Мулен», в неположенной обстановке. Он не ответил и стал складывать дорожный плед. Но журчащий голос молодого Лефомбера пробивался сквозь грохот поезда:
– Я присутствовал и при вчерашней сцене. Простите мою невольную нескромность и примите мое искреннее восхищение. Я был с друзьями, народ всё не трусливый, но никто из нас не рискнул бы на такой поступок.
Жозеф с изумлением взглянул на робкое и смущенное лицо своего собеседника.
– Да, я рад, что представился случай познакомиться с вами. Вы, кажется, не понимаете?
Жозеф неопределенно мотнул головой, продолжая укладывать саквояж.
– Разрешите вам помочь? Нет? Вы удивлены моим словам? В нашем богоспасаемом Вандевре с вами обошлись по-скотски. Если бы вы лучше знали наши нравы и наших ископаемых… Впрочем, это не важно. Я хотел только вам сказать, что можно быть уроженцем Вандевра и не быть скотом.
Эльзасец не сдавался.
– Я очень польщен, поверьте…
– О нет, господин Зимлер, какое польщен! Я говорю с вами откровенно и поэтому, быть может, не совсем ловко, по я хочу сказать, что, как честный человек, я глубоко страдал от нанесенного вам оскорбления и в течение целого года наблюдал за вами с симпатией – нет, даже с восхищением. Можете относиться к моим словам как вам угодно.
Жозеф живо схватил его за руку.
– Я, господин Лефомбер, действительно рад это слышать. И вы понимаете, если бы я не уважал вашего батюшку…
– О, мой батюшка вполне достойный человек, но его ничто не интересует, кроме охоты и клуба. Поверьте, он голосовал, даже не зная, против чего голосует.
Узкая полоска огней вандеврского вокзала пробежала по окнам вагона. Стрелка за стрелкой, стрелка за стрелкой, вагоны, повинуясь им, подпрыгивали и дрожали. Жозеф и Гектор складывали саквояжи, цепляясь для устойчивости за багажные сетки. Их швыряло в тесном купе, а они улыбались друг другу при тусклом свете вагонной лампочки.
– Я много слышал о вас, – прокричал Гектор Лефомбер, который был на полголовы выше Жозефа.
– Где слышали?
– У Лепленье.
– У кого?
– У Лепленье… Вы, кажется, с ними немного знакомы?
– Да… немного.
Поезд пошел медленнее. Лефомбер снова сел, скрестил свои длинные ноги и просунул руку в суконную петлю с таким небрежным видом, как будто собирался по крайней мере заночевать здесь.
– Очень симпатичные люди, – заявил он, глядя на Жозефа своими карими, близко поставленными глазами.
– Очень, очень, – ответил Жозеф вполне искренне.
– Старик забавный!
– Весьма почтенный человек.
– А дочка?
– Что дочка? – смущенно спросил Жозеф.
– Интересная, я бы сказал – своеобразная особа, но чертовски странная.
– Странная… пожалуй… впрочем, нет, по-моему совсем не странная.
Жозеф готов был поклясться, что карие глаза, пристально смотрящие на него, разгораются насмешкой.
Молодой Лефомбер продолжал:
– А знаете, как ее прозвали?
– Нет.
– «Скрытница». Хорошо, а? «Скрытница»! Не правда ли, метко?
И он засмеялся. Поезд подошел к дебаркадеру. Жалкую вокзальную ночь пронзали шесть газовых язычков, ветер прижимал их к грязным стеклам фонарей. Жозеф сошел на платформу, держа в каждой руке по легкому саквояжу. Он заметил, что Лефомбер при выходе вручил контролеру зеленый билет первого класса, из чего Жозеф заключил, что Гектор пожертвовал удобствами ради его общества.
Было около одиннадцати вечера. Дождь еще только собирался, но все небо уже заволокли огромные косматые черные тучи, и на перекрестках гудел ветер.
– Нам с вами почти что по дороге, – сказал Гектор Лефомбер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96