Эта моя чувствительность: она не клаустрофобия, агорафобия или любая иная фобия, какой можно подыскать название. Полагаю, я просто очень сильно осознаю наши три обыкновенных измерения. А пролетали мы только что не через любое из них.
Миранда соскользнула по склону ржавой насыпи:
— Спенсер, Джек отсек ту дрянь от головы Джорджа. Он...
— Да, он постучал в дверь, — подтвердил Джилл. — Тот гигантский мозг был дверью.
Она схватила его за руку:
— Так почему же мы здесь, а Джек — нет?
Джилл покачал головой и отвел взгляд.
— Он угодил в свой личный ад? — Ладонь Миранды взметнулась ко рту. — Без нас? Но как такое может быть?
К ним подошла Анжела:
— Когда нас в первый раз забрал Дом Дверей, то случилось то же самое, — сказала она. — Только тогда это было еще хуже. Как-то раз мы все отправились каждый своим путем.
— Но мы все снова соединились, — быстро вставил Джилл. — И такое может случиться опять. Так что еще просто-напросто не все кончено. Миранда, ты только помни одно: где бы там ни оказался Джек, он постарается вернуться к тебе. А мы постараемся сами добраться до него.
Миранда посмотрела на него и сжала челюсти на узнанный им лад. На манер той железной леди, какую он знал в начале их авантюры.
— Верно, — согласилась она. И скомандовала:
— Пошли, все вы. — И (изумительное дело!) принялась снова взбираться на насыпь.
— Что? — не понял юмора Джилл.
Она обернулась и посмотрела на него:
— Куда идут эти поезда?
— Поезда? — нахмурясь, повторил он. — Ты имеешь в виду, вроде того, что взорвался, когда мы находились в умирающем машинном городе?
Она кивнула:
— Куда они едут?
— В обе стороны, — ответил, пожав плечами, Джилл. — Некоторые выезжают в ржавую пустыню, а другие едут обратно в город.
— Ну, тут один подъезжает, — сообщила она ему, — и, по-моему, нам следует сесть на него. Мы должны сесть на него, потому что если здесь Джека нет, то мы должны отправиться туда, где он есть.
И тут Джилл впервые услышал очень слабый, но совершенно безошибочный чуждый лязг безумной машины, словно сошедшей с рисунков Хита Робинсона: «Бум-бам!.. Бум-бам!.. Бум-бам!» В любом ином месте он знал бы, что она близко, почувствовал бы ее сразу, ощутил бы ее присутствие, но в этом мире его машинный талант работал из рук вон плохо. Окруженный ненормальностью, в ненормальной машинной вселенной с гудящими в голове помехами, смахивающими на гул от гигантской динамо-машины, он старался сосредоточиться, чтобы не слышать его.
Но Миранда была права. Если поезд ехал сюда, неважно, с какого направления, то им следует проголосовать. И впрямь следует, так как в то время, как поезд был безвредным, тут водились-таки другие машины, которых Миранда, Фред и Кину Сун пока еще не видели, и они «жили» в этой красной ржавой пустыне.
Анжела схватила Джилла за руку:
— А что, если он едет в пустыню? Я имею в виду, в глубь нее?
— Там, в глубине, есть нечто, которое куда больше, чем пара гнезд ржавчервей, — ответил Джилл. — Там есть Дом Дверей — и нам известно, где именно.
— Но что, если программа изменена?
— Мы должны надеяться, что эта часть осталась неизменной.
— А если поезд едет обратно в город?
— То нам известно, где там двери, — кивнул Джилл. — А также знаем, каких надо избегать. Брось, пошли.
Кину Сун и Фред помогли Джорджу, который казался хрупким, как бумажная кукла. Миранда ни в какой помощи не нуждалась, она беспокоилась о ком-то другом, она снова поднялась на насыпь так, словно родилась здесь. А Барни, конечно же, опередил их всех.
— Вон в той стороне город, — показал Джилл, когда все стояли на насыпи. — А в другой стороне — гнезда ржавчервей и Дом Дверей.
— Ржавчервей? — немного встревожено переспросили хором Фред с Джорджем. Последний, вероятно, читал о них в докладе Джилла, но все еще пребывал в ошеломленной состоянии, непригодном для попыток что-либо толком припомнить.
— Просто молитесь, чтобы мы не наткнулись на какого-нибудь из них, — ответил Джилл.
Анжела показала вдоль серебряных нитей рельсов на громыхающий объект, становящийся с каждым мгновеньем все больше и больше.
— Этот поезд едет из города, — определил она. — И значит, мы отправимся к гнездам.
— Верно, — кивнул Джилл. — Тот же поезд, те же гнезда, та же чертова история. А это означает, что, ржавчервей мы, вероятно, тоже увидим.
— Тот же поезд? — озадаченно переспросила Миранда.
— Тот, что взорвался, — ответил Джилл. — Если я прав, то все должно сложиться схожим образом по всем пунктам.
— Все как прежде, все как прежде, — продемонстрировал Фред малую толику своего привычного чувства юмора, пусть и сомнительного.
Но Джордж, хотя и стоял теперь на ногах намного тверже, все же выглядел сбитым с толку.
— Тот, что взорвался? — нахмурился он.
— Все стало таким же, как было, — попытался объяснить Джилл. — За исключением того, что мы вошли в программу в иное время и в ином месте. На этот раз мы не побывали в городе, и поэтому никакого скорпиона не забили в нутро поезда, и потому поезд не взорвался.
— Поэтому, — продолжала Анжела, — с этого места в программе все должно произойти примерно так же, как в прошлый раз. Но... как же мы сядем на поезд?
— Поищите какие-нибудь куски мусора, утиля, чего угодно, лишь бы побольше, — распорядился Джилл. — Мы свалим все на рельсы. Этот малый по ходу дела расчищает путь, производит ремонт. А когда он остановится поработать с нашим препятствием, мы и заберемся на борт. Идет?
И все принялись за работу. Даже Джордж...
* * *
А в «Альт Дойчехаузе», в Берлине тысяча девятьсот семидесятого года, никогда не существовавшем нигде, кроме как в голове и в памяти Джека Тарнболла, начало, наконец, что-то происходить. И началось это с мерцавших на экранах бесстыдной процессии порнографических фильмов. Или правильнее сказать, на совсем особенном экране над стойкой, на том, который находился прямо перед развалившимся на стуле в угловой нише Тарнболлом.
Первое, что привлекло внимание Джека и приковало к себе его сонный взгляд, это непривычный цвет, тот факт, что фильм перестал быть черно-белым. И это, и его неожиданно высокое качество — в смысле, техническое качество собственно пленки в противоположность сомнительному содержанию — заставило спецагента сосредоточиться. На самом-то деле он дернулся, резко выпрямившись на стуле, чуть-чуть не вскочил на ноги, когда там, прямо у него перед глазами, начал разворачиваться в отличном цвете этот новый образчик порнографии больше натуральной величины.
Цвет, отчетливые подробности, кажущаяся близость актеров там, где те заполняли центр экрана и, наконец, сами актеры — притянули к себе взгляд спецагента, словно железные опилки к магниту. Их было всего двое, лишь двое актеров, или точнее, игроков, в хорошо освещенной комнате с рельефными, хотя неяркими и разноцветными занавесками и нейтральными коврами, где все выглядело идеально скоординированным — с расчетом приковать взгляд зрителя к круглой постели с черной простыней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Миранда соскользнула по склону ржавой насыпи:
— Спенсер, Джек отсек ту дрянь от головы Джорджа. Он...
— Да, он постучал в дверь, — подтвердил Джилл. — Тот гигантский мозг был дверью.
Она схватила его за руку:
— Так почему же мы здесь, а Джек — нет?
Джилл покачал головой и отвел взгляд.
— Он угодил в свой личный ад? — Ладонь Миранды взметнулась ко рту. — Без нас? Но как такое может быть?
К ним подошла Анжела:
— Когда нас в первый раз забрал Дом Дверей, то случилось то же самое, — сказала она. — Только тогда это было еще хуже. Как-то раз мы все отправились каждый своим путем.
— Но мы все снова соединились, — быстро вставил Джилл. — И такое может случиться опять. Так что еще просто-напросто не все кончено. Миранда, ты только помни одно: где бы там ни оказался Джек, он постарается вернуться к тебе. А мы постараемся сами добраться до него.
Миранда посмотрела на него и сжала челюсти на узнанный им лад. На манер той железной леди, какую он знал в начале их авантюры.
— Верно, — согласилась она. И скомандовала:
— Пошли, все вы. — И (изумительное дело!) принялась снова взбираться на насыпь.
— Что? — не понял юмора Джилл.
Она обернулась и посмотрела на него:
— Куда идут эти поезда?
— Поезда? — нахмурясь, повторил он. — Ты имеешь в виду, вроде того, что взорвался, когда мы находились в умирающем машинном городе?
Она кивнула:
— Куда они едут?
— В обе стороны, — ответил, пожав плечами, Джилл. — Некоторые выезжают в ржавую пустыню, а другие едут обратно в город.
— Ну, тут один подъезжает, — сообщила она ему, — и, по-моему, нам следует сесть на него. Мы должны сесть на него, потому что если здесь Джека нет, то мы должны отправиться туда, где он есть.
И тут Джилл впервые услышал очень слабый, но совершенно безошибочный чуждый лязг безумной машины, словно сошедшей с рисунков Хита Робинсона: «Бум-бам!.. Бум-бам!.. Бум-бам!» В любом ином месте он знал бы, что она близко, почувствовал бы ее сразу, ощутил бы ее присутствие, но в этом мире его машинный талант работал из рук вон плохо. Окруженный ненормальностью, в ненормальной машинной вселенной с гудящими в голове помехами, смахивающими на гул от гигантской динамо-машины, он старался сосредоточиться, чтобы не слышать его.
Но Миранда была права. Если поезд ехал сюда, неважно, с какого направления, то им следует проголосовать. И впрямь следует, так как в то время, как поезд был безвредным, тут водились-таки другие машины, которых Миранда, Фред и Кину Сун пока еще не видели, и они «жили» в этой красной ржавой пустыне.
Анжела схватила Джилла за руку:
— А что, если он едет в пустыню? Я имею в виду, в глубь нее?
— Там, в глубине, есть нечто, которое куда больше, чем пара гнезд ржавчервей, — ответил Джилл. — Там есть Дом Дверей — и нам известно, где именно.
— Но что, если программа изменена?
— Мы должны надеяться, что эта часть осталась неизменной.
— А если поезд едет обратно в город?
— То нам известно, где там двери, — кивнул Джилл. — А также знаем, каких надо избегать. Брось, пошли.
Кину Сун и Фред помогли Джорджу, который казался хрупким, как бумажная кукла. Миранда ни в какой помощи не нуждалась, она беспокоилась о ком-то другом, она снова поднялась на насыпь так, словно родилась здесь. А Барни, конечно же, опередил их всех.
— Вон в той стороне город, — показал Джилл, когда все стояли на насыпи. — А в другой стороне — гнезда ржавчервей и Дом Дверей.
— Ржавчервей? — немного встревожено переспросили хором Фред с Джорджем. Последний, вероятно, читал о них в докладе Джилла, но все еще пребывал в ошеломленной состоянии, непригодном для попыток что-либо толком припомнить.
— Просто молитесь, чтобы мы не наткнулись на какого-нибудь из них, — ответил Джилл.
Анжела показала вдоль серебряных нитей рельсов на громыхающий объект, становящийся с каждым мгновеньем все больше и больше.
— Этот поезд едет из города, — определил она. — И значит, мы отправимся к гнездам.
— Верно, — кивнул Джилл. — Тот же поезд, те же гнезда, та же чертова история. А это означает, что, ржавчервей мы, вероятно, тоже увидим.
— Тот же поезд? — озадаченно переспросила Миранда.
— Тот, что взорвался, — ответил Джилл. — Если я прав, то все должно сложиться схожим образом по всем пунктам.
— Все как прежде, все как прежде, — продемонстрировал Фред малую толику своего привычного чувства юмора, пусть и сомнительного.
Но Джордж, хотя и стоял теперь на ногах намного тверже, все же выглядел сбитым с толку.
— Тот, что взорвался? — нахмурился он.
— Все стало таким же, как было, — попытался объяснить Джилл. — За исключением того, что мы вошли в программу в иное время и в ином месте. На этот раз мы не побывали в городе, и поэтому никакого скорпиона не забили в нутро поезда, и потому поезд не взорвался.
— Поэтому, — продолжала Анжела, — с этого места в программе все должно произойти примерно так же, как в прошлый раз. Но... как же мы сядем на поезд?
— Поищите какие-нибудь куски мусора, утиля, чего угодно, лишь бы побольше, — распорядился Джилл. — Мы свалим все на рельсы. Этот малый по ходу дела расчищает путь, производит ремонт. А когда он остановится поработать с нашим препятствием, мы и заберемся на борт. Идет?
И все принялись за работу. Даже Джордж...
* * *
А в «Альт Дойчехаузе», в Берлине тысяча девятьсот семидесятого года, никогда не существовавшем нигде, кроме как в голове и в памяти Джека Тарнболла, начало, наконец, что-то происходить. И началось это с мерцавших на экранах бесстыдной процессии порнографических фильмов. Или правильнее сказать, на совсем особенном экране над стойкой, на том, который находился прямо перед развалившимся на стуле в угловой нише Тарнболлом.
Первое, что привлекло внимание Джека и приковало к себе его сонный взгляд, это непривычный цвет, тот факт, что фильм перестал быть черно-белым. И это, и его неожиданно высокое качество — в смысле, техническое качество собственно пленки в противоположность сомнительному содержанию — заставило спецагента сосредоточиться. На самом-то деле он дернулся, резко выпрямившись на стуле, чуть-чуть не вскочил на ноги, когда там, прямо у него перед глазами, начал разворачиваться в отличном цвете этот новый образчик порнографии больше натуральной величины.
Цвет, отчетливые подробности, кажущаяся близость актеров там, где те заполняли центр экрана и, наконец, сами актеры — притянули к себе взгляд спецагента, словно железные опилки к магниту. Их было всего двое, лишь двое актеров, или точнее, игроков, в хорошо освещенной комнате с рельефными, хотя неяркими и разноцветными занавесками и нейтральными коврами, где все выглядело идеально скоординированным — с расчетом приковать взгляд зрителя к круглой постели с черной простыней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135