Вот и закончились пайки. — Он порылся в карманах и раздал шоколадки.
И снова Миранда:
— Когда я увидела ту базу, тех солдат, маскировочные сети, весь этот термитник — то все мои инстинкты говорили: «Надо драться!» А остальное вы знаете.
— Я думал, что все кончено, — вступил в разговор Уэйт, — и тут из леса вышли вы. Знаете, это ведь было самое похожее на зону боевых действий, в какой мне когда-либо довелось побывать! Вплоть до этой минуты я лишь составлял возможные планы для солдат, но никогда не пробовал побывать в шкуре солдата.
— И не просто солдата, — напомнил ему спецагент. — А еще и шпиона, диверсанта — рака во внутренностях врага, — действующего за его линией фронта. Вот потому-то я и стал спецагентом. Охрана свидетелей достаточно опасное дело, но, черт возьми... я уже слишком стар для такой действительно крутой деятельности! Я был слишком стар и десять лет назад. Надо смотреть правде в глаза, в двадцать пять лет — ты уже слишком стар! И на самом-то деле, мне порядком нравится мысль о том, чтобы стать старым. Во всяком случае, теперь нравится. — И, пройдя вперед, поддержал Миранду, обняв ее одной рукой за талию, и спросил:
— Ты в порядке?
— Жить буду... ну, во всяком случае, пока, — отозвалась та.
— Дом Дверей работает против нас, и он же работает на нас, — задумчиво проговорила Анжела. Она обдумывала увиденное, ломала голову над явными парадоксами. — Кину Сун вычислил это, подойдя к проблеме под новым углом. Если это был его кошмар, то почему бы не заставить этот кошмар работать на него? Что-то здесь, похоже, поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие. Потому что он и верно заставил кошмар поработать на него.
— Да, и чуть не угробил всех нас при этом, — указал Стэннерсли.
— : Не ваша, — возразил Сун оттуда, где трусил в середине группы. — Я не хотеть причинять ваша вред. Моя дурной сон — страдать я, не ваша.
— Да, но так не получается, — разъяснил ему Тарнболл. — То, что убивает тебя, вероятно, убивает также и нас. Так что больше никакой героики. Кину Сун!
— Глупый! — покачал головой коротышка.
— Я или ты? — осведомился спецагент.
— Моя глупый, — ответил Сун. — Думай, это кончаться. Поэтому заставлять все кончаться. Глупый.
— Кину Сун, — обратился к нему Джилл, — некоторым из нас довелось уже проделывать это — и мы победили, вернулись в свой родной мир. Постоянно повторяй себе это. Ты можешь вернуться в свой родной мир, к Лотос. Я хочу сказать, к настоящей Лотос.
И коротышка кивнул, прожевал шоколадку и продолжал идти.
— Ну, нам больше не приходится нести рюкзаки, — вздохнул Уэйт. — И еды тоже больше нет. Черт, мы заслуживаем «лесенку». Я сыт по горло всеми этими «змейками».
— Анжела, милая, — обратился к подруге Джилл, — то, что ты там говорила насчет того, будто синтезатор поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие, натолкнуло меня на мысль. И «сумасшедшее» — это самое подходящее слово. Поэтому если я сильно отойду от того, что нам известно, пусть меня кто-нибудь поправит. В любом случае, мне все представляется вот в таком свете: что бы там еще ни выглядело неисправным, перекошенным в нашем текущем существовании, по крайней мере, мы-то настоящие. Я хочу сказать, мы находимся в наших настоящих телах, в каком бы мире ни оказались.
Уж это-то ясно из того, что у нас сохранились наши обычные телесные отправления, которые не проявлялись, когда мы в прошлый раз угодили в Дом Дверей; и, вдобавок, мы ощущаем голод, слабеем, обрастаем бородами и так далее. Так что это — есть мы... Паршивый английский язык! Это суть мы! Мы не синтезированные манекены, какими были в первый раз. В тот раз настоящими были только Род Денхольм и Алек Хагги. Один из них, Хагги, попал в игру случайно, а Род Денхольм был придуманной Ситом дополнительной маленькой угрозой. По какой-то причине он использовал настоящего Рода; вероятно, для своего личного удовольствия.
Джилл умолк и нахмурился:
— Тут легко сбиться с мысли. Столько комбинаций идей или догадок, которые могут быть верными или не совсем неверными. В любом случае, постараюсь продолжить. Теперь Сит сказал нам, что на этот раз яды могут убить нас, инопланетная атмосфера тоже, и чуть ли не все может нас убить, потому что мы — настоящие. И поскольку мы настоящие, наша энергия истощается, и мы можем утомиться телом, умом и душой. Утомиться и оказаться уничтоженными. Ну, именно так утверждает он... но как насчет синтезатора? Как мне представляется, у него должны быть основные правила для тестирования излучаемых образчиков. Я хочу сказать, ведь это машина фонов, а фоны были, в конечном счете, неплохим народом, С ними можно поговорить разумно. Я говорил с Верховным фоном; он не показался мне каким-то чудовищем; Сит был не нормальным человеком — или существом. Поэтому если определенные правила являются для синтезатора основными, то, возможно, Сит просто пугал нас болтовней о ядах, негостеприимных атмосферах и тому подобном. И в таком случае, возможно, компьютер синтезатора и впрямь поддерживает какое-то своего рода сумасшедшее равновесие.
— Основные правила? — в голосе Тарнболла явственно звучал скептицизм. — Но разве он не сказал, что теперь это его игра?. Разве он не говорил нам, что перепрограммировал эту штуку и может теперь создавать правила по ходу дела?
— Да, он это говорил, — ответил Джилл. — Но может ли он? Что, если у этой штуки есть самоотключатели, встроенные принципы, которые просто нельзя обойти — ни Ситу, ни кому-либо другому. В конце концов, нам известно, что один такой точно есть. Меня стукнули по голове, когда те красные солдаты схватили нас на той поляне. Так же, как и Анжелу. Ладно, допустим, у меня шишка, а у нее — синяк, но они быстро заживают. А если не считать этого, то у нас все распрекрасно... нас исправили. И Джорджа тоже починили. И Кину Суна, во всяком случае, — в пределах возможностей синтезатора. Так что эта часть синтезатора явно по-прежнему работает. Понимаете, к чему я клоню? Что хорошего в испытании, если все контрольные образчики в конечном итоге должны умереть?
— Дайте-ка я разберусь, правильно ли я тебя понял, — проговорил Тарнболл. — Ты говоришь, что... в тот первый раз, там, в Шотландии, мы не могли умереть или серьезно пострадать, во всяком случае, физически, потому что это были не мы. Но мы могли пострадать психически, сойти с ума от страха, потому что думали, будто это были мы.
Мы не знали, что мы синтезированы, потому что если бы знали, то это сорвало бы цель испытания, которая заключалась в том... заключалась в том, чтобы...
— Чтобы довести нас до последней черты, — кивнул, прерывая его, Джилл. — А потом посмотреть, свалимся ли мы с края пропасти или нет. И случилось так, что некоторые из нас свалились: Клайборн и Андерсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
И снова Миранда:
— Когда я увидела ту базу, тех солдат, маскировочные сети, весь этот термитник — то все мои инстинкты говорили: «Надо драться!» А остальное вы знаете.
— Я думал, что все кончено, — вступил в разговор Уэйт, — и тут из леса вышли вы. Знаете, это ведь было самое похожее на зону боевых действий, в какой мне когда-либо довелось побывать! Вплоть до этой минуты я лишь составлял возможные планы для солдат, но никогда не пробовал побывать в шкуре солдата.
— И не просто солдата, — напомнил ему спецагент. — А еще и шпиона, диверсанта — рака во внутренностях врага, — действующего за его линией фронта. Вот потому-то я и стал спецагентом. Охрана свидетелей достаточно опасное дело, но, черт возьми... я уже слишком стар для такой действительно крутой деятельности! Я был слишком стар и десять лет назад. Надо смотреть правде в глаза, в двадцать пять лет — ты уже слишком стар! И на самом-то деле, мне порядком нравится мысль о том, чтобы стать старым. Во всяком случае, теперь нравится. — И, пройдя вперед, поддержал Миранду, обняв ее одной рукой за талию, и спросил:
— Ты в порядке?
— Жить буду... ну, во всяком случае, пока, — отозвалась та.
— Дом Дверей работает против нас, и он же работает на нас, — задумчиво проговорила Анжела. Она обдумывала увиденное, ломала голову над явными парадоксами. — Кину Сун вычислил это, подойдя к проблеме под новым углом. Если это был его кошмар, то почему бы не заставить этот кошмар работать на него? Что-то здесь, похоже, поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие. Потому что он и верно заставил кошмар поработать на него.
— Да, и чуть не угробил всех нас при этом, — указал Стэннерсли.
— : Не ваша, — возразил Сун оттуда, где трусил в середине группы. — Я не хотеть причинять ваша вред. Моя дурной сон — страдать я, не ваша.
— Да, но так не получается, — разъяснил ему Тарнболл. — То, что убивает тебя, вероятно, убивает также и нас. Так что больше никакой героики. Кину Сун!
— Глупый! — покачал головой коротышка.
— Я или ты? — осведомился спецагент.
— Моя глупый, — ответил Сун. — Думай, это кончаться. Поэтому заставлять все кончаться. Глупый.
— Кину Сун, — обратился к нему Джилл, — некоторым из нас довелось уже проделывать это — и мы победили, вернулись в свой родной мир. Постоянно повторяй себе это. Ты можешь вернуться в свой родной мир, к Лотос. Я хочу сказать, к настоящей Лотос.
И коротышка кивнул, прожевал шоколадку и продолжал идти.
— Ну, нам больше не приходится нести рюкзаки, — вздохнул Уэйт. — И еды тоже больше нет. Черт, мы заслуживаем «лесенку». Я сыт по горло всеми этими «змейками».
— Анжела, милая, — обратился к подруге Джилл, — то, что ты там говорила насчет того, будто синтезатор поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие, натолкнуло меня на мысль. И «сумасшедшее» — это самое подходящее слово. Поэтому если я сильно отойду от того, что нам известно, пусть меня кто-нибудь поправит. В любом случае, мне все представляется вот в таком свете: что бы там еще ни выглядело неисправным, перекошенным в нашем текущем существовании, по крайней мере, мы-то настоящие. Я хочу сказать, мы находимся в наших настоящих телах, в каком бы мире ни оказались.
Уж это-то ясно из того, что у нас сохранились наши обычные телесные отправления, которые не проявлялись, когда мы в прошлый раз угодили в Дом Дверей; и, вдобавок, мы ощущаем голод, слабеем, обрастаем бородами и так далее. Так что это — есть мы... Паршивый английский язык! Это суть мы! Мы не синтезированные манекены, какими были в первый раз. В тот раз настоящими были только Род Денхольм и Алек Хагги. Один из них, Хагги, попал в игру случайно, а Род Денхольм был придуманной Ситом дополнительной маленькой угрозой. По какой-то причине он использовал настоящего Рода; вероятно, для своего личного удовольствия.
Джилл умолк и нахмурился:
— Тут легко сбиться с мысли. Столько комбинаций идей или догадок, которые могут быть верными или не совсем неверными. В любом случае, постараюсь продолжить. Теперь Сит сказал нам, что на этот раз яды могут убить нас, инопланетная атмосфера тоже, и чуть ли не все может нас убить, потому что мы — настоящие. И поскольку мы настоящие, наша энергия истощается, и мы можем утомиться телом, умом и душой. Утомиться и оказаться уничтоженными. Ну, именно так утверждает он... но как насчет синтезатора? Как мне представляется, у него должны быть основные правила для тестирования излучаемых образчиков. Я хочу сказать, ведь это машина фонов, а фоны были, в конечном счете, неплохим народом, С ними можно поговорить разумно. Я говорил с Верховным фоном; он не показался мне каким-то чудовищем; Сит был не нормальным человеком — или существом. Поэтому если определенные правила являются для синтезатора основными, то, возможно, Сит просто пугал нас болтовней о ядах, негостеприимных атмосферах и тому подобном. И в таком случае, возможно, компьютер синтезатора и впрямь поддерживает какое-то своего рода сумасшедшее равновесие.
— Основные правила? — в голосе Тарнболла явственно звучал скептицизм. — Но разве он не сказал, что теперь это его игра?. Разве он не говорил нам, что перепрограммировал эту штуку и может теперь создавать правила по ходу дела?
— Да, он это говорил, — ответил Джилл. — Но может ли он? Что, если у этой штуки есть самоотключатели, встроенные принципы, которые просто нельзя обойти — ни Ситу, ни кому-либо другому. В конце концов, нам известно, что один такой точно есть. Меня стукнули по голове, когда те красные солдаты схватили нас на той поляне. Так же, как и Анжелу. Ладно, допустим, у меня шишка, а у нее — синяк, но они быстро заживают. А если не считать этого, то у нас все распрекрасно... нас исправили. И Джорджа тоже починили. И Кину Суна, во всяком случае, — в пределах возможностей синтезатора. Так что эта часть синтезатора явно по-прежнему работает. Понимаете, к чему я клоню? Что хорошего в испытании, если все контрольные образчики в конечном итоге должны умереть?
— Дайте-ка я разберусь, правильно ли я тебя понял, — проговорил Тарнболл. — Ты говоришь, что... в тот первый раз, там, в Шотландии, мы не могли умереть или серьезно пострадать, во всяком случае, физически, потому что это были не мы. Но мы могли пострадать психически, сойти с ума от страха, потому что думали, будто это были мы.
Мы не знали, что мы синтезированы, потому что если бы знали, то это сорвало бы цель испытания, которая заключалась в том... заключалась в том, чтобы...
— Чтобы довести нас до последней черты, — кивнул, прерывая его, Джилл. — А потом посмотреть, свалимся ли мы с края пропасти или нет. И случилось так, что некоторые из нас свалились: Клайборн и Андерсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135