Только не многие бегут – сытно у них…
– Ты, часом, у них не зазывалой работаешь? – не выдержал скалозубый красавец.
Одного мгновения Харру было достаточно, чтобы принять боевую стойку:
– Защищайся!
Чужестранец только повел тонко подбритой бровью:
– И рад бы размяться, только мой меч против твоего тесака – это, знаешь, будет не на равных…
Он словно нехотя наполовину вытащил из ладных ножен свой меч, и Харр по-Харрада застыл на месте, пораженный сказочным зрелищем: узкое лезвие сверкало, отражая голубизну неба, безупречное до не правдоподобия.
Харр сглотнул слюну.
– Ты что? – спросил обладатель ратного сокровища.
– Я подумал, что меч твой ковали не человеческие руки, а солнечные лучи…
– Да ты поэт, братец! В самом деле, наши мечи штамповали сервы…
– Флейж, не отвлекайся, – негромко заметил до сих пор молчавший обладатель скромной серебряной короны с единственным украшением в виде черных глазков из сверкающих камушков.
– Да, действительно, – проговорил тот, что был без короны – похоже, их предводитель, – мы не выяснили главного. Ты путешествуешь, как мы видели, в одиночку. Хорошо ли ты знаешь здешние дороги?
Харр пожал плечами – скорее в ответ на собственные мысли, чем на этот вопрос. Похоже, врать не имело смысла.
– Да уж получше, чем кто бы то ни было.
– Готов ли ты служить нам проводником… в довольно опасное место?
– Вся жизнь – сплошная опасность. Сами видели. А куда?
– Это место называется Адом.
Харр только присвистнул. Издалека, видать, чужаки-то!
Но его поняли не правильно.
– Если не побоишься и приведешь нас к огненным горам, – продолжал светловолосый, – то наградой тебе будет мой меч.
Он вытащил из ножен золоченый клинок с магическим изображением анделиса возле самого эфеса, на вытянутых руках поднес к самому лицу Харра. Тот невольно зажмурился, так сильно было искушение наложить руку на украшенную эмалью рукоять.
– Ты наивен или не в меру неосторожен, чужеземец? – проговорил он, отступая на шаг. – На моем месте любой другой завел бы вас в гиблое ущелье, опоил подремником – и был таков вместе с булатом бесценным.
Предводитель чужеземцев одобрительно хмыкнул:
– Я осторожен и далеко не наивен. И еще я проницателен. Ну, гожусь я тебе в наниматели?
– Нет, – со вздохом ответствовал Харр. – Годиться-то ты годишься, да вот дороги в Ад сейчас нет. И долго не будет. Сейчас все Инеистые горы во власти ночи. И обитают там только души умерших. Не с ними ли вы хотите свидеться?
– Нет. Души нам как-то ни к чему.
– Тогда…
– Сам посуди, зачем я буду тебе обо всем рассказывать, если ты не соглашаешься нам помочь?
– Да как вам помочь? Вот загубить вас – это плевое дело. Да и не дошли бы вы до Инеистых гор, ноги-то у вас всех, не прими за обиду, жидкие, куцые…
Насмешник в рыже-травянистой короне весело заржал и задрал ногу в ладном, мастерски скроенном сапоге. Похоже, критика в адрес собственных конечностей была принята чуть ли не как комплимент.
– А мы пешком не ходим!
Харр покачал головой неодобрительно:
– Все равно пропадете. В ледяные камни вас ночь превратит!
– Ну это не твоя забота, – чуточку высокомерно обронил младший, которого весь этот разговор, похоже, больше раздражал, чем смешил.
Светловолосый вздохнул, и его солнечный меч скользнул обратно в ножны со скорбным, разочарованным звоном.
– Ну, хватит. Значит, не договорились. Поищем кого-нибудь другого. А ты вроде нам подходил. Сейчас бы и отправились, во имя Хатты и Гихатты.
– Так я-то согласный, – сказал Харр.
– А что тогда волынил?
– Так вас жалко…
II. Заклятые горы
Мона Сэниа сидела на плаще, обхватив колени сцепленными руками. Рядышком, уткнувшись друг в дружку, дремали маленький Юхани и белоснежный детеныш гуки-куки. Мамаша последнего, тоже беленькая, пристроилась тут же на траве, похожая на громадного короткоухого кролика. Временами она грациозным движением вытягивала шею и облизывала притомившихся малышей нежным лиловым языком.
Чуть поодаль Лронг со Стаменом молчаливо трудились над изготовлением громадного дальнобойного лука; перелечив всех стражников, охранявших лагерь пришельцев, лекарь с далекой Земли хотел было приняться за тех, кто получил ожоги на недавнем пожаре, но скоро выяснилось, что безнадежных отправили в анделахаллы, а ходячие перекочевали на восток, в новую столицу со смешным названием Куличик. Сидеть сложа руки, пока Юрг разыскивает проводника, Стамен был просто не в состоянии; но тут правитель Лронг, заслышав о том, что вернулись обитатели другого мира, спешно прибыл к пепелищу Пятилучья и, застав только принцессу со Стаменом, принялся сетовать на плохое вооружение своих ратников, опасаясь нападения соседей, прослышавших уже про грандиозное огневище, пожравшее город-дворец, но оставившее нетронутой башню с сокровищами. Сейчас мешки с жемчугом спешно грузили на вьючных единорогов и переправляли в Куличик под надежной охраной; оцепление стояло и вокруг нетленного зиккурата. Но если через пограничный лес прорвется орда на бешеных кабанах, да еще и с презираемыми здесь луками, стреляющими короткими стрелками, напитанными едким соком, утаиться от них будет непросто.
Стамен взялся помочь, хотя возня с оружием была ему органически противна.
А принцесса нянчилась с Юхани, изредка поднимая глаза к небу, окрашенному в предзакатные тона, словно ее Юрг, ее звездный эрл, мог появиться откуда-то сверху. В ней ничего не осталось от той бешеной, неукротимой воительницы, которая говорила: «Мы будем жечь города…». Сейчас она была только матерью, вернувшей своего сына, и женой, ожидающей мужа, которого она чуть было не потеряла навсегда. Вот только женщиной, соединившейся со своим возлюбленным, она не стала – с того момента, как они узнали об исчезновении Таиры, ни Юрг, ни Сэнни не позволили себе даже мысли о собственном счастье. Его просто не могло быть, пока они не отыщут и не вернут отцу угаснувшего Светлячка…
Мона Сэниа зажмурилась и еще крепче стиснула руки. Не думать. Не вспоминать. Сохранять то царственное спокойствие, которое всегда отличало принцессу в моменты невидимой постороннему глазу готовности к любым стремительным действиям. Бессильная боль воспоминаний может только затуманить рассудок. Но воспоминания возвращались, и даже не чередой всех нелепых, трагических событий, а ощущением собственной тогдашней отрешенности от любых человеческих чувств – теперь-то она сознавала, что стремление вернуть себе своего малыша было даже не горем женщины, а слепой яростью тигрицы, потерявшей детеныша. И она предчувствовала, что эта память о ледяной беспощадности, не знающей ни любви, ни сострадания, будет преследовать ее до конца дней…
Пальцы хрустнули, и она, вздрогнув, увидела, как побелели ее сведенные руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
– Ты, часом, у них не зазывалой работаешь? – не выдержал скалозубый красавец.
Одного мгновения Харру было достаточно, чтобы принять боевую стойку:
– Защищайся!
Чужестранец только повел тонко подбритой бровью:
– И рад бы размяться, только мой меч против твоего тесака – это, знаешь, будет не на равных…
Он словно нехотя наполовину вытащил из ладных ножен свой меч, и Харр по-Харрада застыл на месте, пораженный сказочным зрелищем: узкое лезвие сверкало, отражая голубизну неба, безупречное до не правдоподобия.
Харр сглотнул слюну.
– Ты что? – спросил обладатель ратного сокровища.
– Я подумал, что меч твой ковали не человеческие руки, а солнечные лучи…
– Да ты поэт, братец! В самом деле, наши мечи штамповали сервы…
– Флейж, не отвлекайся, – негромко заметил до сих пор молчавший обладатель скромной серебряной короны с единственным украшением в виде черных глазков из сверкающих камушков.
– Да, действительно, – проговорил тот, что был без короны – похоже, их предводитель, – мы не выяснили главного. Ты путешествуешь, как мы видели, в одиночку. Хорошо ли ты знаешь здешние дороги?
Харр пожал плечами – скорее в ответ на собственные мысли, чем на этот вопрос. Похоже, врать не имело смысла.
– Да уж получше, чем кто бы то ни было.
– Готов ли ты служить нам проводником… в довольно опасное место?
– Вся жизнь – сплошная опасность. Сами видели. А куда?
– Это место называется Адом.
Харр только присвистнул. Издалека, видать, чужаки-то!
Но его поняли не правильно.
– Если не побоишься и приведешь нас к огненным горам, – продолжал светловолосый, – то наградой тебе будет мой меч.
Он вытащил из ножен золоченый клинок с магическим изображением анделиса возле самого эфеса, на вытянутых руках поднес к самому лицу Харра. Тот невольно зажмурился, так сильно было искушение наложить руку на украшенную эмалью рукоять.
– Ты наивен или не в меру неосторожен, чужеземец? – проговорил он, отступая на шаг. – На моем месте любой другой завел бы вас в гиблое ущелье, опоил подремником – и был таков вместе с булатом бесценным.
Предводитель чужеземцев одобрительно хмыкнул:
– Я осторожен и далеко не наивен. И еще я проницателен. Ну, гожусь я тебе в наниматели?
– Нет, – со вздохом ответствовал Харр. – Годиться-то ты годишься, да вот дороги в Ад сейчас нет. И долго не будет. Сейчас все Инеистые горы во власти ночи. И обитают там только души умерших. Не с ними ли вы хотите свидеться?
– Нет. Души нам как-то ни к чему.
– Тогда…
– Сам посуди, зачем я буду тебе обо всем рассказывать, если ты не соглашаешься нам помочь?
– Да как вам помочь? Вот загубить вас – это плевое дело. Да и не дошли бы вы до Инеистых гор, ноги-то у вас всех, не прими за обиду, жидкие, куцые…
Насмешник в рыже-травянистой короне весело заржал и задрал ногу в ладном, мастерски скроенном сапоге. Похоже, критика в адрес собственных конечностей была принята чуть ли не как комплимент.
– А мы пешком не ходим!
Харр покачал головой неодобрительно:
– Все равно пропадете. В ледяные камни вас ночь превратит!
– Ну это не твоя забота, – чуточку высокомерно обронил младший, которого весь этот разговор, похоже, больше раздражал, чем смешил.
Светловолосый вздохнул, и его солнечный меч скользнул обратно в ножны со скорбным, разочарованным звоном.
– Ну, хватит. Значит, не договорились. Поищем кого-нибудь другого. А ты вроде нам подходил. Сейчас бы и отправились, во имя Хатты и Гихатты.
– Так я-то согласный, – сказал Харр.
– А что тогда волынил?
– Так вас жалко…
II. Заклятые горы
Мона Сэниа сидела на плаще, обхватив колени сцепленными руками. Рядышком, уткнувшись друг в дружку, дремали маленький Юхани и белоснежный детеныш гуки-куки. Мамаша последнего, тоже беленькая, пристроилась тут же на траве, похожая на громадного короткоухого кролика. Временами она грациозным движением вытягивала шею и облизывала притомившихся малышей нежным лиловым языком.
Чуть поодаль Лронг со Стаменом молчаливо трудились над изготовлением громадного дальнобойного лука; перелечив всех стражников, охранявших лагерь пришельцев, лекарь с далекой Земли хотел было приняться за тех, кто получил ожоги на недавнем пожаре, но скоро выяснилось, что безнадежных отправили в анделахаллы, а ходячие перекочевали на восток, в новую столицу со смешным названием Куличик. Сидеть сложа руки, пока Юрг разыскивает проводника, Стамен был просто не в состоянии; но тут правитель Лронг, заслышав о том, что вернулись обитатели другого мира, спешно прибыл к пепелищу Пятилучья и, застав только принцессу со Стаменом, принялся сетовать на плохое вооружение своих ратников, опасаясь нападения соседей, прослышавших уже про грандиозное огневище, пожравшее город-дворец, но оставившее нетронутой башню с сокровищами. Сейчас мешки с жемчугом спешно грузили на вьючных единорогов и переправляли в Куличик под надежной охраной; оцепление стояло и вокруг нетленного зиккурата. Но если через пограничный лес прорвется орда на бешеных кабанах, да еще и с презираемыми здесь луками, стреляющими короткими стрелками, напитанными едким соком, утаиться от них будет непросто.
Стамен взялся помочь, хотя возня с оружием была ему органически противна.
А принцесса нянчилась с Юхани, изредка поднимая глаза к небу, окрашенному в предзакатные тона, словно ее Юрг, ее звездный эрл, мог появиться откуда-то сверху. В ней ничего не осталось от той бешеной, неукротимой воительницы, которая говорила: «Мы будем жечь города…». Сейчас она была только матерью, вернувшей своего сына, и женой, ожидающей мужа, которого она чуть было не потеряла навсегда. Вот только женщиной, соединившейся со своим возлюбленным, она не стала – с того момента, как они узнали об исчезновении Таиры, ни Юрг, ни Сэнни не позволили себе даже мысли о собственном счастье. Его просто не могло быть, пока они не отыщут и не вернут отцу угаснувшего Светлячка…
Мона Сэниа зажмурилась и еще крепче стиснула руки. Не думать. Не вспоминать. Сохранять то царственное спокойствие, которое всегда отличало принцессу в моменты невидимой постороннему глазу готовности к любым стремительным действиям. Бессильная боль воспоминаний может только затуманить рассудок. Но воспоминания возвращались, и даже не чередой всех нелепых, трагических событий, а ощущением собственной тогдашней отрешенности от любых человеческих чувств – теперь-то она сознавала, что стремление вернуть себе своего малыша было даже не горем женщины, а слепой яростью тигрицы, потерявшей детеныша. И она предчувствовала, что эта память о ледяной беспощадности, не знающей ни любви, ни сострадания, будет преследовать ее до конца дней…
Пальцы хрустнули, и она, вздрогнув, увидела, как побелели ее сведенные руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132