Да уж, придется постараться.
Он шел по городу, отыскивая базар. Другому, может, без единой монетки против торговых рядов и делать было бы нечего, но Харр ухитрялся так заговаривать зубы торгашам, что давали ему даром. Однако он обходил дом за домом, а ничего похожего на рынок не встречалось. Да и сами дома – название одно! Стены – не стены, решеточки резные, столбики, прорези; все тянется ввысь, а есть ли крыша – Не понять. А за этим золоченым дырчатым фасадом сплошная зелень, словно строили это не для житья людей, а для сбережения густолиственных кустов. Наружу, впрочем, ни одной веточки не высовывалось подстрижено было гладко, вровень со стеной. И только углядев неширокий лаз ему самому бы пришлось чуть не вдвое сгибаться, – Харр понял, что истинное жилище – там, за лиственной завесой, недоступное постороннему взгляду.
Между тем становилось жарко. Город, расположенный в безветренной низине, был переполнен испарениями душистой листвы, питаемой, несомненно, обильными подземными источниками. Харр изнывал от жажды в плотном джасперянском одеянии, но на пути его не попадалось ни колодца, ни источника, а узкие извилистые проходы между домами, казалось, были залиты теплым, невидимым глазу киселем. Поэтому, когда ноги вынесли его на открытую площадь, менестрель обрадовался уже хотя бы тому, что удалось вздохнуть полной грудью.
Но то, что он увидел, заставило его тут же забыть о зное и жажде. И прежде всего был звук – глухой храп, который мог вырываться только из стиснутой пасти неведомого чудовища. А оно, похоже, обитало в круглой загородке – невысокой, но весьма прочной, так как была сооружена из вкопанных в землю бревен, соединенных все теми же зеленокаменными перилами. Четыре стражника томились возле загородки, нерешительно переступая с ноги на ногу, и еще сколько-то полуголых рабов в травяных лапотках сидели тут же на корточках, кто с ведром, кто с лоханью. Все были, похоже, при деле, а вот зрителей праздных не наблюдалось – значит, здесь не происходило ничего из ряда вон выходящего. Но Харр, с неудержимой силой влекомый ко всему, еще не виданному, естественно, направился прямо к загородке, рассудив, что ежели перила так низки – всего по пояс – то, стало быть, зверь там или пленен и прикован цепью, либо ползуч, но не прыгуч.
Но посередине зеленой – естественно, узорчато-каменной – площадки виднелся только дырявый шатер, прикрывавший яму с водой. Из воды торчал кончик бурого пупырчатого хвоста. Хвост нервно дергался то вправо, то влево – так рассерженные горбатые коты хлещут себя по бокам перед тем, как прыгнуть. И только тут Харр заметил по ту сторону шатра еще одного человека. Прямо на голое тело была надета плетеная безрукавка, по не сплошная, а с дырьями; сапоги высоченные, аж до самого паха, короткими ремешками пристегивались к поясу, а на руки тоже было что-то надето – вроде чулок. Трудно было сказать, воин это или слуга при зверинце, но уж если полез к зверю неведомому, но страшному, то значит, человек подневольный.
Из глубины шатра снова донесся храп – похоже, тот, в безрукавке, дразнил чудовище палкой. Хвост задергался с удвоенной силой, клок ткани с треском отлетел в сторону, и стала видна пара коротких чешуйчатых лап, топтавшихся в мелкой воде. Хвост вдруг изогнулся, напрягся и замер.
– Эй, осторожно! – крикнул Харр. – Сейчас кинется!..
Но кинулись, как ни странно, на него. Два стража, прыгнув, повисли на его плечах, пригибая книзу и оттаскивая от перил. Видно, тот, кто находился внутри загородки, был обречен, и помогать ему не следовало. Харр даже не успел разглядеть его лицо, но по ловким движениям мог предположить, что тот еще не стар, скор на удар и бесстрашен. Чтоб такой да зазря погиб – на это у странствующего рыцаря глаза не глядят!
Он развернулся, пытаясь стряхнуть с себя нападающих, но те были злобны и цепки; у того, что справа, уже со взвизгом вылетел из ножен куцый меч. Харр резко присел, запрокидываясь на спину, и в стремительном кувырке успел приложить тяжеленным сапогом одного, а затем его же собственным щитом притиснуть другого так, что у того хрустнуло плечо. С этими было покончено. Он подхватил выпавший из рук стражника меч и, размахнувшись, швырнул его рукояткой вперед – «Держи!» – одновременно перемахивая через перила, благо длинные ноги позволяли сделать это без малейшего затруднения. И вовремя: чудище, метавшееся по загону, мчалось прямо на него, набирая скорость. Харр отпрыгнул – зверюга не обратил на него ни малейшего внимания, но перед самой оградой вдруг развернулся, и массивный хвост с невероятной силой хлестнул по столбикам, подпиравшим перила. Раздался хруст, и Харр понял, что сейчас страшилище попытается протиснуться в образовавшийся пролом.
Он даже не успел по-настоящему испугаться; в сущности, он и разглядеть-то это чудо-юдо не смог как следует – в глаза бросилась длинная бугристая спина, мощные, развернутые в стороны передние лапы и еще несколько пар маленьких ножек, стремительно семенящих под тяжелым хвостом; под узкой, приподнятой кверху мордой висел, как мешок, переполненный зоб. Мгновенно сориентировавшись, он понял, что морда зверя вклинилась между частыми бревнами, и развернуться, чтобы достать его зубами, страшилищу не удастся. И тогда он прыгнул на шишковатую спину и всей тяжестью своего тела придавил зверя к земле. Шкура, между прочим, оказалась плотной и упругой, как поверхность шляпки гриба. Да, но что же дальше-то?..
Тот, кого он с таким проворством спасал, между тем не торопился. Четко впечатывая шаги в каменный настил, подошел и стал рядом. Харр повернул голову – на него глядело властное смуглое лицо в черной окаемке волос; мало того что они росли гладеньким треугольничком вверх от горбинки на середине носа – усы, точно таким же зеркальным мыском спускавшиеся к бородке и почти скрывавшие тонкий надменный рот, плавно переливались в опушку вокруг щек и, пряча уши, оставляли с каждой стороны лица лишь по овальному светлому пятну; поглядеть бы издали – точно два боба рядышком. Но не смешно. Диковато.
– Держишь? – гулким, как удар по щиту, голосом произнес подошедший. Ну-ну, держи.
Он швырнул меч за перила (как показалось Харру, чуть ли не гадливо) и, перегнувшись, через них, поднял с земли что-то причудливое, бело-золотое. Менестрель с удивлением понял, что это маленький рокотан, у которого золоченые рога торчали не вверх, а изящно заканчивались округлыми завитками. Диковинный музыкант приладил рокотан на плече и тронул струны.
Харр обомлел: никогда в жизни он не слышал ничего подобного. Рокотан издавал нежные, воркующие звуки, которые сливались в жалобное пение – так плачут разлученные, так поминают умерших младенцев, так стонут проданные молодые рабыни… Харр почувствовал, как по спине зверя прошла волна дрожи, и чудище осело брюхом на землю, точно растекаясь в блаженной истоме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132