Он вставляет карту в проверочный аппарат. Он свистит. Клерк делает вторую попытку. Свист повторяется.
– Можно выяснить, что случилось? – спрашиваю я.
Он выясняет.
– Сожалею, но ваш счет закрыт, – говорит он.
– Странно, до сегодняшнего дня все было в порядке. У меня на счету больше десяти тысяч долларов.
Продавец выглядит озадаченным.
– Сколько раз вы пользовались ею сегодня? Большинство банков ограничивает дневные выплаты на случай кражи кредитки. Умные воры знают о таких ограничениях и делают много дешевых покупок.
Мы с Питером переглядываемся. Интересно, может, продавец принял нас за грабителей? Я достаю свою чековую книжку, чтобы выписать чек. Я открыла новый счет на свое имя. У меня больше нет права пользоваться нашим общим с Дэвидом счетом.
– Сожалею, – говорит служащий. – На чеке должны быть также указаны ваше имя и адрес. – Для начала мне выдали такую упрощенную голубую чековую книжку. Я еще не получила заказанные постоянные чеки. Счет пока слишком мал.
Слезы сбегают по моим щекам. Забавно мы, должно быть, смотримся – плачущая беременная женщина, утешающий ее молодой кавалер и лысый клерк, всем своим видом выражающий желание оказаться подальше от нас.
Питер выписывает чек. У него все в порядке и со счетами, и с кредитками, и с удостоверением личности.
В машине вместо злости у меня возникает ощущение беспомощности. Всю обратную дорогу я бессвязно ругаюсь и ворчу, а Питер издает подходящие сочувствующие возгласы. Он паркуется на стоянке преподавательского состава и уходит к себе на работу. Ворвавшись в свой кабинет, я звоню моей адвокатессе.
Она подходит к телефону и выслушивает мои бессвязные обвинения. Не сомневаюсь, что она так часто слышит подобные истории от своих клиенток, что они ей порядком надоели. Мы договариваемся встретиться сегодня вечером, не дожидаясь шестнадцатого числа.
Я еще раз звоню Сильвии и, дав ей номер Питера, прошу передать Дэвиду, чтобы он позвонил мне как можно быстрее. Проходит неделя. От Дэвида ни слуху ни духу. Я ежедневно созваниваюсь с Сильвией. Звоню по моему старому домашнему номеру. Звоню Кэрол Госс. И прекращаю все попытки.
Питер сопровождает меня к врачу на амниотическое исследование. Как я и предполагала, это довольно неприятная процедура. После нее, совсем расклеившись, я договариваюсь о подмене в колледже. Слоняясь по дому в тренировочном костюме, купленном на вырост, в ожидании дальнейшей полноты, я осознаю, что пропустила собрание по поводу Самнера.
К субботе мне становится лучше. Мы смотрим передачу по общеобразовательному каналу, посвященную канадским аборигенам. Они выстукивают свои древние мелодии, и их дыхание облачками пара кристаллизуется в морозном воздухе. В Калгари почти так же холодно, как в Бостоне.
Босси свернулась калачиком у наших ног. Моя голова лежит на коленях Питера. Он укрыл меня шерстяным пледом. Мать Питера связала его в две нитки, чтобы он согревал ее сына в морозной Новой Англии, когда он поехал сюда учиться.
Звонит телефон. Питер откинулся в сторону и ухватил Гарфилда за спинку.
– Алло. – Пауза. – Держись, – шепчет он, закрыв микрофон рукой. – По-моему, это Дэвид.
На телеэкране крупным планом показывают маленькую девочку. Я беру трубку.
– Привет.
– Привет, шлюха.
На экране ребенок в одежде из оленьей кожи смотрит, как пляшут его взрослые соплеменники. Питер убирает звук, чтобы я могла сосредоточиться.
Я вспоминаю раздавленные им гусиные яйца. Вспоминаю о разбитой вазе. Странно, обычно Дэвид не прибегает к грубостям, пытаясь досадить кому-то. Я решаю не реагировать на его выпад, как при общении с недовольными студентами. И безответность моя тут ни при чем, это просто стратегия сбережения сил.
– Мне нужно забрать кое-какие мои вещи из дома: мой компьютер, бабушкину картину и кое-что из одежды.
– Круто. Это его щенка ты вынашиваешь?
– Как ты узнал?
– Поговорил с доктором Френчем. Он поздравил меня, что я стану отцом. Только отец-то не я. Отец твоего щенка какой-то извращенец.
– Никакой он не извращенец.
– Да уж видел, как вы смотритесь. У меня есть фотографии: на одной ты раздаешь какие-то отбросы, а на другой целуешься с этим шутом гороховым. Ради бога, Лиз, он же моложе тебя на десять лет. И к тому же хиппи-недоучка.
– Дэвид, пожалуйста, прекрати. – У меня начинают дрожать руки.
– Ты ничего не получишь от меня. – Телефон отключается.
Питер ведет меня на кухню и готовит мне горячий шоколад.
– Что еще может учудить твой муж? – спрашивает он. Мы оба сидим за столом, не притрагиваясь к стоящим перед нами чашкам.
Я слегка задумываюсь.
– Не даст согласия на развод. Хлоя будет незаконнорожденной.
– То есть мы не сможем пожениться до рождения Хлои. Ну, в наши дни это не так страшно. В наших с тобой отношениях ведь ничего не изменится от того, успеем мы пожениться или нет.
Шоколад еще слишком горячий, и я дую на него.
– Наверное, нет, но я достаточно консервативно воспитана, чтобы предпочесть быть замужней женщиной с ребенком. – Хотя меня вполне устраивает жизнь с мужчиной, не являющимся моим мужем.
– Я предпочел бы то же, однако в любом случае у нас с тобой будет нормальная семейная жизнь.
Он готовит ужин – бобы с сосисками и темными кукурузными лепешками. Когда я сажусь за стол, телефонный и дверной звонки вдруг начинают трезвонить одновременно, перебивая друг друга.
Питер подходит к телефону на тот случай, если опять звонит Дэвид. Я слышу, как Питер разговаривает с Мухаммедом, который не может найти что-то в киоске. Андреа завела свои собственные порядки, и теперь эти двое мужчин постоянно играют в игру: «Угадай, где на сей раз она спрятала это». Питер разрывается между двумя желаниями – уволить ее и иметь больше свободного времени.
Я открываю дверь, и с улицы врывается морозный воздух. Шофер такси вручает мне пакет в грубой оберточной бумаге. Он ждет чаевых. В кармане джинсов у меня завалялся доллар.
Никакого обратного адреса. Закрыв дверь, я вскрываю пакет. Это картина моей бабушки, разрезанная по меньшей мере кусков на тридцать – не ровно, а зигзагообразно, как в игре-головоломке.
Я разражаюсь слезами, Питер вешает трубку. Мне даже не удается ничего объяснить ему, потому что он подбирает с пола по-прежнему стоящего в гондоле лодочника, который случайно оказался на одном кусочке. Я уже описывала ему эту картину прежде.
– Вот негодяй, – говорит он.
Он поддерживает меня, поглаживая по голове, но ему не под силу избавить меня от горестных мыслей о такой утрате.
Глава 11
Фенвейские студентки собрались на парковочной стоянке. Они держат плакаты с надписями: «Прекратить сексуальное насилие», «Хорошие отметки за хорошую учебу, а не за хороший секс» и «Дадим решительный отпор».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Можно выяснить, что случилось? – спрашиваю я.
Он выясняет.
– Сожалею, но ваш счет закрыт, – говорит он.
– Странно, до сегодняшнего дня все было в порядке. У меня на счету больше десяти тысяч долларов.
Продавец выглядит озадаченным.
– Сколько раз вы пользовались ею сегодня? Большинство банков ограничивает дневные выплаты на случай кражи кредитки. Умные воры знают о таких ограничениях и делают много дешевых покупок.
Мы с Питером переглядываемся. Интересно, может, продавец принял нас за грабителей? Я достаю свою чековую книжку, чтобы выписать чек. Я открыла новый счет на свое имя. У меня больше нет права пользоваться нашим общим с Дэвидом счетом.
– Сожалею, – говорит служащий. – На чеке должны быть также указаны ваше имя и адрес. – Для начала мне выдали такую упрощенную голубую чековую книжку. Я еще не получила заказанные постоянные чеки. Счет пока слишком мал.
Слезы сбегают по моим щекам. Забавно мы, должно быть, смотримся – плачущая беременная женщина, утешающий ее молодой кавалер и лысый клерк, всем своим видом выражающий желание оказаться подальше от нас.
Питер выписывает чек. У него все в порядке и со счетами, и с кредитками, и с удостоверением личности.
В машине вместо злости у меня возникает ощущение беспомощности. Всю обратную дорогу я бессвязно ругаюсь и ворчу, а Питер издает подходящие сочувствующие возгласы. Он паркуется на стоянке преподавательского состава и уходит к себе на работу. Ворвавшись в свой кабинет, я звоню моей адвокатессе.
Она подходит к телефону и выслушивает мои бессвязные обвинения. Не сомневаюсь, что она так часто слышит подобные истории от своих клиенток, что они ей порядком надоели. Мы договариваемся встретиться сегодня вечером, не дожидаясь шестнадцатого числа.
Я еще раз звоню Сильвии и, дав ей номер Питера, прошу передать Дэвиду, чтобы он позвонил мне как можно быстрее. Проходит неделя. От Дэвида ни слуху ни духу. Я ежедневно созваниваюсь с Сильвией. Звоню по моему старому домашнему номеру. Звоню Кэрол Госс. И прекращаю все попытки.
Питер сопровождает меня к врачу на амниотическое исследование. Как я и предполагала, это довольно неприятная процедура. После нее, совсем расклеившись, я договариваюсь о подмене в колледже. Слоняясь по дому в тренировочном костюме, купленном на вырост, в ожидании дальнейшей полноты, я осознаю, что пропустила собрание по поводу Самнера.
К субботе мне становится лучше. Мы смотрим передачу по общеобразовательному каналу, посвященную канадским аборигенам. Они выстукивают свои древние мелодии, и их дыхание облачками пара кристаллизуется в морозном воздухе. В Калгари почти так же холодно, как в Бостоне.
Босси свернулась калачиком у наших ног. Моя голова лежит на коленях Питера. Он укрыл меня шерстяным пледом. Мать Питера связала его в две нитки, чтобы он согревал ее сына в морозной Новой Англии, когда он поехал сюда учиться.
Звонит телефон. Питер откинулся в сторону и ухватил Гарфилда за спинку.
– Алло. – Пауза. – Держись, – шепчет он, закрыв микрофон рукой. – По-моему, это Дэвид.
На телеэкране крупным планом показывают маленькую девочку. Я беру трубку.
– Привет.
– Привет, шлюха.
На экране ребенок в одежде из оленьей кожи смотрит, как пляшут его взрослые соплеменники. Питер убирает звук, чтобы я могла сосредоточиться.
Я вспоминаю раздавленные им гусиные яйца. Вспоминаю о разбитой вазе. Странно, обычно Дэвид не прибегает к грубостям, пытаясь досадить кому-то. Я решаю не реагировать на его выпад, как при общении с недовольными студентами. И безответность моя тут ни при чем, это просто стратегия сбережения сил.
– Мне нужно забрать кое-какие мои вещи из дома: мой компьютер, бабушкину картину и кое-что из одежды.
– Круто. Это его щенка ты вынашиваешь?
– Как ты узнал?
– Поговорил с доктором Френчем. Он поздравил меня, что я стану отцом. Только отец-то не я. Отец твоего щенка какой-то извращенец.
– Никакой он не извращенец.
– Да уж видел, как вы смотритесь. У меня есть фотографии: на одной ты раздаешь какие-то отбросы, а на другой целуешься с этим шутом гороховым. Ради бога, Лиз, он же моложе тебя на десять лет. И к тому же хиппи-недоучка.
– Дэвид, пожалуйста, прекрати. – У меня начинают дрожать руки.
– Ты ничего не получишь от меня. – Телефон отключается.
Питер ведет меня на кухню и готовит мне горячий шоколад.
– Что еще может учудить твой муж? – спрашивает он. Мы оба сидим за столом, не притрагиваясь к стоящим перед нами чашкам.
Я слегка задумываюсь.
– Не даст согласия на развод. Хлоя будет незаконнорожденной.
– То есть мы не сможем пожениться до рождения Хлои. Ну, в наши дни это не так страшно. В наших с тобой отношениях ведь ничего не изменится от того, успеем мы пожениться или нет.
Шоколад еще слишком горячий, и я дую на него.
– Наверное, нет, но я достаточно консервативно воспитана, чтобы предпочесть быть замужней женщиной с ребенком. – Хотя меня вполне устраивает жизнь с мужчиной, не являющимся моим мужем.
– Я предпочел бы то же, однако в любом случае у нас с тобой будет нормальная семейная жизнь.
Он готовит ужин – бобы с сосисками и темными кукурузными лепешками. Когда я сажусь за стол, телефонный и дверной звонки вдруг начинают трезвонить одновременно, перебивая друг друга.
Питер подходит к телефону на тот случай, если опять звонит Дэвид. Я слышу, как Питер разговаривает с Мухаммедом, который не может найти что-то в киоске. Андреа завела свои собственные порядки, и теперь эти двое мужчин постоянно играют в игру: «Угадай, где на сей раз она спрятала это». Питер разрывается между двумя желаниями – уволить ее и иметь больше свободного времени.
Я открываю дверь, и с улицы врывается морозный воздух. Шофер такси вручает мне пакет в грубой оберточной бумаге. Он ждет чаевых. В кармане джинсов у меня завалялся доллар.
Никакого обратного адреса. Закрыв дверь, я вскрываю пакет. Это картина моей бабушки, разрезанная по меньшей мере кусков на тридцать – не ровно, а зигзагообразно, как в игре-головоломке.
Я разражаюсь слезами, Питер вешает трубку. Мне даже не удается ничего объяснить ему, потому что он подбирает с пола по-прежнему стоящего в гондоле лодочника, который случайно оказался на одном кусочке. Я уже описывала ему эту картину прежде.
– Вот негодяй, – говорит он.
Он поддерживает меня, поглаживая по голове, но ему не под силу избавить меня от горестных мыслей о такой утрате.
Глава 11
Фенвейские студентки собрались на парковочной стоянке. Они держат плакаты с надписями: «Прекратить сексуальное насилие», «Хорошие отметки за хорошую учебу, а не за хороший секс» и «Дадим решительный отпор».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69