– Он развел руки и, выдвинувшись вверх, навис надо мной. Я представила, как он говорит: «Вот ты и попалась!»
– Я хотела бы посмотреть эти отзывы.
– Это конфиденциальные сведения.
– А как насчет разбирательства, я же имею право голоса?
– Я не вижу причин, по которым мы должны вас выслушать. Это рекомендуется, но не гарантируется в одобренной вами процедуре. Я имею право уволить вас по собственному усмотрению в случае достаточных доказательств. И такие доказательства у меня имеются.
Он идет к двери.
– Джимми, будь добр, проследи, чтобы профессор Адамс сегодня же освободила свой кабинет и покинула наш колледж.
Я все еще сижу в кресле, потрясенная до глубины души. Повернувшись к двери, я вижу ожидающего начальника охраны.
Директор подходит к моему креслу.
– Если она будет сопротивляться, выведи ее силой, – продолжает он.
Джимми стоит, переминаясь с ноги на ногу, и лицо его медленно багровеет. Бедняга.
– Джимми. – Командный тон директора побуждает начальника охраны перейти к действиям.
Как только он делает полшага в мою сторону, я поднимаю руки.
– Не волнуйтесь, Джимми, у вас не будет со мной хлопот.
Собрав все силы, я пытаюсь держаться как можно более достойно. Обходя директора, а вместе с ним и воздух, которым он дышал, я выплываю из кабинета.
– Кстати, Джимми, присмотри, чтобы профессор Адамс не унесла ничего липшего в своих коробках, – кричит нам вслед директор.
Я останавливаюсь спиной к директору. Я невольно открываю рот, намереваясь как-то ответить, но из головы словно вылетели все слова. Я вновь начинаю двигаться вперед, побуждаемая мягким давлением Джимми на мой локоть.
Мне очень жаль Джимми. Мы с ним обычно так хорошо ладили, вместе пили кофе в Буфике, болтали о жизни вообще и о его дочери в частности. Он идет следом за мной, краска смущения слегка поблекла на его лице.
– Я не виню вас. И сделаю все возможное, чтобы облегчить ваше положение.
– Спасибо. Вы не представляете, как погано я себя чувствую в данной ситуации, – говорит он.
Мы приходим в мой кабинет, обнаружив у его двери несколько пустых коробок. Администрация безусловно весьма расторопна. Открыв дверь, я натыкаюсь на знойный воздух.
– Что ж, по крайней мере, теперь мне не придется жариться здесь каждый день, – говорю я, пытаясь шутить.
По движению губ и головы Джимми трудно понять, отвечает он на мою шутку кивком или усмешкой. Мы окидываем взглядом материалы, накопившиеся у меня за десять лет работы. Я слегка теряюсь, не представляя, с чего начать.
– Могу я чем-то помочь вам? – спрашивает он.
– Я думаю, мне понадобятся еще несколько коробок.
Он звонит своим подчиненным и отдает распоряжение.
– Сожалею, но я не могу оставить вас.
– Мы же не хотим, чтобы я в ярости взорвала это заведение, не так ли?
– Что-то в таком роде, насколько я понял. Я не представляю, что вы способны на такое, – говорит он.
Мы почти наполнили шесть коробок, когда в руки Джимми попадается деревянный почетный знак, который я сунула в ящик после окончания прошлого года. На деревянную плашку с окантовкой из золотых листьев наклеено пергаментное свидетельство. Его подарили мне студентки из группы, в которой я вела семинар по теме «Общение с родителями больных детей». Каллиграфическая надпись гласит: «Самому внимательному и заботливому преподавателю нашего колледжа». И вся группа поставила свои подписи под этим свидетельством.
– Надо же, как я низко пала за один семестр, – говорю я.
Он приподнимает бровь и прикладывает палец к губам. Я озадаченно хмурюсь. Взяв карандаш, он ищет взглядом чистый листок бумаги, что оказывается непростой задачей.
Сидя за столом, я обычно машинально рисую всякие закорючки. На всех моих бумагах встречаются цветы, буквы, какие-то строения и разнообразные наклейки. Причем это не просто закорючки. Я еще разукрашиваю их разными фломастерами.
Перевернув один листок, он нашел свободное местечко.
– Ваш кабинет, возможно, прослушивается, – пишет он.
– Это незаконно, – пишу я в ответ.
Он предупредительно щелкает пальцами и кивает. Осматривая провода, он болтает о какой-то ерунде. Когда он развинчивает телефон, я вижу потайной микрофон. Он прикладывает палец к губам и берет ручку.
– Это устройство также и для подслушивания разговоров, – пишет он.
Я уже упаковала цифровой фотоаппарат, который держала на случай особых событий – таким, к примеру, был день, когда мы провожали Тину во Флориду и Клара сделала для нее оригинальный тортик. Он изображал туловище в бикини, а вместо грудей торчали маленькие круглые кексики. И в центр каждого было воткнуто по вишенке. Его кофейная глазировка к тому же напоминала цвет кожи Тины. Тогда я пользовалась им в последний раз. Порывшись в коробках, я выуживаю фотоаппарат. Батарейки еще не сели.
– Это ничего не докажет, – пишет он о фотографиях.
Я делаю пару снимков.
– Вы могли установить его сами.
– А может, вы поддержите меня? – пишу я. Он пожимает плечами и пишет:
– У меня дети. – Его дочь получила льготную стипендию, выделяемую для детей постоянных сотрудников. Джимми нужна работа, и особенно эта работа.
Я пишу:
– Можно я возьму это для моего адвоката, или это собственность колледжа?
Он закрывает глаза, а я засовываю микрофончик в одну из коробок.
Пока он завинчивает телефон, приходит вахтер с дополнительными коробками.
– Мне очень жаль, что вы уходите, я только не понимаю почему, – говорит вахтер.
– Так бывает, – говорю я ему. Незадолго до ланча мы втроем заканчиваем сборы. Вахтер грузит служебный микроавтобус, опустив задние сиденья. Машина под завязку загружена моими коробками. Он ставит одну коробку мне на колени, а вторую в ноги. И все равно придется сделать вторую ездку.
Джимми отвез меня домой, помог разгрузиться и вызвался сам привезти оставшиеся коробки, чтобы мне не пришлось еще раз возвращаться в колледж.
Когда он возвращается со второй партией, я предлагаю ему горячий шоколад или кофе и бутерброды с тунцом. Он соглашается на кофе с бутербродами.
Пока кофе заваривается, он сидит за столом.
– Лиз, в Фенвее сейчас творится много несправедливого. Знаете, я ведь отказался, когда директор попросил меня оборудовать кабинеты потайными микрофонами. Должно быть, он нанял для этого какую-то частную фирму. – Он так долго помешивает ложкой кофе, что, кажется, скоро протрет дырку на дне чашки. – Я не слишком-то горжусь собой сейчас, – добавляет он.
Мне хочется как-то успокоить его, но я также понимаю, что без его помощи мы не сможем доказать этого незаконного прослушивания. Даже и с его помощью наши свидетельства могут быть поставлены под сомнение. Бейкер может заявить, что это была шутка или что он вообще не понимает, о чем идет речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Я хотела бы посмотреть эти отзывы.
– Это конфиденциальные сведения.
– А как насчет разбирательства, я же имею право голоса?
– Я не вижу причин, по которым мы должны вас выслушать. Это рекомендуется, но не гарантируется в одобренной вами процедуре. Я имею право уволить вас по собственному усмотрению в случае достаточных доказательств. И такие доказательства у меня имеются.
Он идет к двери.
– Джимми, будь добр, проследи, чтобы профессор Адамс сегодня же освободила свой кабинет и покинула наш колледж.
Я все еще сижу в кресле, потрясенная до глубины души. Повернувшись к двери, я вижу ожидающего начальника охраны.
Директор подходит к моему креслу.
– Если она будет сопротивляться, выведи ее силой, – продолжает он.
Джимми стоит, переминаясь с ноги на ногу, и лицо его медленно багровеет. Бедняга.
– Джимми. – Командный тон директора побуждает начальника охраны перейти к действиям.
Как только он делает полшага в мою сторону, я поднимаю руки.
– Не волнуйтесь, Джимми, у вас не будет со мной хлопот.
Собрав все силы, я пытаюсь держаться как можно более достойно. Обходя директора, а вместе с ним и воздух, которым он дышал, я выплываю из кабинета.
– Кстати, Джимми, присмотри, чтобы профессор Адамс не унесла ничего липшего в своих коробках, – кричит нам вслед директор.
Я останавливаюсь спиной к директору. Я невольно открываю рот, намереваясь как-то ответить, но из головы словно вылетели все слова. Я вновь начинаю двигаться вперед, побуждаемая мягким давлением Джимми на мой локоть.
Мне очень жаль Джимми. Мы с ним обычно так хорошо ладили, вместе пили кофе в Буфике, болтали о жизни вообще и о его дочери в частности. Он идет следом за мной, краска смущения слегка поблекла на его лице.
– Я не виню вас. И сделаю все возможное, чтобы облегчить ваше положение.
– Спасибо. Вы не представляете, как погано я себя чувствую в данной ситуации, – говорит он.
Мы приходим в мой кабинет, обнаружив у его двери несколько пустых коробок. Администрация безусловно весьма расторопна. Открыв дверь, я натыкаюсь на знойный воздух.
– Что ж, по крайней мере, теперь мне не придется жариться здесь каждый день, – говорю я, пытаясь шутить.
По движению губ и головы Джимми трудно понять, отвечает он на мою шутку кивком или усмешкой. Мы окидываем взглядом материалы, накопившиеся у меня за десять лет работы. Я слегка теряюсь, не представляя, с чего начать.
– Могу я чем-то помочь вам? – спрашивает он.
– Я думаю, мне понадобятся еще несколько коробок.
Он звонит своим подчиненным и отдает распоряжение.
– Сожалею, но я не могу оставить вас.
– Мы же не хотим, чтобы я в ярости взорвала это заведение, не так ли?
– Что-то в таком роде, насколько я понял. Я не представляю, что вы способны на такое, – говорит он.
Мы почти наполнили шесть коробок, когда в руки Джимми попадается деревянный почетный знак, который я сунула в ящик после окончания прошлого года. На деревянную плашку с окантовкой из золотых листьев наклеено пергаментное свидетельство. Его подарили мне студентки из группы, в которой я вела семинар по теме «Общение с родителями больных детей». Каллиграфическая надпись гласит: «Самому внимательному и заботливому преподавателю нашего колледжа». И вся группа поставила свои подписи под этим свидетельством.
– Надо же, как я низко пала за один семестр, – говорю я.
Он приподнимает бровь и прикладывает палец к губам. Я озадаченно хмурюсь. Взяв карандаш, он ищет взглядом чистый листок бумаги, что оказывается непростой задачей.
Сидя за столом, я обычно машинально рисую всякие закорючки. На всех моих бумагах встречаются цветы, буквы, какие-то строения и разнообразные наклейки. Причем это не просто закорючки. Я еще разукрашиваю их разными фломастерами.
Перевернув один листок, он нашел свободное местечко.
– Ваш кабинет, возможно, прослушивается, – пишет он.
– Это незаконно, – пишу я в ответ.
Он предупредительно щелкает пальцами и кивает. Осматривая провода, он болтает о какой-то ерунде. Когда он развинчивает телефон, я вижу потайной микрофон. Он прикладывает палец к губам и берет ручку.
– Это устройство также и для подслушивания разговоров, – пишет он.
Я уже упаковала цифровой фотоаппарат, который держала на случай особых событий – таким, к примеру, был день, когда мы провожали Тину во Флориду и Клара сделала для нее оригинальный тортик. Он изображал туловище в бикини, а вместо грудей торчали маленькие круглые кексики. И в центр каждого было воткнуто по вишенке. Его кофейная глазировка к тому же напоминала цвет кожи Тины. Тогда я пользовалась им в последний раз. Порывшись в коробках, я выуживаю фотоаппарат. Батарейки еще не сели.
– Это ничего не докажет, – пишет он о фотографиях.
Я делаю пару снимков.
– Вы могли установить его сами.
– А может, вы поддержите меня? – пишу я. Он пожимает плечами и пишет:
– У меня дети. – Его дочь получила льготную стипендию, выделяемую для детей постоянных сотрудников. Джимми нужна работа, и особенно эта работа.
Я пишу:
– Можно я возьму это для моего адвоката, или это собственность колледжа?
Он закрывает глаза, а я засовываю микрофончик в одну из коробок.
Пока он завинчивает телефон, приходит вахтер с дополнительными коробками.
– Мне очень жаль, что вы уходите, я только не понимаю почему, – говорит вахтер.
– Так бывает, – говорю я ему. Незадолго до ланча мы втроем заканчиваем сборы. Вахтер грузит служебный микроавтобус, опустив задние сиденья. Машина под завязку загружена моими коробками. Он ставит одну коробку мне на колени, а вторую в ноги. И все равно придется сделать вторую ездку.
Джимми отвез меня домой, помог разгрузиться и вызвался сам привезти оставшиеся коробки, чтобы мне не пришлось еще раз возвращаться в колледж.
Когда он возвращается со второй партией, я предлагаю ему горячий шоколад или кофе и бутерброды с тунцом. Он соглашается на кофе с бутербродами.
Пока кофе заваривается, он сидит за столом.
– Лиз, в Фенвее сейчас творится много несправедливого. Знаете, я ведь отказался, когда директор попросил меня оборудовать кабинеты потайными микрофонами. Должно быть, он нанял для этого какую-то частную фирму. – Он так долго помешивает ложкой кофе, что, кажется, скоро протрет дырку на дне чашки. – Я не слишком-то горжусь собой сейчас, – добавляет он.
Мне хочется как-то успокоить его, но я также понимаю, что без его помощи мы не сможем доказать этого незаконного прослушивания. Даже и с его помощью наши свидетельства могут быть поставлены под сомнение. Бейкер может заявить, что это была шутка или что он вообще не понимает, о чем идет речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69