Прислушалась: что там в комнате свекрови? Все было спокойно – тихое посапывание учительницы, утомленной криминальной сводкой «Московского комсомольца». Я подкралась к Антоновой куртке и запустила руку в левый карман. Нащупала связки ключей: от квартиры, от машины… Рабочий пропуск, закатанный в ламинант, скомканная бумажка. Вытащила, развернула: чек из супермаркета – сосиски, сок, кефир… Сердце стучало как безумное.
– Папа, я тоже хочу торт с шариками, – послышался Гришкин голос из комнаты.
Я быстро повернула куртку и проникла в правый карман. Липкий леденец в разорванной бумажке. Старый, наверное.
Ну и где вещественные? Есть еще внутренний карман, слева на груди. Что это? Плотная квадратная бумажка, скользкая, странная на ощупь. Ба, да это же презерватив! Когда мы ими в последний раз пользовались? Го д назад, еще до того, как я поставила спираль.
В голове помутилось. Я зажала улику в кулак и решительно направилась в комнату.
На экране освобожденный наследник влюбленными глазами пожирал худосочную циркачку, толпа рабочих и крестьян ликовала. Доктор Гаспар одухотворенно смотрел в будущее.
Гришка свернулся калачиком у папы на руках и дремал. Антон одним глазом смотрел в телевизор, у его ног громко мурлыкала рыжая сволочь, несанкционированно пробравшаяся в комнату.
Я уже приготовилась сказать какую-нибудь гадость, только слова искала побольнее, пожестче, как зазвонил телефон.
– Маша! – раздался истерический крик в трубке. – Маша! Катя! Катя!
– Але, кто это?
– Маша!!! Катя!!! Сегодня!!! Мальчик!
И в трубке заплакал мужчина. Это был Димка, Катюхин муж, из самого города Гольхема, что в три избы, близ милого каждому истинному немцу Штутгарта. Я села на пол. Перехватило дыхание.
– Что случилось? – Антон испуганно уставился на меня.
– Катька… – прошептала я сквозь слезы.
– Что?! – Антон вскочил.
– Родила…
– Тьфу ты! Нельзя ж так пугать. Ну и слава Бог у, что родила.
А потом Димка, сбиваясь и рыдая от счастья, рассказал, что сегодня в половине десятого утра, не успев порадоваться, как это оно – с эпидуральной анестезией, Катя родила мальчика. Мальчик здоровый – 3,400 кг и 50 см. Красивый, со щеками. Катька чувствует себя хорошо. А он сам зеленый весь и руки трясутся.
Ничего, оклемается, перенервничал просто. Рожать с женой – это не шутки, это для сильных мужчин.
Время для человека, который не рожает, летит быстро, и день его наполнен всякой ерундой: противным писком будильника, запахом сбежавшего кофе, ароматом слойки с лимоном, ощущением того, что ничего не успеваешь, дурными мыслями и подозрениями, диалогом с призраком дохлой вороны.
А в это время, пока часы для тебя бегут друг за другом, как одинаковые полосатые зебры, кто-то рожает, орет благим матом, упирается пятками в кушетку, проклинает все на свете, ненавидит мир, себя, детей, мужчин, женщин, животных и птиц и хочет одного – чтоб это кончилось. И плевать, как выглядишь, и глубоко по барабану впечатление, которое производишь, и нет места любви в этой колючей боли… Так вот, время для того, кто рожает, идет медленно… Безумно медленно, отвратительно медленно…
Мы сегодня встали в семь, когда у Катьки начались схватки. Завтракали, поднимали Гришку, бежали в сад. В половине десятого я уже была в редакции. Время пролетело незаметно. А именно тогда человек рожал. Человека.
Я молча сидела на полу, не вытирая слез.
Гришка соскочил с дивана и обнял меня:
– Мама, а почему ты плачешь?
– Не знаю, малыш…
Толстого вороньего призрака на серванте не было.
На часах половина первого. Завтра рано вставать, а сон не идет. В кухне темно и тихо, только идеально круглая луна, желтая, как сливочный сыр, светит в окно, да рыжий поганец-Кеша урчит, прилепившись к ноге. От кота пахнет селедкой: не иначе, свекровь опять скормила ему селедочный хвост. Я отщипнула маковой булки и задумалась: «Что делать? Что делать с презервативом, найденным у Антона в потайном кармане?» Димкин звонок отвлек меня от собственных проблем, а сейчас, когда домашние уснули, дурные мысли вернулись.
– Булки дать? – спросила я кота.
– Мур-р-р-р, – ответил он, сощурившись.
– Ведь не будешь же есть, паршивец, – недоверчиво сказала я.
– Му-р-р-р, – обижено отозвался кот.
Типа обижаешь, чего это не буду?
– Ну ладно, посмотрим.
Я села на узорчатый линолеум, опершись на теплую ребристую батарею, и покрошила на пол мягкую внутренность булки. Кот понюхал, облизнулся, сел копилкой напротив меня и, зажмурившись, заурчал.
– Ешь, паразит, – грозно зашептала я.
– Мур-р-р, – отказался кот, перебирая коготками.
– Сволочь ты рыжая, – вздохнула я. – Бесполезная животина. Может, ты знаешь, что делать, а?
– Пойди пни Антона в бок и спроси, что за фигня, – ответил тихо Кеша, не открывая зеленых глаз.
– Дельный совет. Главное – мудрый. А если он встанет, молча соберет вещи и уйдет в ночь?
– В ночь – не уйдет, ты же знаешь Антона.
– Нет, я его совсем не знаю. Я думала, что знаю, а оказалось – нет.
– Все равно пни, – настаивал кот.
– А если он будет молчать, как он это умеет? А утром уедет на работу и позвонит, чтобы сказать, что подает на развод и уходит к молодой красивой А.
– Ну и фиг с ним, туда ему и дорога. К его сладкой А. Пусть попробует.
– А если попробует и ему понравится?
– Ну и фиг с ним, – повторил кот. – Не велика потеря.
– Ничего себе, не велика! Он мой муж.
– Гулящий.
– Он Гришкин отец.
– От Гришки он никуда не денется, можешь не сомневаться.
– А если эта родит ему тройню? Еще как денется…
– Ну и фиг с ним.
– Вот заладил… Как это фиг с ним? Это у Гришки надо спросить – фиг или не фиг.
– Я свое мнение высказал, – сверкнул на меня глазом кот и показал шершавый розовый язык. – Если не интересно, зачем спрашиваешь?
– А кого мне еще спросить?
– Маша? С кем ты разговариваешь? – послышался испуганный голос свекрови.
Мария Петровна стояла в дверях, вся в белом – в длинной рубашке с рюшами и в махровом банном халате. На лице озабоченность. Я резво вскочила с полу, Кеша юркнул под стол.
– Я ни с кем не разговариваю… Я просто размышляю вслух о новой статье.
– А почему в темноте? – подозрительно спросила свекровь.
– Из экономии, – не моргнув глазом, соврала я. – Электричество подорожало, вы говорили…
– Еще и как! – тут же переключилась Мария Петровна. – В позапрошлом месяце заплатили двести рублей, а в этом уже двести пятьдесят! А я вам всегда говорила: вы много света жжете. Я предупреждала, а вы все равно жжете.
И, продолжая ворчать, свекровь скрылась в туалете. Вскоре оттуда под размеренное журчание донеслось:
– Мы всегда экономили. Никогда зря лампочку не включали. И утюг зря не включали, только холодильник работал. А когда родился Антоша…
Что произошло после этого знаменательного события, я так и не узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Папа, я тоже хочу торт с шариками, – послышался Гришкин голос из комнаты.
Я быстро повернула куртку и проникла в правый карман. Липкий леденец в разорванной бумажке. Старый, наверное.
Ну и где вещественные? Есть еще внутренний карман, слева на груди. Что это? Плотная квадратная бумажка, скользкая, странная на ощупь. Ба, да это же презерватив! Когда мы ими в последний раз пользовались? Го д назад, еще до того, как я поставила спираль.
В голове помутилось. Я зажала улику в кулак и решительно направилась в комнату.
На экране освобожденный наследник влюбленными глазами пожирал худосочную циркачку, толпа рабочих и крестьян ликовала. Доктор Гаспар одухотворенно смотрел в будущее.
Гришка свернулся калачиком у папы на руках и дремал. Антон одним глазом смотрел в телевизор, у его ног громко мурлыкала рыжая сволочь, несанкционированно пробравшаяся в комнату.
Я уже приготовилась сказать какую-нибудь гадость, только слова искала побольнее, пожестче, как зазвонил телефон.
– Маша! – раздался истерический крик в трубке. – Маша! Катя! Катя!
– Але, кто это?
– Маша!!! Катя!!! Сегодня!!! Мальчик!
И в трубке заплакал мужчина. Это был Димка, Катюхин муж, из самого города Гольхема, что в три избы, близ милого каждому истинному немцу Штутгарта. Я села на пол. Перехватило дыхание.
– Что случилось? – Антон испуганно уставился на меня.
– Катька… – прошептала я сквозь слезы.
– Что?! – Антон вскочил.
– Родила…
– Тьфу ты! Нельзя ж так пугать. Ну и слава Бог у, что родила.
А потом Димка, сбиваясь и рыдая от счастья, рассказал, что сегодня в половине десятого утра, не успев порадоваться, как это оно – с эпидуральной анестезией, Катя родила мальчика. Мальчик здоровый – 3,400 кг и 50 см. Красивый, со щеками. Катька чувствует себя хорошо. А он сам зеленый весь и руки трясутся.
Ничего, оклемается, перенервничал просто. Рожать с женой – это не шутки, это для сильных мужчин.
Время для человека, который не рожает, летит быстро, и день его наполнен всякой ерундой: противным писком будильника, запахом сбежавшего кофе, ароматом слойки с лимоном, ощущением того, что ничего не успеваешь, дурными мыслями и подозрениями, диалогом с призраком дохлой вороны.
А в это время, пока часы для тебя бегут друг за другом, как одинаковые полосатые зебры, кто-то рожает, орет благим матом, упирается пятками в кушетку, проклинает все на свете, ненавидит мир, себя, детей, мужчин, женщин, животных и птиц и хочет одного – чтоб это кончилось. И плевать, как выглядишь, и глубоко по барабану впечатление, которое производишь, и нет места любви в этой колючей боли… Так вот, время для того, кто рожает, идет медленно… Безумно медленно, отвратительно медленно…
Мы сегодня встали в семь, когда у Катьки начались схватки. Завтракали, поднимали Гришку, бежали в сад. В половине десятого я уже была в редакции. Время пролетело незаметно. А именно тогда человек рожал. Человека.
Я молча сидела на полу, не вытирая слез.
Гришка соскочил с дивана и обнял меня:
– Мама, а почему ты плачешь?
– Не знаю, малыш…
Толстого вороньего призрака на серванте не было.
На часах половина первого. Завтра рано вставать, а сон не идет. В кухне темно и тихо, только идеально круглая луна, желтая, как сливочный сыр, светит в окно, да рыжий поганец-Кеша урчит, прилепившись к ноге. От кота пахнет селедкой: не иначе, свекровь опять скормила ему селедочный хвост. Я отщипнула маковой булки и задумалась: «Что делать? Что делать с презервативом, найденным у Антона в потайном кармане?» Димкин звонок отвлек меня от собственных проблем, а сейчас, когда домашние уснули, дурные мысли вернулись.
– Булки дать? – спросила я кота.
– Мур-р-р-р, – ответил он, сощурившись.
– Ведь не будешь же есть, паршивец, – недоверчиво сказала я.
– Му-р-р-р, – обижено отозвался кот.
Типа обижаешь, чего это не буду?
– Ну ладно, посмотрим.
Я села на узорчатый линолеум, опершись на теплую ребристую батарею, и покрошила на пол мягкую внутренность булки. Кот понюхал, облизнулся, сел копилкой напротив меня и, зажмурившись, заурчал.
– Ешь, паразит, – грозно зашептала я.
– Мур-р-р, – отказался кот, перебирая коготками.
– Сволочь ты рыжая, – вздохнула я. – Бесполезная животина. Может, ты знаешь, что делать, а?
– Пойди пни Антона в бок и спроси, что за фигня, – ответил тихо Кеша, не открывая зеленых глаз.
– Дельный совет. Главное – мудрый. А если он встанет, молча соберет вещи и уйдет в ночь?
– В ночь – не уйдет, ты же знаешь Антона.
– Нет, я его совсем не знаю. Я думала, что знаю, а оказалось – нет.
– Все равно пни, – настаивал кот.
– А если он будет молчать, как он это умеет? А утром уедет на работу и позвонит, чтобы сказать, что подает на развод и уходит к молодой красивой А.
– Ну и фиг с ним, туда ему и дорога. К его сладкой А. Пусть попробует.
– А если попробует и ему понравится?
– Ну и фиг с ним, – повторил кот. – Не велика потеря.
– Ничего себе, не велика! Он мой муж.
– Гулящий.
– Он Гришкин отец.
– От Гришки он никуда не денется, можешь не сомневаться.
– А если эта родит ему тройню? Еще как денется…
– Ну и фиг с ним.
– Вот заладил… Как это фиг с ним? Это у Гришки надо спросить – фиг или не фиг.
– Я свое мнение высказал, – сверкнул на меня глазом кот и показал шершавый розовый язык. – Если не интересно, зачем спрашиваешь?
– А кого мне еще спросить?
– Маша? С кем ты разговариваешь? – послышался испуганный голос свекрови.
Мария Петровна стояла в дверях, вся в белом – в длинной рубашке с рюшами и в махровом банном халате. На лице озабоченность. Я резво вскочила с полу, Кеша юркнул под стол.
– Я ни с кем не разговариваю… Я просто размышляю вслух о новой статье.
– А почему в темноте? – подозрительно спросила свекровь.
– Из экономии, – не моргнув глазом, соврала я. – Электричество подорожало, вы говорили…
– Еще и как! – тут же переключилась Мария Петровна. – В позапрошлом месяце заплатили двести рублей, а в этом уже двести пятьдесят! А я вам всегда говорила: вы много света жжете. Я предупреждала, а вы все равно жжете.
И, продолжая ворчать, свекровь скрылась в туалете. Вскоре оттуда под размеренное журчание донеслось:
– Мы всегда экономили. Никогда зря лампочку не включали. И утюг зря не включали, только холодильник работал. А когда родился Антоша…
Что произошло после этого знаменательного события, я так и не узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65