Лидочка потрогала грудь, под которой предположительно хранилось сердце.
– Кто знает русскую народную песню? – вопросил меж тем куратор.
– Какую? – неуверенно подала голос Надюха.
– Оставьте, Ганс, – вздохнула Сусанна Ивановна, – лучше я объясню.
– Мой русский восхитителен, – почти без акцента сказал он.
– Конечно, конечно, – по-матерински улыбнулась Сусанна Ивановна. – Ганс имел в виду, что приближается традиционная корпоративная вечеринка. В программе – танцы, фуршет и художественная самодеятельность.
При слове «танцы» главный редактор посмотрела на Надьку, «фуршет» – на Лидочку, а упомянув художественную самодеятельность, к моему ужасу, уставилась на меня.
– Калинка и малинка, – закивал улыбчивый Га н с .
– В прошлом году уже был такой шабаш, – зашептала Лидочка, – меня заставили танцевать канкан.
Я живо представила толстую Лидочку, которая машет перед жующей публикой полными целлюлитными ногами.
– Я не пою… – пропищала я.
– Научим, – строго сказала Сусанна Ивановна.
– И не танцую, – добавила я шепотом.
– Заставим, – припечатало начальство.
– Может, вы еще и не едите, Маша? – злорадно осведомилась Лидочка.
Воспоминания о прошлогоднем позоре с канканом, видимо, всколыхнули в ней недобрые чувства.
– Петь и танцевать будут все. – Сусанна Ивановна обвела властным взглядом притихших сотрудников. – Корпоративная солидарность!
Ганс радостно захлопал в ладоши.
Глава 17
В засаде «У подружки»
Гришка встретил меня в коридоре радостный и сопливый. Задрал на голову байковую рубаху с головастым зайчиком:
– Мама, мама, смотри! Я – человек-паук! Я на животике паутинку нарисовал!
Действительно, на бледном пузе, вокруг пупка, неровные круги с линиями-лучиками. – Эскиз отдаленно напоминает контуры паутины.
– Красота какая, мыться еще неделю не будем… – восхитилась я, снимая ботинки.
Малыш попытался было повторить паутинный орнамент на щеке, но в это время появилась в двери свекровь:
– Что ж ты делаешь?
– Я буду человек-паук! – сообщил Гришка, продолжая чертить кривые линии на щечках.
– Маша, ты-то куда смотришь? Нельзя! – рассердилась свекровь. – Больно будет, прыщи появятся.
– Перестаньте говорить чушь и пугать ребенка, – возмутилась я.
– Это же химия! – взвилась свекровь. – Будет потом как у этого… Как его… у того политика, у которого все лицо больное.
«А может, она права?» – подумала я, убирая шнурки во чрево ботинок. – Может, тот политик рисовал себе шариковой ручкой паутину на лице, кто знает? Кто свечку держал? И вот результат. А теперь медицинские светила разных стран теряются в догадках. Им бы к моей свекрови за советом, она бы всех научила, как жить и что делать».
Между тем Гришка продолжал хвастаться достижениями прошедшего дня:
– Мама, а я говорил грубые слова…
– Фу, как нехорошо! И что же это были за слова?
– Грязная жопа… Это Дима в садике так говорит.
– Да, – опять встряла свекровь, – действительно, Гриша употреблял плохие слова. Но мы с ним все обсудили. Я ему сказала, что если будет так выражаться, то с ним никто не станет дружить и игрушки все заберут. И в темной комнате запрут. Или в клетку посадят.
Гм… И это за невинную «грязную жопу»? Что же тогда будет с теми, кто использует в речи мат? Нет, я все-таки ничего не понимаю в воспитании, мне кажется, что за «грязную жопу» сажать в клетку непедагогично. Хотя, с другой стороны, свекрови видней. У нее большой опыт работы учителем, она заслуженный педагог Москвы.
– Маша, – строго продолжала свекровь, переполненная чувством собственной значимости (еще бы, она сегодня целый вечер сидела с ребенком, потому что наши няни опять пересдают свои двойки). – Гриша ничего не ест, пьет только «Буратино»!
– Как «Буратино»?! Отобрали бы и спрятали!
– Я не смогла отобрать, он не отдал.
Понятно. Она в свои шестьдесят не смогла отнять у четырехлетнего ребенка пластиковую бутылку лимонада.
– И еще, Маша, он не хочет убирать свою постель.
– Дайте ему по жопе!
– Он говорит, пусть будет как мамина и папина.
Так, в мой огород покатился большой тяжелый булыжник. Я постель по утрам застилаю с одной целью – чтоб пылищу, что поселилась под кроватью, днем никто не беспокоил. А то как ошкерятся пыльные клубочки и превратятся в лупоглазых зубастиков из одноименного фильма ужасов, как выскочат на волю и начнут громить квартиру – вот и застилаю. А сегодня забыла.
Зазвонил телефон.
– Маша? – Антон говорил быстро и сбивчиво. – Я сегодня задержусь.
– Опять? Как вчера?
– Нет, сегодня больше.
– Ты взял на себя работу всего отдела?
– Нет. Понимаешь, у коллеги день рождения. Мы тут зашли в ресторанчик…
– И когда ты будешь?
– Я пока не знаю, но, похоже, очень поздно.
– Вы опять в «Пескаре»?
– Не совсем. Рядом с ним… Ну, ладно, пока.
Короткие гадкие гудки.
Гришка подбежал к дивану, наклонился к подлокотнику, прижался к нему носом и – вжик! – вытер сопли об аляповатую обивку.
– Гриша!!!!
– Мама, ну у меня же насморк!
И все объяснение. Весь в отца. Где были мои глаза?
Началась вторая серия художественного фильма «Унесенные ветром». В телевизоре зарыдала Скарлетт, Эшли произнес монолог о своих страданиях.
Гришка смотрел и слушал внимательно:
– Мама, а что он говорит?
– Он говорит, что не знает, что делать.
– Почему?
– Скарлетт хочет, чтобы он на ней женился. Но у него уже есть жена. И он не представляет, что делать с двумя женщинами.
Ребенок ответил не задумываясь:
– Одну бросить, вторую полюбить!
– Да? Не все так просто, малыш…
– Не, мама. Это просто. Очень просто!
Действительно, как я раньше не поняла. Ведь все очень просто – одну бросить, другую полюбить. Или наоборот. Другую полюбить и тогда первую бросить. Так думает сын Антона, моего мужа.
Закапала Гришке в нос масло туи, забрызгала туда же «Антинасморк», запихала в рот шарики аскорбинки и залила все это горячим молоком с маслом и медом. Гришка возмущался как мог, но я была неумолима. Сын за отца ответит!
На ночь повесила к малышачьей лампе пластмассовую капсулу от киндер-сюрприза с дырками, заполненную резаным чесноком. Пару недель назад я изучила сайт про фитотерапию, и такое нехитрое средство настоятельно рекомендовалось от насморка и кашля. Через пять минут спальня наполнилась ядовитым чесночным запахом. Если и жил в платяном шкафу какой-нибудь безобидный вампир, то в эту ночь точно помер.
– Мама, что-то нюхается… – пропищал Гришка, завернутый куколкой в одеяло.
– Это хорошо, что «нюхается», значит, нос все-таки пробило.
– Мама, у меня и кашель…
– Да, я слышу… Очень плохо…
– Это меня папа заразил? Он вчера кашлял, я слышал.
– Может быть, и папа. В любом случае, кашель – это очень плохо.
– А тебя папа заразил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65