Встреча закончилась тем, что Гинсбергу удалось заставить всех присутствующих петь буддийские гимны. «Этот чертов Гинсберг собирается нас всех затрахать, — мрачно сообщил Томпсону один из Ангелов. — Из всех ненатуралов это самый натуральный сукин сын, каких я только видел! Жаль, тебя не было, когда он объяснялся Сонни в любви!» За несколько последующих недель Ангелы из любимцев левых превратились в любимцев правых, и их самомнение выросло до небес. Они созывали пресс-конференции, выпустили политическое заявление их президента, Сонни Баргера, пославшего президенту Линдону Джонсону телеграмму следующего содержания:
От своего собственного имени и от имени моих партнеров я, добровольный представитель группы американцев, считаю себя обязанным защищать нашу политику во Вьетнаме. Мы чувствуем, что группа безбашенных горилл деморализовала бы Вьетконг и добилась победы свободного мира. Мы согласны взяться за дело немедленно.
Почему никакого отклика со стороны властей на это предложение не последовало — это и по сию пору остается одной из загадок истории.
Хотя Ангелы Ада были главными звездами в тот уикенд у Кизи, заслуживают упоминания и два других завсегдатая этих вечеринок у Кизи. Первым был Аллен Гинсберг. За пять лет, минувших с тех пор, как он пил у Лири в Ньютоне горячее молоко, Гинсберг в духовных странствиях проехал тысячи миль по Индии и Японии. Истинной целью его путешествия было достигнуть святости, стать бодхисатвой. Но вместо этого в Индии его охватила глубокая депрессия. В записной книжке он сравнивал свою жизнь с цепью «неопределенных смутных случайностей, медленного движения к смерти». Депрессия не оставляла его и в Японии, когда он заехал к Гэри Снайдеру, который учился в Киото дзену. И вот это все же произошло: возвращаясь в Токио на поезде, он внезапно заплакал и почувствовал, как огромная тяжесть, обусловленная, в частности, желанием раствориться в космическом сознании, спала с его души. Это было сатори. «Больше никаких интеллектуальных споров!» — писал он Керуаку. Никаких путешествий. Он возвращается в Америку.
Первые догадки, что вернулся он в немного другой мир, в мир, где понемногу начинают закручивать гайки, пришли к нему еще, когда он в середине февраля 1965 года оказался в Чехословакии. Он разгуливал по заснеженным улочкам Праги в потрепанном пальто и белых теннисных туфлях. В журнале чешского союза писателей его шутливо описывали как «большого черного дрозда, замершего, поджав одну ногу, в ожидании, пока музыка жизни откроется ему». Но чешские студенты избрали его Королем первомайского праздничного парада и возили по бульварам в украшенном розами фаэтоне. Вероятно, для коммунистических начальников это показалось слишком, и буквально несколько дней спустя Гинсберг был арестован по обвинению в нарушении общественного порядка и вскоре выдворен из страны. Несмотря на известность, он не утратил таланта входить в конфликт с властями.
Детали же изгнания Гинсберга были таковы: он потерял одну из своих записных книжек, и ее нашел местный товарищ. Внутри, между небрежными заметками типа «кажется, в Чехии одни сплошные пьяницы», были описания его любовных похождений с молодыми представителями чешского народа. Так что «на самом деле он не веселый черный дрозд, — как бранились в одном из партийных журналов, — но опасный враг, склонный к таким заслуживающим всеобщего порицания вещам, как бисексуальность, гомосексуализм, наркомания, алкоголизм, позерство и граничащий с разгулом социальный экстремизм». Копия этой статьи была аккуратно переведена на английский и вклеена в досье на Гинс-берга, хранящееся в Федеральном управлении по наркотикам.
Спустя полтора месяца Гинсберг уже читал стихи в лондонском Альберт-Холле. Вместе с ним выступали Грегори Корсо, Лоренс Ферлингетти и русский поэт Андрей Вознесенский. Послушать и поаплодировать им пришли почти семь тысяч человек. Гинсберг вдруг чуть не за один вечер стал знаменитостью. Это повышение социального статуса обрушилось на него нежданными дивидендами — сотни тысяч экземпляров «Вопля» были раскуплены, Гинсберг стал получать много денег, что для него оказалось делом хлопотным. Не желая отказываться от того образа жизни, что он вел с ранней юности, Гинсберг нанял менеджера, работавшего прежде на Боба Дилана, чтобы тот занимался всеми вопросами, связанными с изданием его книг и получением денег. Сам же он организовал бесприбыльное акционерное общество и начал раздавать друзьям гранты.
Хотя газеты все еще принимали его за все того же знаменитого старого битника — ну, того, который разделся, — Гинсберг за время своих восточных странствий сильно изменился, он стал более вдумчивым и мудрым. Джейн Крамер из «Нью-Йоркер», освещавшая в этом издании психоделическое движение, говорила, что со своей знаменитой записной книжкой и неисчерпаемым энтузиазмом он стал «справочной службой и координационным центром андеграунда». Он знал всех и вся — юристов, гуру, поэтов, мистиков, бизнесменов, профессоров и даже сенаторов В отличие от своих юных почитателей он не презирал всех на свете, предпочитая методы мягкого убеждения, а не резкого отрицания. Однако налаживание отношений между молодежью шестидесятых и их отсталыми родителями было не самой главной его задачей В гораздо большей степени он стремился уничтожить пропасть между движением хиппи, которое было ему родным, и движением политических активистов, в которых он видел большие возможности (они умели организовываться), — с тем чтобы контркультура в целом не распалась на отдельные потоки.
Вдохновленный своей дипломатической миссией, Гинсберг попытался внушить активистам новый образ действий. «Старые методы организации народного недовольства с демонстрациями и маршами по улицам, с выкрикиванием лозунгов — все это только укрепляет существующие стереотипы истеблишмента, — говорил он в длинной статье, напечатанной в Беркли в газете «Барб». — Нужно использовать более гибкую тактику, особенно если не желаешь подвергаться риску быть атакованным властями или Ангелами Ада «Демонстранты должны нести кресты, — писал он, — которые они будут выставлять вперед в случае нападения, как это бывает в фильмах про Дракулу». Они должны петь либо молитвы, либо песенку «У Мэри был ягненок». Если это не сработает, следует включать динамики с битловской песней «I wanna hold your hand» и всем разом начинать танцевать».
Что касается отношения к ЛСД, то в середине шестидесятых годов Гинсберг считал, что ЛСД смывает условные рефлексы (впервые такое предположение было высказано в конце пятидесятых чехословацким исследователем Иржи Рубичеком). ЛСД позволяет вам объективно оценить собственную обусловленность, все те понятия, которым вы научились путем жизненного опыта, сначала в детстве, а потом приспосабливаясь к сложному, высокоорганизованному современному обществу Это было более-менее похоже на взгляды Лири относительно психоделиков, но ставило вопрос в более резкой форме, в стиле воззвания:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
От своего собственного имени и от имени моих партнеров я, добровольный представитель группы американцев, считаю себя обязанным защищать нашу политику во Вьетнаме. Мы чувствуем, что группа безбашенных горилл деморализовала бы Вьетконг и добилась победы свободного мира. Мы согласны взяться за дело немедленно.
Почему никакого отклика со стороны властей на это предложение не последовало — это и по сию пору остается одной из загадок истории.
Хотя Ангелы Ада были главными звездами в тот уикенд у Кизи, заслуживают упоминания и два других завсегдатая этих вечеринок у Кизи. Первым был Аллен Гинсберг. За пять лет, минувших с тех пор, как он пил у Лири в Ньютоне горячее молоко, Гинсберг в духовных странствиях проехал тысячи миль по Индии и Японии. Истинной целью его путешествия было достигнуть святости, стать бодхисатвой. Но вместо этого в Индии его охватила глубокая депрессия. В записной книжке он сравнивал свою жизнь с цепью «неопределенных смутных случайностей, медленного движения к смерти». Депрессия не оставляла его и в Японии, когда он заехал к Гэри Снайдеру, который учился в Киото дзену. И вот это все же произошло: возвращаясь в Токио на поезде, он внезапно заплакал и почувствовал, как огромная тяжесть, обусловленная, в частности, желанием раствориться в космическом сознании, спала с его души. Это было сатори. «Больше никаких интеллектуальных споров!» — писал он Керуаку. Никаких путешествий. Он возвращается в Америку.
Первые догадки, что вернулся он в немного другой мир, в мир, где понемногу начинают закручивать гайки, пришли к нему еще, когда он в середине февраля 1965 года оказался в Чехословакии. Он разгуливал по заснеженным улочкам Праги в потрепанном пальто и белых теннисных туфлях. В журнале чешского союза писателей его шутливо описывали как «большого черного дрозда, замершего, поджав одну ногу, в ожидании, пока музыка жизни откроется ему». Но чешские студенты избрали его Королем первомайского праздничного парада и возили по бульварам в украшенном розами фаэтоне. Вероятно, для коммунистических начальников это показалось слишком, и буквально несколько дней спустя Гинсберг был арестован по обвинению в нарушении общественного порядка и вскоре выдворен из страны. Несмотря на известность, он не утратил таланта входить в конфликт с властями.
Детали же изгнания Гинсберга были таковы: он потерял одну из своих записных книжек, и ее нашел местный товарищ. Внутри, между небрежными заметками типа «кажется, в Чехии одни сплошные пьяницы», были описания его любовных похождений с молодыми представителями чешского народа. Так что «на самом деле он не веселый черный дрозд, — как бранились в одном из партийных журналов, — но опасный враг, склонный к таким заслуживающим всеобщего порицания вещам, как бисексуальность, гомосексуализм, наркомания, алкоголизм, позерство и граничащий с разгулом социальный экстремизм». Копия этой статьи была аккуратно переведена на английский и вклеена в досье на Гинс-берга, хранящееся в Федеральном управлении по наркотикам.
Спустя полтора месяца Гинсберг уже читал стихи в лондонском Альберт-Холле. Вместе с ним выступали Грегори Корсо, Лоренс Ферлингетти и русский поэт Андрей Вознесенский. Послушать и поаплодировать им пришли почти семь тысяч человек. Гинсберг вдруг чуть не за один вечер стал знаменитостью. Это повышение социального статуса обрушилось на него нежданными дивидендами — сотни тысяч экземпляров «Вопля» были раскуплены, Гинсберг стал получать много денег, что для него оказалось делом хлопотным. Не желая отказываться от того образа жизни, что он вел с ранней юности, Гинсберг нанял менеджера, работавшего прежде на Боба Дилана, чтобы тот занимался всеми вопросами, связанными с изданием его книг и получением денег. Сам же он организовал бесприбыльное акционерное общество и начал раздавать друзьям гранты.
Хотя газеты все еще принимали его за все того же знаменитого старого битника — ну, того, который разделся, — Гинсберг за время своих восточных странствий сильно изменился, он стал более вдумчивым и мудрым. Джейн Крамер из «Нью-Йоркер», освещавшая в этом издании психоделическое движение, говорила, что со своей знаменитой записной книжкой и неисчерпаемым энтузиазмом он стал «справочной службой и координационным центром андеграунда». Он знал всех и вся — юристов, гуру, поэтов, мистиков, бизнесменов, профессоров и даже сенаторов В отличие от своих юных почитателей он не презирал всех на свете, предпочитая методы мягкого убеждения, а не резкого отрицания. Однако налаживание отношений между молодежью шестидесятых и их отсталыми родителями было не самой главной его задачей В гораздо большей степени он стремился уничтожить пропасть между движением хиппи, которое было ему родным, и движением политических активистов, в которых он видел большие возможности (они умели организовываться), — с тем чтобы контркультура в целом не распалась на отдельные потоки.
Вдохновленный своей дипломатической миссией, Гинсберг попытался внушить активистам новый образ действий. «Старые методы организации народного недовольства с демонстрациями и маршами по улицам, с выкрикиванием лозунгов — все это только укрепляет существующие стереотипы истеблишмента, — говорил он в длинной статье, напечатанной в Беркли в газете «Барб». — Нужно использовать более гибкую тактику, особенно если не желаешь подвергаться риску быть атакованным властями или Ангелами Ада «Демонстранты должны нести кресты, — писал он, — которые они будут выставлять вперед в случае нападения, как это бывает в фильмах про Дракулу». Они должны петь либо молитвы, либо песенку «У Мэри был ягненок». Если это не сработает, следует включать динамики с битловской песней «I wanna hold your hand» и всем разом начинать танцевать».
Что касается отношения к ЛСД, то в середине шестидесятых годов Гинсберг считал, что ЛСД смывает условные рефлексы (впервые такое предположение было высказано в конце пятидесятых чехословацким исследователем Иржи Рубичеком). ЛСД позволяет вам объективно оценить собственную обусловленность, все те понятия, которым вы научились путем жизненного опыта, сначала в детстве, а потом приспосабливаясь к сложному, высокоорганизованному современному обществу Это было более-менее похоже на взгляды Лири относительно психоделиков, но ставило вопрос в более резкой форме, в стиле воззвания:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150