Становилось необходимым нарушить вековые традиция молчания и позаботиться о просветлении Запада. Восточная философия должна прийти в Америку и Европу через книги и мудрых учителей. Перевод Эвансом-Венце «Тибетской книги мертвых» был только частью этого великого плана. Когда же стало известно, что группа гарвардских психологов использует древний буддийский текст как руководство для вхождения в вызванное наркотиками сатори, это конечно вызвало величайший интерес.
«Ты, — сказал Лама Тиму, — и есть предсказуемый результат этой стратегии, развертывающейся уже на протяжении пятидесяти лет. Ты просто невольный исполнитель величайших преобразований нашего века».
Конечно, это было подтекстом многих разговоров Тима с Хаксли, Хедом и даже Уоттсом, но услышать об этом замысле за чаем в хижине в заснеженных Гималаях, да еще в таких уверенных выражениях, — это было серьезным потрясением. И внезапно Тим понял — значит, все легенды о восточных учителях в итоге оказались правдой.
Лама Говинда был не единственным бывшим европейцем, живущим в Алморе у подножия Гималаев. Через несколько долин от него обитал Шри Кришна Прем, в миру Рональд Никсон, младший современник Хаксли. Заинтересовавшись восточной философией в Кембридже, Никсон поехал учиться на восток, пленился восточной мистикой (как и многие представители его поколения) и стал ярым последователем Кришны. Когда он встретился с Лири, ему было шестьдесят семь. Рослый, полный энергии седовласый мужчина. Однако под шафрановым монашеским одеянием все еще билось сердце английского джентльмена. Он слышал о программе изучения псилоцибина в Гарварде и решил нарушить свое правило не принимать посетителей, пригласив Мецнера и Лири на ланч. Мецнер потом говорил, что тот день наполнил ценностью все его путешествие в Индию.
За шерри Шри Кришна Прем рассказывал им о существующем на востоке понятии гуру — учителя. Истинный гуру, объяснял он им, это внутренний голос высшего внутри каждого человека. Но очень немногие люди достаточно внимательны, чтобы прислушаться и расслышать этот невнятный шепчущий голос. И тогда нужен внешний гуру, учитель, который будет действовать как своего рода усилитель гуру внутреннего. Но учась у учителя, человек никогда не теряет из вида внутреннего гуру, потому что однажды он пойдет дальше туда, где учитель уже не сможет ему помочь, и вернется к внутреннему пути.
По впечатлению Мецнера, если уж кто и был учителем Тима, так это именно Шри Кришна Прем. Если даже это и так, то в его коротком наставлении содержалось явное предупреждение. В одну из их последних встреч Шри Кришна Прем внезапно посерьезнел и обратился к Тиму: «Пришло время сказать одну важную вещь, которую тебе необходимо осознать. В течение веков наши индийские философы наблюдали, как все вокруг приходит и проходит. Империи, религии, голод, счастливые времена, нашествия, реформы, освободительные движения и репрессии. И наркотики. Наркотики обладают силой и опаснейшей властью над людьми, превосходящей все остальное. Они открывают тайники сознания и приносят радость и удовольствие. Они дают величайшие возможности. Но в то же время они могут сбить человека с истинного Пути».
Групповое фото участников Касталии: на переднем плане Тимоти Лири и Нена Шлегругге
Затем он рассказал длинную притчу о йоге, которого обвинили в изнасиловании. Все стали его поносить и относиться к нему с презрением, хотя еще вчера считали мудрым человеком. Но йог не обратил внимания на свою пошатнувшуюся репутацию и продолжал следовать внутреннему пути. Годы шли, и наконец девушка, обвинявшая его, раскаялась и назвала имя истинного насильника. Жители деревни вновь изменили свое мнение и опять начали называть йога добрым и мудрым человеком. Но йог не обратил на это внимания и продолжал следовать своему внутреннему пути.
Спустя долгие месяцы Лири почувствует на себе всю тяжесть этой притчи, но в то время это был не более чем еще один разговор, из числа многих, состоявшихся в Алморе. Позднее он будет рассказывать всем, что тут, в Гималаях, люди достигли таких уровней зрения, что проникновение в королевство подсознательного, постоянная телепатия и странствия души отдельно от тела стали для них привычным делом.
В Алморе Тим и Нена сняли домик, сдававшийся местной методистской миссией. Они наняли повара Муслима. Однажды Тим послал его на деревенский рынок, и тот вернулся с таким гашишем, которого Лири отродясь не пробовал. Гашиш обеспечил ему необходимый настрой для единственного практического дела, которым он занимался в Индии, — перевода «Дао дэ цзин» на «универсальный психоделический язык». Делал он это так: взял семь или восемь переводов гностических строф «Лао-цзы». Прочитав первый и впитав его в себя, пропуская сквозь все, что он знал о психоделии, он брался за второй. А все ненужное он опускал — его интересовала лишь неприкрытая психоделическая суть «Дао…».
Алмора казалась идеальнейшим местом для медового месяца Тима и Нены. Но тем не менее все пошло наперекосяк. Между супругами росло непонятное напряжение. Мецнера, жившего в одной из гостевых комнат их домика, это побудило к более скорому (чем он планировал) отъезду обратно в Миллбрук. Самым печальным в распаде третьего брака Тима было то, что в Ламе Говинде и его жене Ли Готаме Тим обнаружил именно ту совершенную любовь, то взаимопроникновение сознаний, которое и было «ключом к личностному развитию». Он пытался как мог, но ему никак не удавалось наладить подобной связи с Неной. ЛСД, который был обычно для Лири сильным возбуждающим средством, только увеличивал стену между ними.
Брак развалился еще до окончания медового месяца. И им пришлось «медленно похромать назад в Миллбрук», — написал Лири в «Воспоминаниях».
Вернувшись, они обнаружили хаос. Касталия под управлением Альперта самоликвидировалась. Исчезла атмосфера серьезного и вдумчивого монашества. Большой дом превратился в вуль-гарнейший приют «всевозможных видов секса». Не зная, что его друг проводит медовый месяц в Индии, в одну из суббот в Миллбрук заехал Чарлз Слэк — и обнаружил, что дом полон «возбужденных и обнаженных» бездельников.
«Я пошел на кухню, надеясь отыскать Джека или Сьюзен, но вместо этого у раковины, в которой громоздилась гора (по плечо) грязной посуды, наткнулся на очаровательную светловолосую леди, которая напоминала телевизионный образ прекрасной шведки. Это была Бригита, баронесса Шлегругге, мать Нены».
Мецнер, вернувшийся на месяц раньше Тима, ощущал, что он попал в некое мрачное преддверие ада. На стенах появились умопомрачительные фрески, блестящие зеркала и гротескные изображения лиц. Кроме того, Мецнер обнаружил, что дом разделился на два враждующих лагеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
«Ты, — сказал Лама Тиму, — и есть предсказуемый результат этой стратегии, развертывающейся уже на протяжении пятидесяти лет. Ты просто невольный исполнитель величайших преобразований нашего века».
Конечно, это было подтекстом многих разговоров Тима с Хаксли, Хедом и даже Уоттсом, но услышать об этом замысле за чаем в хижине в заснеженных Гималаях, да еще в таких уверенных выражениях, — это было серьезным потрясением. И внезапно Тим понял — значит, все легенды о восточных учителях в итоге оказались правдой.
Лама Говинда был не единственным бывшим европейцем, живущим в Алморе у подножия Гималаев. Через несколько долин от него обитал Шри Кришна Прем, в миру Рональд Никсон, младший современник Хаксли. Заинтересовавшись восточной философией в Кембридже, Никсон поехал учиться на восток, пленился восточной мистикой (как и многие представители его поколения) и стал ярым последователем Кришны. Когда он встретился с Лири, ему было шестьдесят семь. Рослый, полный энергии седовласый мужчина. Однако под шафрановым монашеским одеянием все еще билось сердце английского джентльмена. Он слышал о программе изучения псилоцибина в Гарварде и решил нарушить свое правило не принимать посетителей, пригласив Мецнера и Лири на ланч. Мецнер потом говорил, что тот день наполнил ценностью все его путешествие в Индию.
За шерри Шри Кришна Прем рассказывал им о существующем на востоке понятии гуру — учителя. Истинный гуру, объяснял он им, это внутренний голос высшего внутри каждого человека. Но очень немногие люди достаточно внимательны, чтобы прислушаться и расслышать этот невнятный шепчущий голос. И тогда нужен внешний гуру, учитель, который будет действовать как своего рода усилитель гуру внутреннего. Но учась у учителя, человек никогда не теряет из вида внутреннего гуру, потому что однажды он пойдет дальше туда, где учитель уже не сможет ему помочь, и вернется к внутреннему пути.
По впечатлению Мецнера, если уж кто и был учителем Тима, так это именно Шри Кришна Прем. Если даже это и так, то в его коротком наставлении содержалось явное предупреждение. В одну из их последних встреч Шри Кришна Прем внезапно посерьезнел и обратился к Тиму: «Пришло время сказать одну важную вещь, которую тебе необходимо осознать. В течение веков наши индийские философы наблюдали, как все вокруг приходит и проходит. Империи, религии, голод, счастливые времена, нашествия, реформы, освободительные движения и репрессии. И наркотики. Наркотики обладают силой и опаснейшей властью над людьми, превосходящей все остальное. Они открывают тайники сознания и приносят радость и удовольствие. Они дают величайшие возможности. Но в то же время они могут сбить человека с истинного Пути».
Групповое фото участников Касталии: на переднем плане Тимоти Лири и Нена Шлегругге
Затем он рассказал длинную притчу о йоге, которого обвинили в изнасиловании. Все стали его поносить и относиться к нему с презрением, хотя еще вчера считали мудрым человеком. Но йог не обратил внимания на свою пошатнувшуюся репутацию и продолжал следовать внутреннему пути. Годы шли, и наконец девушка, обвинявшая его, раскаялась и назвала имя истинного насильника. Жители деревни вновь изменили свое мнение и опять начали называть йога добрым и мудрым человеком. Но йог не обратил на это внимания и продолжал следовать своему внутреннему пути.
Спустя долгие месяцы Лири почувствует на себе всю тяжесть этой притчи, но в то время это был не более чем еще один разговор, из числа многих, состоявшихся в Алморе. Позднее он будет рассказывать всем, что тут, в Гималаях, люди достигли таких уровней зрения, что проникновение в королевство подсознательного, постоянная телепатия и странствия души отдельно от тела стали для них привычным делом.
В Алморе Тим и Нена сняли домик, сдававшийся местной методистской миссией. Они наняли повара Муслима. Однажды Тим послал его на деревенский рынок, и тот вернулся с таким гашишем, которого Лири отродясь не пробовал. Гашиш обеспечил ему необходимый настрой для единственного практического дела, которым он занимался в Индии, — перевода «Дао дэ цзин» на «универсальный психоделический язык». Делал он это так: взял семь или восемь переводов гностических строф «Лао-цзы». Прочитав первый и впитав его в себя, пропуская сквозь все, что он знал о психоделии, он брался за второй. А все ненужное он опускал — его интересовала лишь неприкрытая психоделическая суть «Дао…».
Алмора казалась идеальнейшим местом для медового месяца Тима и Нены. Но тем не менее все пошло наперекосяк. Между супругами росло непонятное напряжение. Мецнера, жившего в одной из гостевых комнат их домика, это побудило к более скорому (чем он планировал) отъезду обратно в Миллбрук. Самым печальным в распаде третьего брака Тима было то, что в Ламе Говинде и его жене Ли Готаме Тим обнаружил именно ту совершенную любовь, то взаимопроникновение сознаний, которое и было «ключом к личностному развитию». Он пытался как мог, но ему никак не удавалось наладить подобной связи с Неной. ЛСД, который был обычно для Лири сильным возбуждающим средством, только увеличивал стену между ними.
Брак развалился еще до окончания медового месяца. И им пришлось «медленно похромать назад в Миллбрук», — написал Лири в «Воспоминаниях».
Вернувшись, они обнаружили хаос. Касталия под управлением Альперта самоликвидировалась. Исчезла атмосфера серьезного и вдумчивого монашества. Большой дом превратился в вуль-гарнейший приют «всевозможных видов секса». Не зная, что его друг проводит медовый месяц в Индии, в одну из суббот в Миллбрук заехал Чарлз Слэк — и обнаружил, что дом полон «возбужденных и обнаженных» бездельников.
«Я пошел на кухню, надеясь отыскать Джека или Сьюзен, но вместо этого у раковины, в которой громоздилась гора (по плечо) грязной посуды, наткнулся на очаровательную светловолосую леди, которая напоминала телевизионный образ прекрасной шведки. Это была Бригита, баронесса Шлегругге, мать Нены».
Мецнер, вернувшийся на месяц раньше Тима, ощущал, что он попал в некое мрачное преддверие ада. На стенах появились умопомрачительные фрески, блестящие зеркала и гротескные изображения лиц. Кроме того, Мецнер обнаружил, что дом разделился на два враждующих лагеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150