зато он заработал столько, что смог купить дом.
И вот теперь он испытал классическое психоделическое прозрение: этот наркотик может спасти мир! Но ему было очевидно, что «правительство, должно быть, ужасно напугано этим препаратом» и его наверняка скоро запретят. Поэтому следовало сделать хороший запас сырья. Покопавшись в университетской библиотеке и досконально изучив техническую литературу, Скалли понял, что ключевым ингредиентом в синтезе ЛСД было соединение, именуемое моногидратом лизергиновой кислоты. Значит, его и следовало запасать. Это оказалось труднее, чем он ожидал. Моногидрат лизергиновой кислоты редко бывал в продаже и стоил очень дорого — по крайней мере, так заявил продавец местной фирмы, торгующей химикалиями; маловероятно было, что ему удастся раздобыть хоть сколько-нибудь этого вещества. Скалли как раз ломал себе голову над тем, что же теперь предпринять. И тут он узнал, что большая часть лизергинового моногидрата в районе Залива принадлежит некоему парню по имени Оусли.
Осенью 1965 года, примерно в то же время, когда установился ритуал Праздников Кайфа, эти двое наконец встретились. Оусли доверился ему не сразу. Несколько недель он испытывал Скалли, часами обсуждая с ним философские вопросы и электронную аппаратуру и рассказывая разные истории о Кислотных тестах и диких выходках Проказников. Чтобы разъяснить Скалли, что он имеет в виду, когда говорит о роли, которую музыке суждено сыграть в грядущей революции, Оусли сводил Тима послушать «Благодарных Мертвецов». Скалли провалился на этом своеобразном экзамене, но в целом он произвел на Оусли благоприятное впечатление. В результате Оусли сделал ему предложение: зимой они вместе сконструируют электронную аппаратуру для «Благодарных Мертвецов», а весной, если все пойдет хорошо, займутся синтезом ЛСД.
Скалли проработал с «Благодарными Мертвецами» до поздней весны 1966 года, а затем Оусли решил, что пора обратиться к производству кислоты. Он снял дом на берегу Залива, в Пойнт-Ричмонде, подальше от Сан-Франциско и оборудовал в подвальном этаже химическую лабораторию.
Одно из многих заблуждений, завоевавших себе широкое признание в спорах об ЛСД, состояло в том, что синтезировать ЛСД очень легко — считалось, что любой способный подросток может запросто состряпать партию кислоты в лаборатории своего колледжа. Это совершенно неверно. Изготовить ЛСД очень сложно, и на этом пути подстерегает множество подводных камней, особенно если все, чем вы располагаете, — это кустарная лаборатория в подвальном этаже пригородного дома. Первый же опыт производства кислоты, в котором Скалли принял участие, чуть не потерпел крах с самого начала. Дело в том, что Оусли обычно применял для синтеза ЛСД трехокись серы, а этот реагент чрезвычайно опасен. Стоило хоть капле этой жидкости попасть на кожу, и она моментально выжигала в ней красивую аккуратную дырку. Если просачивалось в воздух несколько капель, то вся влага вокруг превращалась в серную кислоту.
Беда случилась, когда трое участников процесса — Скалли, Оусли и Мелисса, — стоя на коленях на бетонном полу, колдовали над ампулой, помещенной в чистый пластиковый пакет для белья, который Оусли предварительно наполнил сухим азотом. По методу, усовершенствованному Оусли, нужно было осторожно засунуть пилку в пакет, отпилить горлышко ампулы так, чтобы получилось воронкообразное отверстие, залить туда точно определенное количество трехокиси серы и затем запаять ампулу сварочной горелкой. Но на этот раз, только они отпилили горлышко ампулы, как в воздух попала капелька серной трехокиси и пуфф — воздух моментально насытился парами серной кислоты. Задыхаясь и кашляя, они все же довели дело до конца — залили трехокись серы в воронку и запаяли ампулу; только после этого они распахнули двери гаража и выбежали наружу в сопровождении облаков ядовитого газа, который клубами раскатывался вдоль шоссе, заползая и на газоны перед домами Пойнт-Ричмонда. К счастью, проблема наркотиков еще не настолько завладела общественным вниманием, чтобы вид троих эксцентрично одетых молодых людей, явно богемного вида, выбегающих из гаража в облаке газа, возбудил подозрение.
В общем, однако, дело продвигалось и трое исследователей работали неутомимо, круглыми сутками не покидая подвала, в постоянной спешке, при желтом искусственном свете, под непрестанное шипение вакуумного насоса. По словам Скалли, «Оусли был убежден, что его душевное состояние в тот момент, когда идет химическая реакция, оказывает решающее влияние на ощущения тех людей, которые будут принимать ЛСД. У него был друг — ведущий музыкальной программы на одной из местных радиостанций, — и Оусли, бывало, звонил ему и говорил: «Ну вот, у меня на подходе очередная партия, так что прокручивай следующую запись» — это чтобы настроиться на нужный лад. Он даже пробовал заклинать реакцию: бывало, сидит над колбой с реактивами и, сосредоточившись, делает над ней руками какие-то таинственные пассы».
По свидетельству Скалли, работа в качестве подпольного химика необычайно вдохновляла и опьяняла. «Этот процесс поглощал тебя целиком. Определенно это одно из самых захватывающих переживаний в жизни. Вот вы тут работаете и понимаете, что трудитесь над чем-то, что может стать величайшим событием в мировой истории. Что вы, может быть, спасаете мир от разрушения. И конечно, это по-настоящему здорово — оказаться в роли культурного героя».
Первые партии были небольшими. Они редко превышали 10–20 граммов, притом что в одном грамме содержалось примерно три или четыре тысячи единичных доз. Распределить готовую ЛСД по этим дозам само по себе было интересной технической задачей. В первое время жидкую кислоту титровали прямо на кубик рафинада или таблетку витамина С, а иногда запаивали в ампулу. Затем были приобретены очень несовершенные, грубые машины для изготовления таблеток. Они требовали ручной работы и наполняли воздух пылью. В этом пыльном полумраке каждый, кто занимался таблетированием, довольно быстро отваливался в угол под сильным кайфом. Обзавестись первоклассной таблетировочной машиной стало заветной мечтой подпольных химиков, и много времени было потрачено на обсуждение способов, как ее приобрести, не возбудив тревоги у сторожевых псов из Бюро контроля за лекарственными злоупотреблениями и FDA.
Проблеме, как вывести психоделики на рынок товаров массового потребления, также уделялось большое внимание. Скал-ли полагал, что время не терпит, потому что разгром со стороны правительства близок и неминуем. «Почти все, кого я знал, считали эти прогнозы слишком пессимистическими, — говорит он. — Я сильно переживал из-за этого и подталкивал всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
И вот теперь он испытал классическое психоделическое прозрение: этот наркотик может спасти мир! Но ему было очевидно, что «правительство, должно быть, ужасно напугано этим препаратом» и его наверняка скоро запретят. Поэтому следовало сделать хороший запас сырья. Покопавшись в университетской библиотеке и досконально изучив техническую литературу, Скалли понял, что ключевым ингредиентом в синтезе ЛСД было соединение, именуемое моногидратом лизергиновой кислоты. Значит, его и следовало запасать. Это оказалось труднее, чем он ожидал. Моногидрат лизергиновой кислоты редко бывал в продаже и стоил очень дорого — по крайней мере, так заявил продавец местной фирмы, торгующей химикалиями; маловероятно было, что ему удастся раздобыть хоть сколько-нибудь этого вещества. Скалли как раз ломал себе голову над тем, что же теперь предпринять. И тут он узнал, что большая часть лизергинового моногидрата в районе Залива принадлежит некоему парню по имени Оусли.
Осенью 1965 года, примерно в то же время, когда установился ритуал Праздников Кайфа, эти двое наконец встретились. Оусли доверился ему не сразу. Несколько недель он испытывал Скалли, часами обсуждая с ним философские вопросы и электронную аппаратуру и рассказывая разные истории о Кислотных тестах и диких выходках Проказников. Чтобы разъяснить Скалли, что он имеет в виду, когда говорит о роли, которую музыке суждено сыграть в грядущей революции, Оусли сводил Тима послушать «Благодарных Мертвецов». Скалли провалился на этом своеобразном экзамене, но в целом он произвел на Оусли благоприятное впечатление. В результате Оусли сделал ему предложение: зимой они вместе сконструируют электронную аппаратуру для «Благодарных Мертвецов», а весной, если все пойдет хорошо, займутся синтезом ЛСД.
Скалли проработал с «Благодарными Мертвецами» до поздней весны 1966 года, а затем Оусли решил, что пора обратиться к производству кислоты. Он снял дом на берегу Залива, в Пойнт-Ричмонде, подальше от Сан-Франциско и оборудовал в подвальном этаже химическую лабораторию.
Одно из многих заблуждений, завоевавших себе широкое признание в спорах об ЛСД, состояло в том, что синтезировать ЛСД очень легко — считалось, что любой способный подросток может запросто состряпать партию кислоты в лаборатории своего колледжа. Это совершенно неверно. Изготовить ЛСД очень сложно, и на этом пути подстерегает множество подводных камней, особенно если все, чем вы располагаете, — это кустарная лаборатория в подвальном этаже пригородного дома. Первый же опыт производства кислоты, в котором Скалли принял участие, чуть не потерпел крах с самого начала. Дело в том, что Оусли обычно применял для синтеза ЛСД трехокись серы, а этот реагент чрезвычайно опасен. Стоило хоть капле этой жидкости попасть на кожу, и она моментально выжигала в ней красивую аккуратную дырку. Если просачивалось в воздух несколько капель, то вся влага вокруг превращалась в серную кислоту.
Беда случилась, когда трое участников процесса — Скалли, Оусли и Мелисса, — стоя на коленях на бетонном полу, колдовали над ампулой, помещенной в чистый пластиковый пакет для белья, который Оусли предварительно наполнил сухим азотом. По методу, усовершенствованному Оусли, нужно было осторожно засунуть пилку в пакет, отпилить горлышко ампулы так, чтобы получилось воронкообразное отверстие, залить туда точно определенное количество трехокиси серы и затем запаять ампулу сварочной горелкой. Но на этот раз, только они отпилили горлышко ампулы, как в воздух попала капелька серной трехокиси и пуфф — воздух моментально насытился парами серной кислоты. Задыхаясь и кашляя, они все же довели дело до конца — залили трехокись серы в воронку и запаяли ампулу; только после этого они распахнули двери гаража и выбежали наружу в сопровождении облаков ядовитого газа, который клубами раскатывался вдоль шоссе, заползая и на газоны перед домами Пойнт-Ричмонда. К счастью, проблема наркотиков еще не настолько завладела общественным вниманием, чтобы вид троих эксцентрично одетых молодых людей, явно богемного вида, выбегающих из гаража в облаке газа, возбудил подозрение.
В общем, однако, дело продвигалось и трое исследователей работали неутомимо, круглыми сутками не покидая подвала, в постоянной спешке, при желтом искусственном свете, под непрестанное шипение вакуумного насоса. По словам Скалли, «Оусли был убежден, что его душевное состояние в тот момент, когда идет химическая реакция, оказывает решающее влияние на ощущения тех людей, которые будут принимать ЛСД. У него был друг — ведущий музыкальной программы на одной из местных радиостанций, — и Оусли, бывало, звонил ему и говорил: «Ну вот, у меня на подходе очередная партия, так что прокручивай следующую запись» — это чтобы настроиться на нужный лад. Он даже пробовал заклинать реакцию: бывало, сидит над колбой с реактивами и, сосредоточившись, делает над ней руками какие-то таинственные пассы».
По свидетельству Скалли, работа в качестве подпольного химика необычайно вдохновляла и опьяняла. «Этот процесс поглощал тебя целиком. Определенно это одно из самых захватывающих переживаний в жизни. Вот вы тут работаете и понимаете, что трудитесь над чем-то, что может стать величайшим событием в мировой истории. Что вы, может быть, спасаете мир от разрушения. И конечно, это по-настоящему здорово — оказаться в роли культурного героя».
Первые партии были небольшими. Они редко превышали 10–20 граммов, притом что в одном грамме содержалось примерно три или четыре тысячи единичных доз. Распределить готовую ЛСД по этим дозам само по себе было интересной технической задачей. В первое время жидкую кислоту титровали прямо на кубик рафинада или таблетку витамина С, а иногда запаивали в ампулу. Затем были приобретены очень несовершенные, грубые машины для изготовления таблеток. Они требовали ручной работы и наполняли воздух пылью. В этом пыльном полумраке каждый, кто занимался таблетированием, довольно быстро отваливался в угол под сильным кайфом. Обзавестись первоклассной таблетировочной машиной стало заветной мечтой подпольных химиков, и много времени было потрачено на обсуждение способов, как ее приобрести, не возбудив тревоги у сторожевых псов из Бюро контроля за лекарственными злоупотреблениями и FDA.
Проблеме, как вывести психоделики на рынок товаров массового потребления, также уделялось большое внимание. Скал-ли полагал, что время не терпит, потому что разгром со стороны правительства близок и неминуем. «Почти все, кого я знал, считали эти прогнозы слишком пессимистическими, — говорит он. — Я сильно переживал из-за этого и подталкивал всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150