- Я слыхал, что Стенли ходил в частную школу...
- Да, по окончании начальной. Он болел тем летом, ну и мать отдала
его в специальную школу.
- Тем летом, когда сбежал его отец?
- Да. В жизни Стенли не было счастья, - его голос был словно
испуганным. - Всю школу я завидовал ему. Его родители были богаты, а мы
все бедны, словно церковные мыши. Теперь я не стану ему завидовать.
Я оглянулся на Джин, стоявшую теперь у сарая. Она словно искала путей
побега, была похожа на перепуганную лань, которую я здесь видел вчера,
только олененка с ней не было. Когда я подошел, она стояла у сгоревшей
машины.
- Это наша машина?
- Похоже.
- У вас есть какое-то транспортное средство? Мне нужно выбраться
отсюда.
- Куда вы хотите ехать?
- В дом свекрови. Я провела ночь в больнице.
Я сообщил Килси, куда мы направляемся и прибавил, что, возможно,
позднее найду его в морге, после чего мы начали подниматься по тропе,
которой я пришел. Джин быстро шла впереди меня, словно убегая от
действительности.
Неподалеку от трибун, где я оставил машину, были устроены столы из
бревен и досок, за которыми сидело около сотни мужчин, поедая гуляш,
выдаваемый полевой кухней. Большинство при виде нас подняли головы,
некоторые приветственно замахали, а двое или трое закричали "ура". Джин
шла не оглядываясь, с опущенной головой и вскочила в машину, словно за ней
гнались.
- Это я виновата! - сказала она, злясь на себя. - Мне не надо было
показываться в этой одежде...
Мы долго ехали окружной дорогой по окраинам города. Я пытался вызвать
ее на разговор о муже, но она была не расположена к этому, сидела, опустив
голову, погруженная в свои мысли.
Она выпрямилась и поглядела вокруг лишь тогда, когда мы въехали в
каньон миссис Броудхаст. Пожар дошел почти до входа в него, опалив деревья
и кусты по сторонам дороги. Большинство домов в каньоне Истейтс остались
нетронутыми, лишь некоторые сгорели без видимых причин. От одного не
осталось ничего, кроме мраморного камина, который торчал среди пепла и
переплетений перекрученных труб, словно жертвенник Венеры. На пепелище
ковырялись два человека.
Путь огня был так же переменчив в глубине каньона. Деревца авокадо
миссис Броудхаст казались нетронутыми, но чуть дальше торчали лишь черные
скелеты олив. Эвкалипты, возвышающиеся над крышей дома, потеряли большую
часть ветвей и всю листву, сарай сгорел. Сам дом был обожжен, но цел.
У Джин был ключ, мы вошли. Запертый дом, полный горького запаха дыма,
казался брошенным уже давно. Потертая викторианская мебель выглядела так,
словно годилась лишь на свалку. Даже чучела птиц в витринах, казалось,
помнили лучшие времена. У большого пестрого дятла был всего один
стеклянный глаз и розовая, выцветшая грудь. Все они выглядели, словно
имитация, сделанная с целью оживить мерзкий мертвый мир.
- Простите, я исчезну на минутку, - сказала Джин. - Мне нужно найти
что-нибудь черное и переодеться...
Она исчезла в противоположном крыле дома, а я решил позвонить Вилли
Маккею, детективу из Сан-Франциско, с которым мы провели вместе несколько
дел. В поисках телефона я вошел в маленькую комнатку, прилегающую к
гостиной. Здесь висели старинные фотографии предков. Из черной рамы на
меня сурово глянул мужчина с бакенбардами а ля Франц-Иосиф в цилиндре,
словно требуя от меня немедленного признания его высшего положения.
Его лицо напомнило мне миссис Броудхаст, однако ничего не добавляло
для ее понимания. Я видел ее молодой и энергичной, а потом - больной и
беспомощной. Чего-то мне не доставало для заполнения пустоты между двумя
версиями ее личности, чего-то, объяснившего то, что муж бросил ее, а сын
так и не смог избавиться от ее влияния.
В комнатке, помимо другой мебели, стояла черная кожаная козетка,
словно приглашающая прилечь, и столик из полированного вишневого дерева с
углублениями для колен. На столике лежала потертая кожаная папка, а на ней
стоял телефон. Я сел возле столика, удобно расположив колени в
углублениях, и набрал номер конторы Вилли Маккея на Джери-Стрит в
Сан-Франциско. Секретарша соединила меня с его частной квартирой на
верхнем этаже того же дома. Здесь трубку сняла другая женщина с менее
официальным голосом и через минуту отозвался Вилли.
- Звякни попозже, Лью. Ты прервал меня в самый интимный момент...
- Звякни ты.
Продиктовав ему номер миссис Броудхаст, я положил трубку и открыл
кожаную папку. Внутри было несколько листов бумаги и поблекшая карта,
рисованная пером на помятом, пожелтевшем листке. Карта представляла собой
изображение практически половины прибрежной равнины, ныне занимаемой
Санта-Терезой, а окружающие ее холмы и предгорья напоминали отпечатки
пальцев и следы зверей. В правом верхнем углу карты было выведено:
"Федеральная земельная комиссия
Роберт Дрисколл Фальконер
Старая миссия Санта-Тереза
Включил в реестр 14 июля 1866
Джон Берри".
Верхний лист бумаги был исписан "спенсеровским письмом". [стиль
каллиграфического письма с округлыми буквами с наклоном вправо, выведенный
американским каллиграфом Платтом Роджером Спенсером (1800-1864)]. Под
заголовком "Воспоминания Элизабет Фальконер-Броудхаст" я прочел:
"Историческое общество графства Санта-Тереза обратилось ко мне с
просьбой изложить некоторые факты, касающиеся истории моей семьи. Мой дед
по отцу Роберт Дрисколл Фальконер был сыном купца и ученого из
Массачусетса, а также учеником и соратником Луи Агассиса [Жан-Луи Агассис
(1807-1873) - по происхождению швейцарец, с 1848г. до смерти был
профессором зоологии и геологии в Гарвардском университете; известен как
педагог, автор оригинальных трудов, а также непримиримый враг дарвиновской
теории эволюции].
Он участвовал в гражданской войне на стороне федералистов и 3 мая
1863 года был тяжело ранен в битве под Ченселлорсвиллем. Рана казалась
смертельной, однако он выжил и смог впоследствии рассказывать об этом.
На тихоокеанское побережье он приехал залечивать раны. Здесь -
частично благодаря покупке, но в основном, благодаря женитьбе, - он стал
владельцем нескольких тысяч акров земли, впоследствии известных под именем
"Ранчо Фальконера". Большая часть этой территории до того являлась
составляющей частью земель миссии, секуляризированных в 1834 году и
подлежавших мексиканскому земельному праву, и в качестве наследства моей
бабушки перешло к моему деду, а после к моему отцу, Роберту
Фальконеру-младшему [cекуляризация - обращение церковной и монастырской
собственности в собственность государственную].
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63