огромные подведенные глаза лихорадочно сверкали в темноте. Вероятно, она была бы не прочь получить с меня «натурой».
— Благодарю. Мне пора.
— Но мы ведь еще не договорились о цене. Я думала, посидим за бутылочкой, поговорим по душам...
— О какой еще цене?
— За пленку. Ты же мне обещал за нее заплатить.
— А, вспомнил.
Я встал, достал бумажник и пересчитал его содержимое: двести девяносто восемь долларов. Потом вынул двести пятьдесят и вручил ей:
— Держи. Тебе двести пятьдесят, мне сорок восемь — на обратную дорогу в Лос-Анджелес хватит.
Салли смяла банкноты в кулаке:
— Расщедрился! Дал каких-то жалких двести пятьдесят долларов, а сам-то небось собираешься продать ленту за двадцать пять тысяч!
— Продавать ее я не собираюсь.
— А что ты с ней будешь делать?
— Повешу кого-нибудь.
— А меня ты случаем повесить не собираешься? — спросила Салли, обхватив рукой горло, изяществом, увы, не отличавшееся. — Я же тебе нравлюсь.
— Нравишься, поэтому я и ухожу. Если б я хотел тебя повесить, то позвонил бы в полицию или же отобрал у тебя эту пленку, А я плачу тебе за нее, причем наличными.
С этими словами я перемотал ленту и сунул кассету в карман пиджака.
— Что прикажешь делать с этими вшивыми двумя сотнями? — спросила она.
— Можешь устроить пышные похороны мужу и брату. Или же купить билет на самолет.
— И куда же мне ехать?
— Обратись в бюро путешествий, — отрезал я, двинувшись к двери.
Салли последовала за мной.
— Тебе, я вижу, палец в рот не клади. Но ты мне нравишься, правда. Ты женат?
— Нет.
— Не знаю, что со мной будет, куда мне податься. — И она прижалась ко мне с потерянным — однако вовсе не безнадежным — видом. — Куда мне ехать?
Вид у Салли был очень соблазнительный — и это при том, что перед глазами у меня до сих пор стояла утопленница, при том, что на таких, как Салли Мерримен, я в своей жизни обжигался не раз.
Настроение у меня окончательно испортилось. «Съезди в Трою», — чуть было не посоветовал я ей перед уходом.
Глава 28
К Тревору я приехал на следующее утро. В палате царил полумрак. Больной полулежал в кровати, откинувшись на подушки и сложив руки на одеяле.
— А, Арчер, — произнес он слабым голосом, подняв в знак приветствия руку. — Как поживаете?
— Как вы, Тревор?
— Вроде бы полегчало. Должен перед вами извиниться. Во-первых, за то, что упал тогда в обморок. А во-вторых, что ошибся при опознании. Впрочем, это неудивительно, ведь даже Гомер далеко не сразу узнал в покойнице свою бывшую жену.
Тревор смотрел на меня небрежным взглядом опытного картежника, целую ночь просидевшего за ломберным столом. Облокотившись на спинку кровати, я тоже не отрываясь смотрел на него. Кровать была по-больничному высокой, и наши глаза были на примерно одном уровне.
— При опознании вы ошиблись не случайно, а совершенно сознательно и злонамеренно.
Тревор театрально вскинул руки и вновь уронил их на одеяло:
— Я вижу, вы под меня здорово копаете.
— Да, копаю вам могилу. Хотите побеседовать о том, что вы натворили?
— Боюсь, такая беседа и в самом деле вгонит меня в гроб.
— Что ж, можете молчать, говорить буду я. Ваш врач пустил меня к вам ненадолго, поэтому не будем терять времени. Итак, вечером второго ноября вы нанесли Кэтрин Уичерли смертельный удар кочергой по голове в ее доме, в Атертоне. По всей вероятности, Кэтрин пребывала в отчаянии и готова была раскрыть Фебе тайну ее рождения. Это в ваши планы не входило, поэтому вам надо было любой ценой заставить вашу любовницу замолчать. Но Кэтрин скончалась не сразу, она дождалась свою дочь и перед смертью успела сообщить ей, что ее убийца — отец Фебы.
Девушка, как не трудно догадаться, сочла, что речь идет о Гомере Уичерли, а поскольку она была очень к нему привязана, то решила взять вину на себя. Впрочем, доктор Шерилл, возможно, нашел бы иное, более научное объяснение ее поступку.
— Вы беседовали с Шериллом?
— Да, и с Фебой тоже. Кроме того, у меня имеется магнитофонная пленка, где записан ваш разговор с Кэтрин Уичерли, из которого следует, что отец Фебы — вы. Состоялся этот разговор в ту ночь, когда Феба увидела вас и свою мать в такси в Сан-Матео. Разговор этот вы наверняка помните.
— Еще бы. С него ведь все и началось. Такой разговор следовало записать на магнитофон в назидание потомству. — Тревор смерил меня ледяным взглядом. — Феба знает, что я — ее отец?
— Нет, и, надеюсь, никогда не узнает. Сейчас у нее забрезжила надежда на счастливую или по крайней мере спокойную жизнь, и поэтому вам лучше в ее дела не вмешиваться. По вашей милости она целых два месяца пробыла в руках шантажистов и вырвалась из этого ада всего несколько дней назад, сообщив Бену Мерримену то, что сказала ей перед смертью мать.
Однако у Мерримена была магнитофонная пленка, поэтому он и раньше знал, кто отец Фебы. Вернувшись из Сакраменто, он позвонил вам на работу и договорился о встрече. Фебу он уже обчистил, черед был за вами; Мерримен был вправе рассчитывать, что благодаря шантажу вы обеспечите его до конца жизни — вашей по крайней мере. Встречу с вами он назначил в том самом доме, где вы убили Кэтрин, — вероятно, чтобы нагнать на вас больше страху.
Но Мерримен просчитался — с ним вы обошлись так же непочтительно, как и с Кэтрин. Вы сели в поезд в Сан-Франциско, сошли в Атертоне, встретились с Меррименом, вернулись на станцию, сели на следующий поезд и через несколько минут были уже в Пало-Альто, где вас ждала жена. Ничего удивительного, что вид у вас в тот вечер был неважный. Сейчас, впрочем, вы выглядите не лучше.
Тревор откинулся на подушки и прикрыл лицо руками — встречаться со мной глазами ему не хотелось.
— Оставался еще Стэнли Квиллан, — продолжал я. — Стэнли, правда, был трусливее и глупее Мерримена, да и знал он поменьше. Однако ваше имя, вероятней всего, было ему известно, известен был и записанный на пленку разговор — он же сам его записал. Когда Квиллан решил бежать и ему понадобились деньги, он позвонил вам, назначил встречу, и вы убили его выстрелом в голову из пистолета. Кстати, чей это пистолет? Мерримена?
Тревор по-прежнему неподвижно сидел, закрыв лицо руками и затаив дыхание.
— Так обстояло дело?
Он нехотя оторвал ладони от лица и, пряча глаза, процедил:
— Более или менее. Когда слушаешь ваш рассказ, то кажется, будто все это произошло с кем-то другим — все так жестоко, бессмысленно.
— А на самом деле все имело смысл?
— Нет, конечно. Но ответьте мне на один вопрос: как бы, интересно, поступили на моем месте вы, если б вашу жизнь грозили поломать два отпетых мерзавца?
— Возможно, точно так же, — ответил я. — А потом бы расплачивался. Вот до чего ложь доводит.
— Вы не понимаете, — с досадой сказал Тревор. Сколько уж раз я слышал эти слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Благодарю. Мне пора.
— Но мы ведь еще не договорились о цене. Я думала, посидим за бутылочкой, поговорим по душам...
— О какой еще цене?
— За пленку. Ты же мне обещал за нее заплатить.
— А, вспомнил.
Я встал, достал бумажник и пересчитал его содержимое: двести девяносто восемь долларов. Потом вынул двести пятьдесят и вручил ей:
— Держи. Тебе двести пятьдесят, мне сорок восемь — на обратную дорогу в Лос-Анджелес хватит.
Салли смяла банкноты в кулаке:
— Расщедрился! Дал каких-то жалких двести пятьдесят долларов, а сам-то небось собираешься продать ленту за двадцать пять тысяч!
— Продавать ее я не собираюсь.
— А что ты с ней будешь делать?
— Повешу кого-нибудь.
— А меня ты случаем повесить не собираешься? — спросила Салли, обхватив рукой горло, изяществом, увы, не отличавшееся. — Я же тебе нравлюсь.
— Нравишься, поэтому я и ухожу. Если б я хотел тебя повесить, то позвонил бы в полицию или же отобрал у тебя эту пленку, А я плачу тебе за нее, причем наличными.
С этими словами я перемотал ленту и сунул кассету в карман пиджака.
— Что прикажешь делать с этими вшивыми двумя сотнями? — спросила она.
— Можешь устроить пышные похороны мужу и брату. Или же купить билет на самолет.
— И куда же мне ехать?
— Обратись в бюро путешествий, — отрезал я, двинувшись к двери.
Салли последовала за мной.
— Тебе, я вижу, палец в рот не клади. Но ты мне нравишься, правда. Ты женат?
— Нет.
— Не знаю, что со мной будет, куда мне податься. — И она прижалась ко мне с потерянным — однако вовсе не безнадежным — видом. — Куда мне ехать?
Вид у Салли был очень соблазнительный — и это при том, что перед глазами у меня до сих пор стояла утопленница, при том, что на таких, как Салли Мерримен, я в своей жизни обжигался не раз.
Настроение у меня окончательно испортилось. «Съезди в Трою», — чуть было не посоветовал я ей перед уходом.
Глава 28
К Тревору я приехал на следующее утро. В палате царил полумрак. Больной полулежал в кровати, откинувшись на подушки и сложив руки на одеяле.
— А, Арчер, — произнес он слабым голосом, подняв в знак приветствия руку. — Как поживаете?
— Как вы, Тревор?
— Вроде бы полегчало. Должен перед вами извиниться. Во-первых, за то, что упал тогда в обморок. А во-вторых, что ошибся при опознании. Впрочем, это неудивительно, ведь даже Гомер далеко не сразу узнал в покойнице свою бывшую жену.
Тревор смотрел на меня небрежным взглядом опытного картежника, целую ночь просидевшего за ломберным столом. Облокотившись на спинку кровати, я тоже не отрываясь смотрел на него. Кровать была по-больничному высокой, и наши глаза были на примерно одном уровне.
— При опознании вы ошиблись не случайно, а совершенно сознательно и злонамеренно.
Тревор театрально вскинул руки и вновь уронил их на одеяло:
— Я вижу, вы под меня здорово копаете.
— Да, копаю вам могилу. Хотите побеседовать о том, что вы натворили?
— Боюсь, такая беседа и в самом деле вгонит меня в гроб.
— Что ж, можете молчать, говорить буду я. Ваш врач пустил меня к вам ненадолго, поэтому не будем терять времени. Итак, вечером второго ноября вы нанесли Кэтрин Уичерли смертельный удар кочергой по голове в ее доме, в Атертоне. По всей вероятности, Кэтрин пребывала в отчаянии и готова была раскрыть Фебе тайну ее рождения. Это в ваши планы не входило, поэтому вам надо было любой ценой заставить вашу любовницу замолчать. Но Кэтрин скончалась не сразу, она дождалась свою дочь и перед смертью успела сообщить ей, что ее убийца — отец Фебы.
Девушка, как не трудно догадаться, сочла, что речь идет о Гомере Уичерли, а поскольку она была очень к нему привязана, то решила взять вину на себя. Впрочем, доктор Шерилл, возможно, нашел бы иное, более научное объяснение ее поступку.
— Вы беседовали с Шериллом?
— Да, и с Фебой тоже. Кроме того, у меня имеется магнитофонная пленка, где записан ваш разговор с Кэтрин Уичерли, из которого следует, что отец Фебы — вы. Состоялся этот разговор в ту ночь, когда Феба увидела вас и свою мать в такси в Сан-Матео. Разговор этот вы наверняка помните.
— Еще бы. С него ведь все и началось. Такой разговор следовало записать на магнитофон в назидание потомству. — Тревор смерил меня ледяным взглядом. — Феба знает, что я — ее отец?
— Нет, и, надеюсь, никогда не узнает. Сейчас у нее забрезжила надежда на счастливую или по крайней мере спокойную жизнь, и поэтому вам лучше в ее дела не вмешиваться. По вашей милости она целых два месяца пробыла в руках шантажистов и вырвалась из этого ада всего несколько дней назад, сообщив Бену Мерримену то, что сказала ей перед смертью мать.
Однако у Мерримена была магнитофонная пленка, поэтому он и раньше знал, кто отец Фебы. Вернувшись из Сакраменто, он позвонил вам на работу и договорился о встрече. Фебу он уже обчистил, черед был за вами; Мерримен был вправе рассчитывать, что благодаря шантажу вы обеспечите его до конца жизни — вашей по крайней мере. Встречу с вами он назначил в том самом доме, где вы убили Кэтрин, — вероятно, чтобы нагнать на вас больше страху.
Но Мерримен просчитался — с ним вы обошлись так же непочтительно, как и с Кэтрин. Вы сели в поезд в Сан-Франциско, сошли в Атертоне, встретились с Меррименом, вернулись на станцию, сели на следующий поезд и через несколько минут были уже в Пало-Альто, где вас ждала жена. Ничего удивительного, что вид у вас в тот вечер был неважный. Сейчас, впрочем, вы выглядите не лучше.
Тревор откинулся на подушки и прикрыл лицо руками — встречаться со мной глазами ему не хотелось.
— Оставался еще Стэнли Квиллан, — продолжал я. — Стэнли, правда, был трусливее и глупее Мерримена, да и знал он поменьше. Однако ваше имя, вероятней всего, было ему известно, известен был и записанный на пленку разговор — он же сам его записал. Когда Квиллан решил бежать и ему понадобились деньги, он позвонил вам, назначил встречу, и вы убили его выстрелом в голову из пистолета. Кстати, чей это пистолет? Мерримена?
Тревор по-прежнему неподвижно сидел, закрыв лицо руками и затаив дыхание.
— Так обстояло дело?
Он нехотя оторвал ладони от лица и, пряча глаза, процедил:
— Более или менее. Когда слушаешь ваш рассказ, то кажется, будто все это произошло с кем-то другим — все так жестоко, бессмысленно.
— А на самом деле все имело смысл?
— Нет, конечно. Но ответьте мне на один вопрос: как бы, интересно, поступили на моем месте вы, если б вашу жизнь грозили поломать два отпетых мерзавца?
— Возможно, точно так же, — ответил я. — А потом бы расплачивался. Вот до чего ложь доводит.
— Вы не понимаете, — с досадой сказал Тревор. Сколько уж раз я слышал эти слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69