На форзаце значилось «Феба Уичерли» — судя по мелкому, четкому почерку, особа тонкая, чувствительная.
— Что она за человек, Бобби?
— Феба — необыкновенная девушка.
Можно подумать, что я в этом сомневался.
— Опиши мне ее, пожалуйста.
— Попробую. Для женщины она довольно высокого роста — пять футов, семь с половиной дюймов, стройная. Прекрасная фигура, красивые стриженые волосы.
— Какого цвета?
— Темно-русые, она почти блондинка. Мне она казалась очень хорошенькой, хотя некоторые бы со мной, наверно, не согласились. Когда ей было хорошо, когда она была в ударе, она была очень красива. У нее потрясающие темно-синие глаза и обворожительная улыбка.
— Насколько я понимаю, хорошо ей было далеко не всегда.
— Да, проблемы у нее были.
— Она делилась с тобой своими неприятностями?
— Не особенно. Но я знал, что у нее не все гладко. Вы, думаю, слышали: у нее разошлись родители. Но на эту тему она говорить не любила.
— Она что-нибудь рассказывала тебе про письма, которые ее родители получили прошлой весной?
— Какие письма?
— Письма с нападками на ее мать.
Он покачал головой:
— Первый раз слышу. Она вообще ни разу не говорила мне про свою мать. Это была запрещенная тема.
— И много у нее было таких запрещенных тем?
— Немало. Она не любила вспоминать прошлое, вообще говорить о себе. Детство у нее было трудное: родители никак не могли ее между собой поделить, и на Фебе это сказалось.
— В каком смысле?
— Ну, например, она сомневалась, надо ей иметь детей или нет, — думала, что из нее выйдет плохая мать.
— А вы обсуждали эту тему?
— Конечно, ведь мы собирались пожениться.
— Когда?
Он замялся и молитвенно поднял глаза на висевшую под потолком лампочку.
— В этом году, после окончания колледжа. Мы твердо решили. — Он оторвал глаза от гипнотической лампочки. — Что я теперь буду делать — не знаю.
— Странно, что твоя мать ни словом обо всем этом не обмолвилась. Она была в курсе ваших планов?
— Конечно. Сколько у нас с ней об этом разговоров было! Она считала, что мне еще рано жениться. Да и Фебу она недолюбливала.
— Почему?
Он криво усмехнулся:
— Просто мать меня к ней ревновала. И потом, она вообще не любила богатых.
— А ты?
— Мне безразлично, богатая она или нет. Справлюсь и без ее денег — учусь ведь я хорошо. По крайней мере учился хорошо — только в этом семестре стал отставать. Ничего, подтянусь — у меня ведь еще есть пара недель в запасе.
— А что произошло в этом семестре?
— Вы же сами знаете, — отозвался он, в растерянности смотря на раскрытые чемоданы. Зеленые глаза полузакрыты, нижняя губа оттопырена. — Давайте уйдем отсюда, — выговорил он наконец, энергично тряхнув головой.
— Почему же? Разговаривать и здесь неплохо.
— Я вообще не хочу больше с вами разговаривать. Мне надоели ваши намеки. Вы все время пытаетесь уличить меня во лжи.
— Просто мне кажется, Бобби, что ты от меня что-то скрываешь. Мне нужна полная информация.
— Не можем же мы стоять здесь целый день.
— Кто ж тебя заставляет стоять — садись.
Он даже не пошевелился.
— А что вы еще хотели узнать?
— Как она училась? — решил я задать нейтральный вопрос.
— Очень неплохо, на «хорошо» и «отлично». Феба специализировалась по французскому языку, она вообще была к языкам способна. В Болдер-Бич, по ее словам, ей было легче, чем в Стэнфорде, — здесь она чувствовала себя более раскованно.
На его лице вновь заиграла непроизвольная кривая улыбочка. Создавалось впечатление, что он сам над собой смеется.
— Что значит «более раскованно»?
— Я не специалист, — сказал он, неуклюже поводя своими могучими плечами. — Но нервы у нее никуда не годились — это сразу было видно. Сегодня она веселей некуда, а завтра мрачнее тучи. Я сказал, что ей необходимо пойти к врачу, но она ответила, что уже к психиатру обращалась.
— Когда?
— В прошлом году, в Пало-Альто. Впрочем, по-настоящему лечиться она не стала. Сходила пару раз на консультацию — и все.
— Как звали врача?
— Не знаю. На этот вопрос вам скорее ответит ее тетка, миссис Тревор. Она живет неподалеку от Пало-Альто.
— Ты Треворов знаешь?
— Нет.
— А других ее родственников?
— Нет.
— А с Фебой ты давно знаком?
Он ответил не сразу:
— С сентября, с тех пор, как она здесь учится. Меньше двух месяцев.
— И вы уже решили пожениться?
— Я-то сразу решил. Только ее увидел.
— Когда это было?
— В сентябре. Она пришла посмотреть комнату, а я в это время кухню красил.
— Странно, а я понял, что вы раньше познакомились.
— Значит, плохо поняли.
— Разве ты не познакомился с Фебой прошлым летом на пляже и не уговорил ее перевестись в здешний колледж?
Он глубоко задумался. На его лице и в глазах появилось какое-то отсутствующее выражение, и мне вдруг пришло в голову, что дело, за которое я взялся, — самое что ни на есть банальное: парень сошелся с девушкой, увидел, что она вот-вот проговорится, и убил ее.
— Ну да, — признался он наконец. — Так оно, собственно, и было.
— А зачем же тогда соврал?
— Не хотел, чтобы мать узнала.
— Я же не твоя мать.
— Да, но ведь вы уже с ней беседовали и, возможно еще будете.
— А почему ты скрывал это от матери?
— На всякий случай. Знай она, что мы с Фебой знакомы она могла бы отказать ей в комнате. Мать у меня человек подозрительный.
— Какое совпадение, и я тоже. Ты с Фебой спал?
— Нет. А и спал бы — ваше-то какое дело! Мы уже взрослые.
— Совершеннолетние, так скажем. Так спал или нет?
— Говорю же, нет. Когда хочешь на девушке жениться, никаких глупостей себе с ней не позволяешь. Мне, по крайней мере, так кажется.
— Где же вы познакомились?
— В местечке под названием Медсин-Стоун, к северу от Кармела. Я поехал туда в августе на недельку. Слышал, что в тех краях отличный серфинг. Феба жила там в это время у Треворов, и мы познакомились на пляже.
— "Мы познакомились" или ты с ней познакомился?
— Не передергивайте. Я учил ее серфингу, она рассказала, что хочет перевестись в другой колледж, и я порекомендовал ей Болдер-Бич. В Стэнфорде она бы все равно не осталась.
— И ты снял ей квартиру.
— Она сама попросила меня найти ей комнату в пансионе, — сказал он, покраснев.
— С милым и в шалаше рай.
Бобби стиснул кулаки, на его загорелых плечах огромными буграми вздулись мышцы. В какой-то момент мне показалось, что он собирается меня ударить. Что ж, может, это и к лучшему: глядишь, в сердцах и проговорится. Но парень сдержался.
— Шутите-шутите. Да, два месяца я был счастлив, как в раю, зато потом наступил кромешный ад.
— Когда ты виделся с ней в последний раз?
Этот вопрос не застал его врасплох.
— Утром второго ноября, в пятницу. Ранним утром. В тот день она уезжала на машине в Сан-Франциско проводить отца и попросила меня подкачать ей шины и проверить уровень масла, что я и сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Что она за человек, Бобби?
— Феба — необыкновенная девушка.
Можно подумать, что я в этом сомневался.
— Опиши мне ее, пожалуйста.
— Попробую. Для женщины она довольно высокого роста — пять футов, семь с половиной дюймов, стройная. Прекрасная фигура, красивые стриженые волосы.
— Какого цвета?
— Темно-русые, она почти блондинка. Мне она казалась очень хорошенькой, хотя некоторые бы со мной, наверно, не согласились. Когда ей было хорошо, когда она была в ударе, она была очень красива. У нее потрясающие темно-синие глаза и обворожительная улыбка.
— Насколько я понимаю, хорошо ей было далеко не всегда.
— Да, проблемы у нее были.
— Она делилась с тобой своими неприятностями?
— Не особенно. Но я знал, что у нее не все гладко. Вы, думаю, слышали: у нее разошлись родители. Но на эту тему она говорить не любила.
— Она что-нибудь рассказывала тебе про письма, которые ее родители получили прошлой весной?
— Какие письма?
— Письма с нападками на ее мать.
Он покачал головой:
— Первый раз слышу. Она вообще ни разу не говорила мне про свою мать. Это была запрещенная тема.
— И много у нее было таких запрещенных тем?
— Немало. Она не любила вспоминать прошлое, вообще говорить о себе. Детство у нее было трудное: родители никак не могли ее между собой поделить, и на Фебе это сказалось.
— В каком смысле?
— Ну, например, она сомневалась, надо ей иметь детей или нет, — думала, что из нее выйдет плохая мать.
— А вы обсуждали эту тему?
— Конечно, ведь мы собирались пожениться.
— Когда?
Он замялся и молитвенно поднял глаза на висевшую под потолком лампочку.
— В этом году, после окончания колледжа. Мы твердо решили. — Он оторвал глаза от гипнотической лампочки. — Что я теперь буду делать — не знаю.
— Странно, что твоя мать ни словом обо всем этом не обмолвилась. Она была в курсе ваших планов?
— Конечно. Сколько у нас с ней об этом разговоров было! Она считала, что мне еще рано жениться. Да и Фебу она недолюбливала.
— Почему?
Он криво усмехнулся:
— Просто мать меня к ней ревновала. И потом, она вообще не любила богатых.
— А ты?
— Мне безразлично, богатая она или нет. Справлюсь и без ее денег — учусь ведь я хорошо. По крайней мере учился хорошо — только в этом семестре стал отставать. Ничего, подтянусь — у меня ведь еще есть пара недель в запасе.
— А что произошло в этом семестре?
— Вы же сами знаете, — отозвался он, в растерянности смотря на раскрытые чемоданы. Зеленые глаза полузакрыты, нижняя губа оттопырена. — Давайте уйдем отсюда, — выговорил он наконец, энергично тряхнув головой.
— Почему же? Разговаривать и здесь неплохо.
— Я вообще не хочу больше с вами разговаривать. Мне надоели ваши намеки. Вы все время пытаетесь уличить меня во лжи.
— Просто мне кажется, Бобби, что ты от меня что-то скрываешь. Мне нужна полная информация.
— Не можем же мы стоять здесь целый день.
— Кто ж тебя заставляет стоять — садись.
Он даже не пошевелился.
— А что вы еще хотели узнать?
— Как она училась? — решил я задать нейтральный вопрос.
— Очень неплохо, на «хорошо» и «отлично». Феба специализировалась по французскому языку, она вообще была к языкам способна. В Болдер-Бич, по ее словам, ей было легче, чем в Стэнфорде, — здесь она чувствовала себя более раскованно.
На его лице вновь заиграла непроизвольная кривая улыбочка. Создавалось впечатление, что он сам над собой смеется.
— Что значит «более раскованно»?
— Я не специалист, — сказал он, неуклюже поводя своими могучими плечами. — Но нервы у нее никуда не годились — это сразу было видно. Сегодня она веселей некуда, а завтра мрачнее тучи. Я сказал, что ей необходимо пойти к врачу, но она ответила, что уже к психиатру обращалась.
— Когда?
— В прошлом году, в Пало-Альто. Впрочем, по-настоящему лечиться она не стала. Сходила пару раз на консультацию — и все.
— Как звали врача?
— Не знаю. На этот вопрос вам скорее ответит ее тетка, миссис Тревор. Она живет неподалеку от Пало-Альто.
— Ты Треворов знаешь?
— Нет.
— А других ее родственников?
— Нет.
— А с Фебой ты давно знаком?
Он ответил не сразу:
— С сентября, с тех пор, как она здесь учится. Меньше двух месяцев.
— И вы уже решили пожениться?
— Я-то сразу решил. Только ее увидел.
— Когда это было?
— В сентябре. Она пришла посмотреть комнату, а я в это время кухню красил.
— Странно, а я понял, что вы раньше познакомились.
— Значит, плохо поняли.
— Разве ты не познакомился с Фебой прошлым летом на пляже и не уговорил ее перевестись в здешний колледж?
Он глубоко задумался. На его лице и в глазах появилось какое-то отсутствующее выражение, и мне вдруг пришло в голову, что дело, за которое я взялся, — самое что ни на есть банальное: парень сошелся с девушкой, увидел, что она вот-вот проговорится, и убил ее.
— Ну да, — признался он наконец. — Так оно, собственно, и было.
— А зачем же тогда соврал?
— Не хотел, чтобы мать узнала.
— Я же не твоя мать.
— Да, но ведь вы уже с ней беседовали и, возможно еще будете.
— А почему ты скрывал это от матери?
— На всякий случай. Знай она, что мы с Фебой знакомы она могла бы отказать ей в комнате. Мать у меня человек подозрительный.
— Какое совпадение, и я тоже. Ты с Фебой спал?
— Нет. А и спал бы — ваше-то какое дело! Мы уже взрослые.
— Совершеннолетние, так скажем. Так спал или нет?
— Говорю же, нет. Когда хочешь на девушке жениться, никаких глупостей себе с ней не позволяешь. Мне, по крайней мере, так кажется.
— Где же вы познакомились?
— В местечке под названием Медсин-Стоун, к северу от Кармела. Я поехал туда в августе на недельку. Слышал, что в тех краях отличный серфинг. Феба жила там в это время у Треворов, и мы познакомились на пляже.
— "Мы познакомились" или ты с ней познакомился?
— Не передергивайте. Я учил ее серфингу, она рассказала, что хочет перевестись в другой колледж, и я порекомендовал ей Болдер-Бич. В Стэнфорде она бы все равно не осталась.
— И ты снял ей квартиру.
— Она сама попросила меня найти ей комнату в пансионе, — сказал он, покраснев.
— С милым и в шалаше рай.
Бобби стиснул кулаки, на его загорелых плечах огромными буграми вздулись мышцы. В какой-то момент мне показалось, что он собирается меня ударить. Что ж, может, это и к лучшему: глядишь, в сердцах и проговорится. Но парень сдержался.
— Шутите-шутите. Да, два месяца я был счастлив, как в раю, зато потом наступил кромешный ад.
— Когда ты виделся с ней в последний раз?
Этот вопрос не застал его врасплох.
— Утром второго ноября, в пятницу. Ранним утром. В тот день она уезжала на машине в Сан-Франциско проводить отца и попросила меня подкачать ей шины и проверить уровень масла, что я и сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69