Вот так. Свиттерс прочел оба варианта – и на английском, и на французском, и, насколько мог оценить его сонный разум, перевод идеально соответствовал оригиналу. В предпоследней фразе французское mot было переведено как «слово», в то время как, по мнению Свиттерса, здесь, как зачастую во французском, скорее имелась в виду «подсказка» в театральном плане (реплика или сигнал из-за кулис с целью вызвать то или иное действие на сцене), однако здесь значения почти совпадали, а каламбурить Свиттерс был не в настроении. На самом деле он широко зевнул – хоть голубей сквозь пасть выпускай! – и признал, что «это предсказаньице будет поинтереснее первых двух. Безусловно, поинтереснее. Но, честное слово, в упор не вижу, откуда вся эта шумиха, и чего такого ужасного вы в нем находите, и с какой стати старина Иоанн Двадцать Третий извел по этому поводу целую кипу «Клинексов» и еще полсалфетки».
– Ты правда не понимаешь почему?
– Нет, возлюбленная сестрица, не понимаю. Ну, то есть это ж не то чтобы сенсация дня, что корпоративное государство и его средства массовой информации используют последние технические новинки и прибамбасы для того, чтобы нас «заткнуть», – все равно как если бы, встав на табуретку, колошматили бы нас по головам замороженным окороком. Или что избыток информации может углублять невежество, если информация эта – низкопробная. Или что люди могут круглосуточно развлекаться на полную катушку – и все же страдать от опустошенности и разобщенности. Тут Фатимский баскетбольный хрустальный шар, что называется, прыг, бац – и прямиком в корзинку; здесь я отдаю ей должное, кем бы спортсменка ни была. Вся эта дрянь виснет на нас, точно затяжной судебный процесс, а ведь она заговорила об этом еще в 1917 году. Но, хей, тут есть и оборотная сторона, есть способы извлечь из этого всего выгоду, есть способы обойти подводные камни и…
– Да, да, – нетерпеливо перебила его Домино. – И лекарство – Ее Непорочное Сердце. Но как насчет всего остального пророчества?
– Ты имеешь в виду эту не лишенную приятности часть насчет нежданной радости и мудрости, что свалятся на нас в грядущем веке? По мне, так звучит просто чертовски классно – цитируя покойного Потни Смайта, эсквайра. Чертовски классно. При условии, разумеется, что мы с тобой угодим в число выживших.
– Да, но так называемые мудрость и радость – это исцеление – придут не от Церкви.
– И что? Да кому какое дело, от Церкви они придут или нет, ежели все-таки придут?
Домино нахмурилась так, что щеки ее увеличились в размере едва ли не вдвое.
– Ты по-прежнему не понимаешь? Доктрине просветления суждено прийти со стороны пирамид. То есть из Среднего Востока. А это означает ислам. Дева Мария подразумевает, что ислам преуспеет там, где христианство потерпело неудачу. Кому какое дело? Да всему западному миру должно быть дело, и какое! О скрытом смысле этого высказывания даже задумываться страшно.
– Ну что ж, от души надеюсь, что все это – не нытье никчемного неудачника, нет? – Целое стадо саркастических замечаний уже изготовилось было бежать врассыпную из его гортани, но Свиттерс прикусил язык и обратил лавину вспять. Ему не хотелось обижать Домино, притом глаза у него слипались, и продолжительного диалога он отнюдь не жаждал. – Послушай, – промолвил он, – пророчества можно интерпретировать и так, и эдак; всегда есть шанс, что вы чего-то упустили…
– Ты думаешь, мы не…
– Да, я знаю, что вы с Красавицей-под-Маской били в этот гонг вот уже долгие годы, но все равно вы вполне могли неправильно истолковать ту или иную подробность. Не поэтому ли вы хотели, чтобы я взглянул на текст своим решительным, твердым, налитым кровью взглядом? Это я-то, от чьих беспрецедентных прояснений определенных пассажей в «Поминках по Финнегану» немели целые залы, битком набитые странствующими журналистами и сомнительными международными предпринимателями? Л ишь дай мне поспать с этой мыслью, возлюбленная сестрица. Прошу тебя, дай мне поспать.
С этими словами Свиттерс задул ближайшую к нему свечку, поцеловал разочарованную монахиню и уютно угнездился между коврами.
– А ты заметила, – осведомился он затихающим, ласковым голосом, прежде чем захрапеть, – что в наши дни никто уже не рассказывает сказок про дрему?
Надо думать, дрема не пожалел на нашего героя усыпляющего песочка из своих запасов, потому что, когда тот наконец проснулся, небо полнилось синевой, а Домино в постели не было. Секретный конверт и предательская баночка с вазелином тоже исчезли, хотя из его левой теннисной туфли торчал листок с английским переводом третьего пророчества. Его часы показывали восемь; значит, в Сиэтле пробило одиннадцать и был канун Рождества. Вообще-то он собирался позвонить бабушке пораньше, но хотя сейчас было поздновато – наверняка Маэстра уже легла, – отказываться от своего намерения Свиттерс не стал. Затаив дыхание, он набрал номер, страшась, что трубку, чего доброго, снимет Сюзи, – и обескураженный тем, что скорее всего нет.
– Чего надо? И чтоб мне без глупостей, – заворчал сонный голос.
– Это поздравление с праздничком, исполненное любви, тепла и радости, – пропел Свиттерс.
– Ты! – буркнула Маэстра. – Могла бы и сама догадаться. По-твоему, если Сайта Клаусу вздумалось родиться на свет, так почтенной старой женщине уже и отдохнуть не нужно? Ты, чего доброго, следующий раз позвонишь мне в полночь четвертого июля, дабы заверить в своей преданности тому, что осталось от флага. – Смягчившись, так и быть, Маэстра осведомилась о его здоровье и местонахождении. – Правды от тебя, конечно, все равно не дождешься. – И пожаловалась, что он, Свиттерс, торчит черт знает в каких блохастых землях, на нее, Маэстру, «забивает», рискует собственной шкурой, да еще и врет на каждом шагу, когда ни малейшей необходимости в этом уже нет. – Можно с треском выгнать парня из ЦРУ, но вот ЦРУ из парня уже не выбьешь…
– С Рождеством тебя, Маэстра.
– Хе! С Рождеством тебя, никчемный ты бездельник. Я по тебе соскучилась. И малышка Сюзи тоже, в силу какой-то необъяснимой причины. Кто, как не ты, забил бедному ребенку голову всякими непристойностями и сбил ее с пути истинного. Она на праздники в Сакраменто укатила. Бога ради, который сейчас час? Этот милый капитан Кейс то и дело звонит, справляется, как мы там. Уж он-то не ждет до полуночи в канун Рождества. О'кей, хочу знать еще одну только подробность. Ты все еще раскатываешь в этом своем жалком увертливом креслице?
– Нет-нет, что ты. Я встал на ходули.
На другом конце провода воцарилось долгое молчание хотя, слыша дыхание собеседницы, Свиттерс знал доподлинно: старушка вовсе не задремала.
Молчание Маэстры, по всей видимости, оказалось заразительным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159