управление инвалидной коляской требует немалых мышечных усилий.
В ту ночь, после нежданно вкусного ужина, состоявшего из кукурузы и бобов, Свиттерс заснул на борту «Девы». Лодку вытащили из воды на песчаную отмель. Песок как таковой послужил бы постелью куда более мягкой – но что, если с визитом заявится рептилия-другая? Чего доброго, какой-нибудь близорукий либо изнывающий от одиночества самец-крокодил попытается переспать с его чемоданом!
Звезды, яркие и крупные, точно медные дверные ручки, высыпали на небо в таком количестве, что прямо-таки расталкивали друг друга, ища местечка посверкать спокойно. Поскольку популяция москитов оказалась не менее многочисленной, Свиттерс на ночь завернулся в сетку, точно буррито с начинкой из фараона, проверяемая на прочность мумия, которой и звезд-то не видно из-за пелен. Выключение зрения компенсировалось избыточностью слуха. От стрекочущих, точно швейные машинки, цикад до рева всяких разных амфибий, что сделал бы честь любой пивной; от жестяного пощелкивания, жужжания и гудения бесчисленных насекомых до спортивного всхрапывания диких свиней; от нежных, мелодичных трелей ночных птиц (Моцарт с рассеянным вниманием) до хрюканья, уханья и подвывания бог знает кого. Разгульное цунами биологического шума и гама выплеснулось из джунглей и за реку, что добавляла в смесь еще и собственный будуарный шепот.
Дополнительный акустический эффект обеспечили Инти и его команда: после ужина они, прихватив бутыль писко, потрепанные одеяла и заляпанную бананом москитную сетку, скрылись в кустах. Всю ночь мальчишки то и дело издавали пронзительные, первобытные крики, словно Инти избивал их. Или… или что-нибудь еще. Что-нибудь типично южноамериканское.
(В отличие, скажем, от штата Юта. Совсем недавно некий джентльмен-мормон из Юты был до глубины души потрясен, обнаружив, что его жена – на самом деле мужчина. Женаты они были три года и пять месяцев. Такой оплошности в Южной Америке никогда бы не допустили: господствующая там католическая этика прыткость скорее поощряла, нежели подавляла.)
Когда на рассвете Инти легонько потряс его за плечо, Свиттерс с изумлением обнаружил, что, оказывается, и впрямь спал, – и еще более поразился тому, что отдохнул вроде бы вполне сносно. Инти помог ему размотать сетку, и Свиттерс явился из пелен, словно бабочка из кокона.
– Свободен, наконец свободен! – возликовал он, выпрыгнул на песок и сплясал джигу. Индейцы взирали на него со странной смесью приязни и страха.
Пока путешественники купались и завтракали, тишину вокруг дробили болтовня и визг мартышек, а когда посветлело, Свиттерс разглядел попугаев – и в кронах деревьев, и в воздухе, и еще попугаев, и еще. Чутко насторожившись – ни дать ни взять сгусток нервов, – Моряк скакал вверх-вниз на жердочке.
– Хм-м-м… А знаешь, приятель, я ведь мог бы выпустить тебя прямо здесь, нет? Мы в семидесяти милях от Пукальпы, джунгли тут начинаются уже серьезные, твоих двоюродных братцев и сестриц здесь пруд пруди. Я мог бы открыть тебе дверцу, увековечить твой уход для потомков и вернуть свою бедную, затраханную Южной Америкой задницу туда, где прохладно, свежо и чисто. Ты будешь счастлив, Маэстра скорее всего тоже, и, Господь свидетель, счастлив буду я. Может, правда так и поступим? Что скажешь?
Моряк не ответил ни слова – и Свиттерс поборол искушение. Почему? Никакой веской причины не было, кроме лишь того факта, что Хуан-Карлос де Фаусто предложил ему безрассудный план, а к безрассудным планам Свиттерс питал неистребимую слабость.
Инти указал на оранжевый оскал солнца, что угрюмо продиралось вверх над дальними предгорьями Анд. Затем указал на небо прямо над головой. Похлопал себя по животу, покачал стриженой «под горшок» головой.
Свиттерс все понял.
– О'кей, – вздохнул он. – Comida – нет.
– Si, senor. No comida. Lo siento, – покаянно подтвердил Инти. Даже чуть пристыженно.
На борту «Девы» вкушать ленч было не в обычае. Зато имелась замена ленчу. Инти застенчиво протянул руку. На ладони его покоился свернутый пакетик с зелеными листьями, размером со спичечный коробок. Инти заметно нервничал – как будто индеец в жизни не предлагал коки белому человеку. Свиттерс дал понять, что польщен оказанной честью, но от листьев вежливо отказался. Он уже решил про себя, что как только голод опять попробует включить стартер, он уймет дрожь и утихомирит бурчание при помощи медитации.
С тех пор, как Свиттерс покинул Бангкок, он занимался медитацией все более и более нерегулярно. Кроме того, он отлично сознавал, что медитация – не развлечение и не терапия. Собственно говоря, если верить его учителю, идеальная медитация вообще не имеет практического применения. Разумеется, некоторые американцы практикуют ее как методику релаксации, как способ успокоиться и сосредоточиться, чтобы в итоге продать больше товара или преуспеть в офисной политике, но это все равно что бриллиантом «Хоуп» выцарапывать список необходимых покупок на зеркале в ванной.
– Медитация, – говорил его наставник, – не имеет ни черта общего с чем бы то ни было, поскольку единственное, к чему она имеет отношение, – это ничто. Ничто. О'кей? Медитация не развивает ум, она растворяет ум. Самосовершенствование? Забудь о нем, малыш. Медитация стирает эго. Дает эго пинка прямо под жирный зад. Для чего она нужна? Да ни для чего. То есть «для ничего» – вот это в самый раз, просто лучше не придумаешь. Господи, как только обретаешь ничто – обретаешь высшую реальность. Тогда и только тогда прозреваешь истинную природу вселенной, воссоединяешься с Абсолютным Абсолютом, сынок, а это – единственное, к чему стоит стремиться, если, конечно, не хочешь всю жизнь пердеть в небеса.
Безусловно, наставлял Свиттерса в искусстве медитации отнюдь не тайский монах и не мудрец с Гималаев. Собственно говоря, его гуру был цэрэушный летчик по имени Бобби Кейс; одни звали его Скверный Бобби, другие – Кейс-с-Неприятностями. Эти двое сдружились – не разлей вода. Посол США в Таиланде, любитель стервозных шуточек, окрестил эту парочку «Летающие братья Педофилы», причем оба против прозвища всячески возражали. Когда Свиттерс пожаловался, что это, дескать, подлая клевета, Бобби отвечал: «Еще бы нет! Ну ладно, ты педрила – но твой брат?!»
Бобби Кейс, агент ЦРУ, любитель «посидеть» (то есть помедитировать), был отнюдь не столь уникален, как предположили бы несведущие. Лет тридцать – сорок назад в Лэнгли провели серию экспериментов, опробовав на сравнительно большом числе своих служащих медитацию, йогу, парапсихологию и психоделические наркотики, проверяя, нельзя ли использовать эти чужеродные подспорья и методики – все или хотя бы некоторые – в военных или разведывательных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
В ту ночь, после нежданно вкусного ужина, состоявшего из кукурузы и бобов, Свиттерс заснул на борту «Девы». Лодку вытащили из воды на песчаную отмель. Песок как таковой послужил бы постелью куда более мягкой – но что, если с визитом заявится рептилия-другая? Чего доброго, какой-нибудь близорукий либо изнывающий от одиночества самец-крокодил попытается переспать с его чемоданом!
Звезды, яркие и крупные, точно медные дверные ручки, высыпали на небо в таком количестве, что прямо-таки расталкивали друг друга, ища местечка посверкать спокойно. Поскольку популяция москитов оказалась не менее многочисленной, Свиттерс на ночь завернулся в сетку, точно буррито с начинкой из фараона, проверяемая на прочность мумия, которой и звезд-то не видно из-за пелен. Выключение зрения компенсировалось избыточностью слуха. От стрекочущих, точно швейные машинки, цикад до рева всяких разных амфибий, что сделал бы честь любой пивной; от жестяного пощелкивания, жужжания и гудения бесчисленных насекомых до спортивного всхрапывания диких свиней; от нежных, мелодичных трелей ночных птиц (Моцарт с рассеянным вниманием) до хрюканья, уханья и подвывания бог знает кого. Разгульное цунами биологического шума и гама выплеснулось из джунглей и за реку, что добавляла в смесь еще и собственный будуарный шепот.
Дополнительный акустический эффект обеспечили Инти и его команда: после ужина они, прихватив бутыль писко, потрепанные одеяла и заляпанную бананом москитную сетку, скрылись в кустах. Всю ночь мальчишки то и дело издавали пронзительные, первобытные крики, словно Инти избивал их. Или… или что-нибудь еще. Что-нибудь типично южноамериканское.
(В отличие, скажем, от штата Юта. Совсем недавно некий джентльмен-мормон из Юты был до глубины души потрясен, обнаружив, что его жена – на самом деле мужчина. Женаты они были три года и пять месяцев. Такой оплошности в Южной Америке никогда бы не допустили: господствующая там католическая этика прыткость скорее поощряла, нежели подавляла.)
Когда на рассвете Инти легонько потряс его за плечо, Свиттерс с изумлением обнаружил, что, оказывается, и впрямь спал, – и еще более поразился тому, что отдохнул вроде бы вполне сносно. Инти помог ему размотать сетку, и Свиттерс явился из пелен, словно бабочка из кокона.
– Свободен, наконец свободен! – возликовал он, выпрыгнул на песок и сплясал джигу. Индейцы взирали на него со странной смесью приязни и страха.
Пока путешественники купались и завтракали, тишину вокруг дробили болтовня и визг мартышек, а когда посветлело, Свиттерс разглядел попугаев – и в кронах деревьев, и в воздухе, и еще попугаев, и еще. Чутко насторожившись – ни дать ни взять сгусток нервов, – Моряк скакал вверх-вниз на жердочке.
– Хм-м-м… А знаешь, приятель, я ведь мог бы выпустить тебя прямо здесь, нет? Мы в семидесяти милях от Пукальпы, джунгли тут начинаются уже серьезные, твоих двоюродных братцев и сестриц здесь пруд пруди. Я мог бы открыть тебе дверцу, увековечить твой уход для потомков и вернуть свою бедную, затраханную Южной Америкой задницу туда, где прохладно, свежо и чисто. Ты будешь счастлив, Маэстра скорее всего тоже, и, Господь свидетель, счастлив буду я. Может, правда так и поступим? Что скажешь?
Моряк не ответил ни слова – и Свиттерс поборол искушение. Почему? Никакой веской причины не было, кроме лишь того факта, что Хуан-Карлос де Фаусто предложил ему безрассудный план, а к безрассудным планам Свиттерс питал неистребимую слабость.
Инти указал на оранжевый оскал солнца, что угрюмо продиралось вверх над дальними предгорьями Анд. Затем указал на небо прямо над головой. Похлопал себя по животу, покачал стриженой «под горшок» головой.
Свиттерс все понял.
– О'кей, – вздохнул он. – Comida – нет.
– Si, senor. No comida. Lo siento, – покаянно подтвердил Инти. Даже чуть пристыженно.
На борту «Девы» вкушать ленч было не в обычае. Зато имелась замена ленчу. Инти застенчиво протянул руку. На ладони его покоился свернутый пакетик с зелеными листьями, размером со спичечный коробок. Инти заметно нервничал – как будто индеец в жизни не предлагал коки белому человеку. Свиттерс дал понять, что польщен оказанной честью, но от листьев вежливо отказался. Он уже решил про себя, что как только голод опять попробует включить стартер, он уймет дрожь и утихомирит бурчание при помощи медитации.
С тех пор, как Свиттерс покинул Бангкок, он занимался медитацией все более и более нерегулярно. Кроме того, он отлично сознавал, что медитация – не развлечение и не терапия. Собственно говоря, если верить его учителю, идеальная медитация вообще не имеет практического применения. Разумеется, некоторые американцы практикуют ее как методику релаксации, как способ успокоиться и сосредоточиться, чтобы в итоге продать больше товара или преуспеть в офисной политике, но это все равно что бриллиантом «Хоуп» выцарапывать список необходимых покупок на зеркале в ванной.
– Медитация, – говорил его наставник, – не имеет ни черта общего с чем бы то ни было, поскольку единственное, к чему она имеет отношение, – это ничто. Ничто. О'кей? Медитация не развивает ум, она растворяет ум. Самосовершенствование? Забудь о нем, малыш. Медитация стирает эго. Дает эго пинка прямо под жирный зад. Для чего она нужна? Да ни для чего. То есть «для ничего» – вот это в самый раз, просто лучше не придумаешь. Господи, как только обретаешь ничто – обретаешь высшую реальность. Тогда и только тогда прозреваешь истинную природу вселенной, воссоединяешься с Абсолютным Абсолютом, сынок, а это – единственное, к чему стоит стремиться, если, конечно, не хочешь всю жизнь пердеть в небеса.
Безусловно, наставлял Свиттерса в искусстве медитации отнюдь не тайский монах и не мудрец с Гималаев. Собственно говоря, его гуру был цэрэушный летчик по имени Бобби Кейс; одни звали его Скверный Бобби, другие – Кейс-с-Неприятностями. Эти двое сдружились – не разлей вода. Посол США в Таиланде, любитель стервозных шуточек, окрестил эту парочку «Летающие братья Педофилы», причем оба против прозвища всячески возражали. Когда Свиттерс пожаловался, что это, дескать, подлая клевета, Бобби отвечал: «Еще бы нет! Ну ладно, ты педрила – но твой брат?!»
Бобби Кейс, агент ЦРУ, любитель «посидеть» (то есть помедитировать), был отнюдь не столь уникален, как предположили бы несведущие. Лет тридцать – сорок назад в Лэнгли провели серию экспериментов, опробовав на сравнительно большом числе своих служащих медитацию, йогу, парапсихологию и психоделические наркотики, проверяя, нельзя ли использовать эти чужеродные подспорья и методики – все или хотя бы некоторые – в военных или разведывательных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159