К тому времени, как на фоне неба замаячили очертания столицы нации, Свиттерс более-менее пришел в норму. При виде памятника Вашингтону в спинномозговой жидкости его так и взбурлил сироп «вау!». Безусловно, возбуждение это вызвано было отнюдь не памятником как таковым – к нему, Свиттерсу, памятник имел еще меньше отношения, нежели к покойному государственному деятелю, в честь коего и был воздвигнут. Если не считать того, что монумент высок и бел, ну чем он, спрашивается, напоминает Джорджа Вашингтона – солдата, президента и человека? С другой стороны, поскольку Джефферсон говорил, будто ум его коллеги «мало подкреплен изобретательностью либо воображением», пожалуй, нагая простота сего сооружения отлично подходила к случаю – кроме того, какой еще символ прикажете использовать архитектору: теодолит землеустроителя, топорик, клацающие вставные челюсти?
В глазах Свиттерса монумент означал возвращение к работе: отсюда и дрожь нетерпения. К какой именно работе – вопрос уже другой. Ясно одно: вооруженный привилегированными верительными грамотами, он вновь вступил в пасть зверя, в средоточие власти, этот сморщенный от самодовольства пуп земли, к которому рано или поздно ветер прибивает все ангельские шалости, город, где победа означает все.
А теряем мы только победителей?
Эту ночь он проспал в собственной постели. Какая уютная, какая успокоительная фраза: «в собственной постели». Однако подобные чувства в большинстве своем обманчивы, и это исключением не являлось. Да, кровать принадлежала ему, а также и квартира, в которой она помещалась, – пусть и заложенная, однако за два года с тех пор, как он приобрел и то, и другое, спал он в них меньше сорока раз.
А поскольку Свиттерс родился на пересечении знаков Рака и Льва – иначе говоря, одна сила неодолимо влекла его к пещере отшельника, другая – в центр сцены, – он одновременно тосковал по привычности персонального домашнего уюта – и испытывал отвращение при мысли об оковах неизменности и собственности. По крайней мере астрологи списали бы это раздвоение чувств на час рождения. А иные, возможно, указали бы, что это – просто-напросто четкое отражение в микрокосме фундаментальной природы вселенной как таковой.
Мебели в квартире почти не было. Если не считать нескольких костюмов и футболок, немногие предметы, в ней представленные (включая замороженные продукты на той стадии распада, что наводит на мысль о спецэффектах мексиканских фильмов ужасов), были куплены по меньшей мере за два года до того.
Чем больше вокруг рекламы, тем меньше его тянет на покупку?
В зависимости от степени своего… а чего, собственно? – страха? отчуждения? корыстных интересов? человечности? – люди взирали на новое главное здание Центрального разведывательного управления с разных психологических ракурсов. Свиттерсов ракурс отличался скорее нейтральностью. Ведь сам Свиттерс был, пользуясь определением Бобби, «нейтральным ангелом».
Вот и насчет ангелов нейтралитет соблюдал. То есть насчет библейских ангелов. В те редкие минуты, когда Свиттерс вообще о таковых задумывался, он был склонен сравнить ангелов с летучими мышами. Одних без других он себе просто не представлял. Это же совершенно очевидно. Ангелы и мыши – две оборотные стороны одной и той же медали, разве нет? Один крылатый антропоморф как второе «Я» другого.
Белый и сияющий небесный ангел символизирует добро. Темная и коварная ночная мышь ассоциируется со злом. И однако ж неужто все настолько примитивно?
Летучие мыши на самом-то деле – милые, безвредные (разносчики бешенства – менее одного процента) мелкие млекопитающие, приносящие человечеству немалую пользу: они уничтожают огромное количество насекомых и в тропических лесах опыляют больше цветов и деревьев, нежели пчелы и птицы вместе взятые. Ангелы же, напротив, зачастую являлись как исполненные гнева мстители с суровым посланием – они врукопашную сходились с пророками, выселяли законных жильцов, потрясали пламенеющими мечами. А «опыление» в их случае сводилось к зачинанию детей с потрясенными смертными женщинами. Так с которой из этих двоих разновидностей вы бы охотнее столкнулись в полуночном переулке?
Однако и у ангелов есть свои плюсы. Создания удивительные и чудесные, они привносят древнюю непостижимость в современную повседневность. Скептики, закатывающие глаза при одном лишь упоминании о привидениях, пришельцах из космоса или «Кругов на полях» (не говоря уже о парниковом эффекте), над ангелами так вот сразу глумиться не спешат. По данным опроса Гэллапа, более половины населения Америки в ангелов верит. Так сверхъестественное и по сей день оказывает влияние на рациональный мир.
В большинстве своем женщины боятся летучих мышей. Даже Маэстра. Насколько можно установить, причина здесь – вовсе не в подсознательном страхе перед «опылением», высеиванием дурного семени.
Женщины скорее опасаются, что мыши запутаются у них в волосах. Да, но святой Павел постановил, чтобы женщины покрывали в церкви голову «для Ангелов». В эпоху святого Павла слова, означающие «ангел» и «демон», были взаимозаменяемы, и существовала некая разновидность ангелов/демонов, якобы охочая до женских волос. Запутавшиеся в волосах ангелы. Запутавшиеся в волосах мыши. И снова – разница не столь существенная, как покажется на первый взгляд. Стало быть, в какой-то точке ангелы и летучие мыши сливаются воедино. И тогда, как в математическом пространстве, у монеты оказывается только одна сторона. Где эта точка? Где и когда сходятся свет и тьма? Конец Времени – или скорее Сегодня Суть Завтра, – верно, ответствовал бы: «В смехе».
В пределах ЦРУ противоположность нейтрального ангела – это ковбой. Ковбои свято уверены, что сражаются на стороне света (каковой отождествляют с добром и не иначе), однако, поскольку они настаивают на абсолютном суверенитете света над тьмой – и для обеспечения сего суверенитета не остановятся перед любым темным деянием, – в итоге итогов они преобразуют свет в тьму. Но это – именно преобразование, а не слияние. Смех в уравнение вообще не включается.
Засим, когда недоброжелатели глядят на штаб-квартиру ЦРУ и усматривают там зло, они не слишком-то заблуждаются. Чего они, однако, в упор не видят – и что почти всегда видел Свиттерс (в данный момент неуклюже выбирающийся из такси перед входом в здание), – так это фабрику, «на ура» производящую те самые палки, которые того и гляди окажутся вставлены в ее же собственные колеса.
Пройдя через ряд контрольно-пропускных пунктов, Свиттерс наконец-то добрался до офиса Мэйфлауэра Кэбота Фицджеральда, второго помощника директора оперативного отдела ЦРУ. Часы показывали десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
В глазах Свиттерса монумент означал возвращение к работе: отсюда и дрожь нетерпения. К какой именно работе – вопрос уже другой. Ясно одно: вооруженный привилегированными верительными грамотами, он вновь вступил в пасть зверя, в средоточие власти, этот сморщенный от самодовольства пуп земли, к которому рано или поздно ветер прибивает все ангельские шалости, город, где победа означает все.
А теряем мы только победителей?
Эту ночь он проспал в собственной постели. Какая уютная, какая успокоительная фраза: «в собственной постели». Однако подобные чувства в большинстве своем обманчивы, и это исключением не являлось. Да, кровать принадлежала ему, а также и квартира, в которой она помещалась, – пусть и заложенная, однако за два года с тех пор, как он приобрел и то, и другое, спал он в них меньше сорока раз.
А поскольку Свиттерс родился на пересечении знаков Рака и Льва – иначе говоря, одна сила неодолимо влекла его к пещере отшельника, другая – в центр сцены, – он одновременно тосковал по привычности персонального домашнего уюта – и испытывал отвращение при мысли об оковах неизменности и собственности. По крайней мере астрологи списали бы это раздвоение чувств на час рождения. А иные, возможно, указали бы, что это – просто-напросто четкое отражение в микрокосме фундаментальной природы вселенной как таковой.
Мебели в квартире почти не было. Если не считать нескольких костюмов и футболок, немногие предметы, в ней представленные (включая замороженные продукты на той стадии распада, что наводит на мысль о спецэффектах мексиканских фильмов ужасов), были куплены по меньшей мере за два года до того.
Чем больше вокруг рекламы, тем меньше его тянет на покупку?
В зависимости от степени своего… а чего, собственно? – страха? отчуждения? корыстных интересов? человечности? – люди взирали на новое главное здание Центрального разведывательного управления с разных психологических ракурсов. Свиттерсов ракурс отличался скорее нейтральностью. Ведь сам Свиттерс был, пользуясь определением Бобби, «нейтральным ангелом».
Вот и насчет ангелов нейтралитет соблюдал. То есть насчет библейских ангелов. В те редкие минуты, когда Свиттерс вообще о таковых задумывался, он был склонен сравнить ангелов с летучими мышами. Одних без других он себе просто не представлял. Это же совершенно очевидно. Ангелы и мыши – две оборотные стороны одной и той же медали, разве нет? Один крылатый антропоморф как второе «Я» другого.
Белый и сияющий небесный ангел символизирует добро. Темная и коварная ночная мышь ассоциируется со злом. И однако ж неужто все настолько примитивно?
Летучие мыши на самом-то деле – милые, безвредные (разносчики бешенства – менее одного процента) мелкие млекопитающие, приносящие человечеству немалую пользу: они уничтожают огромное количество насекомых и в тропических лесах опыляют больше цветов и деревьев, нежели пчелы и птицы вместе взятые. Ангелы же, напротив, зачастую являлись как исполненные гнева мстители с суровым посланием – они врукопашную сходились с пророками, выселяли законных жильцов, потрясали пламенеющими мечами. А «опыление» в их случае сводилось к зачинанию детей с потрясенными смертными женщинами. Так с которой из этих двоих разновидностей вы бы охотнее столкнулись в полуночном переулке?
Однако и у ангелов есть свои плюсы. Создания удивительные и чудесные, они привносят древнюю непостижимость в современную повседневность. Скептики, закатывающие глаза при одном лишь упоминании о привидениях, пришельцах из космоса или «Кругов на полях» (не говоря уже о парниковом эффекте), над ангелами так вот сразу глумиться не спешат. По данным опроса Гэллапа, более половины населения Америки в ангелов верит. Так сверхъестественное и по сей день оказывает влияние на рациональный мир.
В большинстве своем женщины боятся летучих мышей. Даже Маэстра. Насколько можно установить, причина здесь – вовсе не в подсознательном страхе перед «опылением», высеиванием дурного семени.
Женщины скорее опасаются, что мыши запутаются у них в волосах. Да, но святой Павел постановил, чтобы женщины покрывали в церкви голову «для Ангелов». В эпоху святого Павла слова, означающие «ангел» и «демон», были взаимозаменяемы, и существовала некая разновидность ангелов/демонов, якобы охочая до женских волос. Запутавшиеся в волосах ангелы. Запутавшиеся в волосах мыши. И снова – разница не столь существенная, как покажется на первый взгляд. Стало быть, в какой-то точке ангелы и летучие мыши сливаются воедино. И тогда, как в математическом пространстве, у монеты оказывается только одна сторона. Где эта точка? Где и когда сходятся свет и тьма? Конец Времени – или скорее Сегодня Суть Завтра, – верно, ответствовал бы: «В смехе».
В пределах ЦРУ противоположность нейтрального ангела – это ковбой. Ковбои свято уверены, что сражаются на стороне света (каковой отождествляют с добром и не иначе), однако, поскольку они настаивают на абсолютном суверенитете света над тьмой – и для обеспечения сего суверенитета не остановятся перед любым темным деянием, – в итоге итогов они преобразуют свет в тьму. Но это – именно преобразование, а не слияние. Смех в уравнение вообще не включается.
Засим, когда недоброжелатели глядят на штаб-квартиру ЦРУ и усматривают там зло, они не слишком-то заблуждаются. Чего они, однако, в упор не видят – и что почти всегда видел Свиттерс (в данный момент неуклюже выбирающийся из такси перед входом в здание), – так это фабрику, «на ура» производящую те самые палки, которые того и гляди окажутся вставлены в ее же собственные колеса.
Пройдя через ряд контрольно-пропускных пунктов, Свиттерс наконец-то добрался до офиса Мэйфлауэра Кэбота Фицджеральда, второго помощника директора оперативного отдела ЦРУ. Часы показывали десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159