Мое сердце колотилось, пока я снимала с него брюки. Мэсон лежал на боку. Я тащила за брючину, чтобы высвободить ее из-под его бедра. Пока я тянула, трусы тоже наполовину слезли. Я не остановилась ни на мгновение. Я не смотрела.
Сняв с него брюки, я повесила их на кресло. Затем вернулась к нему. В тусклом свете мне была видна верхняя часть его пениса. Я протянула руку к его белым трусам и прикоснулась к ткани. Взглянув в его лицо, нагнулась, встала около кровати на колени и обеими руками медленно стянула его трусы до коленей. Его пенис лежал, как спящий, между ног. Я затаила дыхание.
Несколько мгновений спустя я вновь протянула к нему руку и стащила его трусы до лодыжек. Когда, стоя на коленях, я склонилась над Мэсоном, мой халат прикоснулся к его пенису. Я отбросила его трусы вместе с брюками в сторону, распахнула свой грубый халат, прижала грудь к его неподвижной плоти и выдохнула воздух из легких.
Теперь меня не заботило, проснется он или нет. Я не собиралась будить его умышленно. Я даже не хотела возбуждать его. Не хотела видеть, как твердеет его плоть. Не сейчас, не сегодня. Я хотела только смотреть, взять в руки. Он был тяжелый. Я глядела на темные волосы, словно никогда раньше не видела голого мужчину. Отпустив пенис, я баюкала в ладонях его яйца. Я не хотела касаться их пальцами, царапать ногтями. От их прикосновения к моим ладоням у меня явилось странное чувство. Мне безумно захотелось потянуть их к себе. Я убрала руки и сунула их себе между ног.
До боли напрягая шею, я потянулась и подышала, не касаясь губами кожи. Все виделось как в микроскоп. Каждая подробность Мэсона казалась огромной, словно принадлежала не человеку, а какому-то крупному зверю. У меня заболели и заслезились глаза. Я не могла сосредоточиться на его коже. У меня началась одышка. Его волосы шевелились. С моей щеки на его кожу упала слеза. Тогда я действительно разрыдалась и никак не могла остановиться. Я села и сделала несколько глубоких вздохов, восстанавливая самоконтроль.
Потом я расстегнула одну за другой пуговицы его рубашки и распахнула ее. Волосы на его груди и животе выглядели так, как будто их только что причесали. Они походили на узоры на срезе дерева. Я расстегнула пуговицы на манжетах и сняла с Мэсона рубашку, вытащив ее из-под его тела. Я старалась, чтобы ткань не прикоснулась к его лицу. Не надо ему сейчас просыпаться – он был совершенно голый.
Я сняла халат. Рядом с ним я не могла оставаться одетой. Я стояла и глядела на мужчину в моей постели. Я решила, что сегодня больше не буду трогать его. Вместо этого я касалась себя. Я глядела на его лоб – и прикасалась к своему. Я глядела на его глаза и закрывала свои. Я глядела на его рот и закусила два пальца. Я глядела на его соски и гладила свои мокрыми пальцами. Я глядела на его пенис и раздвинула свои половые губы. Я поглаживала внутри, шелковистое и влажное, но не чувствовала своей плоти. Я глубже засунула руку. И чувствовала в себе его мягкое, просто заполняющее меня.
Запах сводил меня с ума. Даже аромат «Присутствия» померк перед ним. Это был запах самой природы. Я никогда не чувствовала его раньше. Это был его – и только его запах.
Вытащив наружу свои мокрые пальцы, я увидела, что они покрыты кровью. Но это невозможно! Для месячных слишком рано. Но кровь была настоящей. Этот человек заменил для меня луну. Краем глаза я заметила в комнате движение и подскочила. Тень. Я обернулась, от страха затаив дыхание. Кто-то явился, чтобы забрать его. Нет, просто какая-то свеча замигала и потухла. Дымок воспрял, как фимиам.
Я нагнулась над Мэсоном и окропила кровью его живот вокруг пупка. Добыв еще немного крови, я втерла ему в грудь. Теперь он мой. Я не нарушила свое слово. Я не прикасалась к нему. Я прикрыла его, легла на ковер рядом с кроватью и погрузилась в сон.
ГОЛОД
Смотреть на спящего Мэсона стало для меня почти что образом жизни. Казалось, что он будет спать вечно. Ему кто-то снился, но кто именно? Я или его мать? Что, если когда-нибудь изобретут машину для записи снов и она сможет воспроизводить их? Наверно, она будет проникать прямо в мозг, к экрану, на который отражаются сны, через ухо. Я посмотрела на уши Мэсона, изучая их. Что можно сказать о человеке по форме его ушей – все или ничего? Я слышала, что у всех преступников мочки ушей имеют одну и ту же форму. Может быть, у меня тоже уши преступницы?
В восемь утра он еще спал. Я приготовила кофе, который успел остыть. Наполнив водой ванну для Мэсона, чтобы он мог помыться, когда проснется, я отправилась приготовить новый кофе. На кухне я нашла немного старого рисового печенья, которое могло сойти за тосты. Неизвестно почему, в моем мозгу безостановочно крутилось заклинание. Я слышала свой собственный голос: «Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь…»
Когда я вернулась наверх, Мэсон уже проснулся и был в ванной. Дверь была приоткрыта на два дюйма. Я слышала звук льющейся воды, но входить не стала.
– Все в порядке? – окликнула я через дверь.
– В полном порядке, спасибо. Я случайно не занял твою ванну?
– Нет, я налила для тебя. Полотенце и одежду найдешь там же.
Мне было интересно, что Мэсон подумал о кровавых следах на своем теле. Наконец, он вышел из ванной, но ничего не сказал на этот счет. Он был одет в мой красный халат.
– Как я выгляжу? – он был в хорошем настроении. Мы рассмеялись.
Он выпил кофе, разумно проигнорировав печенье, и рассказал мне следующее:
– Человек приходит в лавку мясника, чтобы купить фунт мозгов. Мясник говорит ему: «У нас есть мозги писателей по пять долларов за фунт и мозги продюсеров по пятнадцать долларов за фунт». Человек поражен. «Почему мозги продюсеров стоят в три раза дороже мозгов писателей?» Мясник объясняет: «Представляете, сколько продюсеров нам пришлось прирезать, чтобы набрать фунт мозгов?»
Я засмеялась. Мэсон улыбнулся.
– Я же говорил, что после хорошего сна ко мне вернется чувство юмора.
Он не мог выбрать лучшего времени для анекдота. Вся усталость, головокружение и боль предыдущей ночи исчезли. Я раздвинула шторы. За окном был новый теплый, солнечный лос-анджелесский День.
Я оставила Мэсона одеваться, найдя для себя дело внизу – на кухне я внезапно почувствовала приступ голода. Я открыла банку консервированного тунца и съела его вилкой прямо из жестянки.
В десять утра мы вместе поехали в офис. Машину вел Мэсон. Движение было ужасно напряженным, и мы часто застревали в пробках. Мэсон не выказывал признаков расстройства, но был погружен в мысли – возможно, не обо мне, а о смерти матери. Я по-прежнему ни о чем не жалела и не раскаивалась. Я сделала это ради него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Сняв с него брюки, я повесила их на кресло. Затем вернулась к нему. В тусклом свете мне была видна верхняя часть его пениса. Я протянула руку к его белым трусам и прикоснулась к ткани. Взглянув в его лицо, нагнулась, встала около кровати на колени и обеими руками медленно стянула его трусы до коленей. Его пенис лежал, как спящий, между ног. Я затаила дыхание.
Несколько мгновений спустя я вновь протянула к нему руку и стащила его трусы до лодыжек. Когда, стоя на коленях, я склонилась над Мэсоном, мой халат прикоснулся к его пенису. Я отбросила его трусы вместе с брюками в сторону, распахнула свой грубый халат, прижала грудь к его неподвижной плоти и выдохнула воздух из легких.
Теперь меня не заботило, проснется он или нет. Я не собиралась будить его умышленно. Я даже не хотела возбуждать его. Не хотела видеть, как твердеет его плоть. Не сейчас, не сегодня. Я хотела только смотреть, взять в руки. Он был тяжелый. Я глядела на темные волосы, словно никогда раньше не видела голого мужчину. Отпустив пенис, я баюкала в ладонях его яйца. Я не хотела касаться их пальцами, царапать ногтями. От их прикосновения к моим ладоням у меня явилось странное чувство. Мне безумно захотелось потянуть их к себе. Я убрала руки и сунула их себе между ног.
До боли напрягая шею, я потянулась и подышала, не касаясь губами кожи. Все виделось как в микроскоп. Каждая подробность Мэсона казалась огромной, словно принадлежала не человеку, а какому-то крупному зверю. У меня заболели и заслезились глаза. Я не могла сосредоточиться на его коже. У меня началась одышка. Его волосы шевелились. С моей щеки на его кожу упала слеза. Тогда я действительно разрыдалась и никак не могла остановиться. Я села и сделала несколько глубоких вздохов, восстанавливая самоконтроль.
Потом я расстегнула одну за другой пуговицы его рубашки и распахнула ее. Волосы на его груди и животе выглядели так, как будто их только что причесали. Они походили на узоры на срезе дерева. Я расстегнула пуговицы на манжетах и сняла с Мэсона рубашку, вытащив ее из-под его тела. Я старалась, чтобы ткань не прикоснулась к его лицу. Не надо ему сейчас просыпаться – он был совершенно голый.
Я сняла халат. Рядом с ним я не могла оставаться одетой. Я стояла и глядела на мужчину в моей постели. Я решила, что сегодня больше не буду трогать его. Вместо этого я касалась себя. Я глядела на его лоб – и прикасалась к своему. Я глядела на его глаза и закрывала свои. Я глядела на его рот и закусила два пальца. Я глядела на его соски и гладила свои мокрыми пальцами. Я глядела на его пенис и раздвинула свои половые губы. Я поглаживала внутри, шелковистое и влажное, но не чувствовала своей плоти. Я глубже засунула руку. И чувствовала в себе его мягкое, просто заполняющее меня.
Запах сводил меня с ума. Даже аромат «Присутствия» померк перед ним. Это был запах самой природы. Я никогда не чувствовала его раньше. Это был его – и только его запах.
Вытащив наружу свои мокрые пальцы, я увидела, что они покрыты кровью. Но это невозможно! Для месячных слишком рано. Но кровь была настоящей. Этот человек заменил для меня луну. Краем глаза я заметила в комнате движение и подскочила. Тень. Я обернулась, от страха затаив дыхание. Кто-то явился, чтобы забрать его. Нет, просто какая-то свеча замигала и потухла. Дымок воспрял, как фимиам.
Я нагнулась над Мэсоном и окропила кровью его живот вокруг пупка. Добыв еще немного крови, я втерла ему в грудь. Теперь он мой. Я не нарушила свое слово. Я не прикасалась к нему. Я прикрыла его, легла на ковер рядом с кроватью и погрузилась в сон.
ГОЛОД
Смотреть на спящего Мэсона стало для меня почти что образом жизни. Казалось, что он будет спать вечно. Ему кто-то снился, но кто именно? Я или его мать? Что, если когда-нибудь изобретут машину для записи снов и она сможет воспроизводить их? Наверно, она будет проникать прямо в мозг, к экрану, на который отражаются сны, через ухо. Я посмотрела на уши Мэсона, изучая их. Что можно сказать о человеке по форме его ушей – все или ничего? Я слышала, что у всех преступников мочки ушей имеют одну и ту же форму. Может быть, у меня тоже уши преступницы?
В восемь утра он еще спал. Я приготовила кофе, который успел остыть. Наполнив водой ванну для Мэсона, чтобы он мог помыться, когда проснется, я отправилась приготовить новый кофе. На кухне я нашла немного старого рисового печенья, которое могло сойти за тосты. Неизвестно почему, в моем мозгу безостановочно крутилось заклинание. Я слышала свой собственный голос: «Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь, заклинаю тебя взять мою душу. Если я умру до того, как проснусь…»
Когда я вернулась наверх, Мэсон уже проснулся и был в ванной. Дверь была приоткрыта на два дюйма. Я слышала звук льющейся воды, но входить не стала.
– Все в порядке? – окликнула я через дверь.
– В полном порядке, спасибо. Я случайно не занял твою ванну?
– Нет, я налила для тебя. Полотенце и одежду найдешь там же.
Мне было интересно, что Мэсон подумал о кровавых следах на своем теле. Наконец, он вышел из ванной, но ничего не сказал на этот счет. Он был одет в мой красный халат.
– Как я выгляжу? – он был в хорошем настроении. Мы рассмеялись.
Он выпил кофе, разумно проигнорировав печенье, и рассказал мне следующее:
– Человек приходит в лавку мясника, чтобы купить фунт мозгов. Мясник говорит ему: «У нас есть мозги писателей по пять долларов за фунт и мозги продюсеров по пятнадцать долларов за фунт». Человек поражен. «Почему мозги продюсеров стоят в три раза дороже мозгов писателей?» Мясник объясняет: «Представляете, сколько продюсеров нам пришлось прирезать, чтобы набрать фунт мозгов?»
Я засмеялась. Мэсон улыбнулся.
– Я же говорил, что после хорошего сна ко мне вернется чувство юмора.
Он не мог выбрать лучшего времени для анекдота. Вся усталость, головокружение и боль предыдущей ночи исчезли. Я раздвинула шторы. За окном был новый теплый, солнечный лос-анджелесский День.
Я оставила Мэсона одеваться, найдя для себя дело внизу – на кухне я внезапно почувствовала приступ голода. Я открыла банку консервированного тунца и съела его вилкой прямо из жестянки.
В десять утра мы вместе поехали в офис. Машину вел Мэсон. Движение было ужасно напряженным, и мы часто застревали в пробках. Мэсон не выказывал признаков расстройства, но был погружен в мысли – возможно, не обо мне, а о смерти матери. Я по-прежнему ни о чем не жалела и не раскаивалась. Я сделала это ради него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83