За писателем следили шпионы царской охранки. Когда слух о безнадежном положении писателя дошел до правительства, высшие чиновники, опасаясь, что огромная популярность Толстого среди народа может вызвать демонстрации в связи с его смертью, решили принять свои меры. Одному из священников прихода было приказано присутствовать вблизи умирающего, чтобы потом объявить народу о том, что перед смертью Толстой будто бы раскаялся в своих «грехах». Министерство внутренних дел направило в Симферополь инструкции на случай смерти Толстого.
Русская общественность в те дни была глубоко обеспокоена состоянием здоровья Толстого. В Москве ходили уже слухи о смерти писателя Ольга Леонардовна писала Антону Павловичу: «Носятся тревожные и упорные слухи о смерти Толстого. Если это правда, почему не разрешают публиковать? Не понимаю совсем. Вчера во время спектакля только и было разговоров, что о его болезни и смерти. Напиши все об этом». Чехов ответил жене: «Ты ничему не верь. Если не дай бог случится что, то я извещу тебя телеграммой. Назову его в телеграмме «дедушкой», иначе, пожалуй, не дойдет».
Но Толстой, обладавший крепким организмом, выздоровел и даже пережил Чехова на целых шесть лет. И не Антону Павловичу, а самому Льву Николаевичу пришлось сказать скорбные слова, посвященные памяти любимого им писателя: «Смерть Чехова - это большая потеря для нас, тем более, что, кроме несравненного художника, мы лишились в нем прелестного, искреннего и честного человека».
* * *
Очень близок к Чехову в ялтинский период был писатель Иван Алексеевич Бунин. Познакомились они еще в 1895 году в Москве, но сошлись и подружились уже в Ялте.
Произведения Бунина Чехову очень нравились. Ивана Алексеевича любили все члены семьи Антона Павловича, подружился он и с его сестрой Марией Павловной и стал со временем своим человеком в чеховском доме.
Бунин в своих воспоминаниях подмечает одну очень характерную черту Чехова - сдержанность в отношениях с людьми. Он пишет, что после того, как они ближе узнали друг друга, Антон Павлович «стал оживленнее, сердечнее... Но сдержанность осталась; и проявлялась она не только в обращении со мной, но и с людьми самыми близкими ему, и означала она, как я убедился потом, не равнодушие, а нечто гораздо большее».
Пожалуй, никому из своих близких знакомых и друзей Чехов не бывал так рад, как Бунину, и всегда приглашал «господина французского депутата Букишона» заходить чаще к нему или вместе ехать куда-нибудь на прогулку.
Бунин вспоминал, что когда он бывал у Чехова, они целое утро могли молча сидеть, просматривая газеты, перебрасываясь изредка словами, или же наоборот - часами увлекательно говорить о литературе. Иногда они придумывали сообща какую-нибудь смешную историю и принимамались сочинять рассказ, создавая художественные подробности, образы, смешные положения. Бунин артистически читал ранние юмористические произведения Чехова. Антон Павлович, слушая бунинское чтение, так искренне и заразительно смеялся, как будто это был совсем не его рассказ и он впервые его слушал.
В воспоминаниях, написанных в 1904 году, вскоре же после смерти Чехова, Бунин говорил: «Те часы, дни, иногда даже месяцы, которые я проводил на этой даче, и то сознание близости к человеку, который пленял меня не только своим умом и талантом, но даже своим суровым голосом и своей детской улыбкой, - останутся навсегда одним из самых лучших воспоминаний моей жизни. Был и он настроен ко мне дружески, иногда почти нежно. Но та сдержанность, о которой я упомянул, не покидала его даже в самые задушевные минуты наших разговоров».
В эмиграции, вдали от родины, уже незадолго до смерти Бунин еще раз вернулся к воспоминаниям об Антоне Павловиче и начал работать над литературным портретом Чехова. «Такого, как Чехов, писателя еще никогда не было!» - пришел теперь к заключению Бунин, имея в виду не только его творчество, но и общественные заслуги перед народом.
* * *
Бывал у Чехова в Ялте и выдающийся русский писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Он познакомился с Антоном Павловичем еще в Петербурге в 1893 году, и с тех пор между ними установились дружеские отношения. Чехову нравилось творчество талантливого уральского писателя. По воспоминаниям одного из современников - писателя И. Н. Потапенко - Чехов говорил, что Мамин-Сибиряк и в книгах точно такой же, как и в жизни, «тот же чернозем - жирный, плотный, сочный, который тысячу лет может родить без удобрения... копай хоть три дня в глубину - все будет чернозем, никогда до песку или глины не докопаешься». Потапенко приводит дальше интересные слова Чехова, характеризующие людей, живущих на Урале:
«- Там на Урале, должно быть, все такие: сколько бы ни толкли в ступе, а они все - зерно, а не мука. Когда, читая его книги, попадаешь в общество этих крепышей - сильных, цепких, устойчивых черноземных людей, - то как-то весело становится... Чтобы изобразить их, надо, должно быть, родиться и вырасти среди них».
Литературный талант Мамина-Сибиряка Чехов оценивал высоко. В письме к Суворину в 1895 году он сравнил его даже с Л. Н. Толстым: «Мамин-Сибиряк очень симпатичный малый и прекрасный писатель... У него есть положительно прекрасные вещи, а народ в его наиболее удачных рассказах изображается нисколько не хуже, чем в «Хозяине и работнике».
В разговоре с Потапенко Чехов сделал другое многозначительное сравнение:
- В каждом его (Мамина-Сибиряка) рассказе какой-нибудь Поль Бурже извлек бы материала на пять толстых романов. Знаешь, когда я читал маминские писания, то чувствовал себя таким жиденьким, как будто сорок дней и сорок ночей постился.
Правда, не все произведения Мамина-Сибиряка нравились Чехову, например, повесть «Около господ», созданная уже в период спада творчества Мамина-Сибиряка. Прочитав ее в журнале «Русская мысль», Чехов в письме В. А. Гольцеву дал отрицательный отзыв о ней («грубая, безвкусная, фальшивая»).
Мария Павловна Чехова рассказывала, что Дмитрий Наркисович, бывая в Ялте у Антона Павловича, всегда вносил оживление в его жизнь, а сам к нему относился всегда с большим уважением и любовью.
Приезжал к Чехову в Ялту и старинный друг писателя и всей чеховской семьи художник И. И. Левитан.
С Левитаном Чехов познакомился в начале 80-х годов через своего старшего брата художника Николая Павловича. Близкие дружеские отношения между Антоном Павловичем и Левитаном закрепились в 1885 году, когда они жили на даче в имении Киселевых в Бабкино, под Москвой. Любовь к природе сроднила этих двух величайших художников, певцов русского пейзажа.
Когда в 1897 году у Антона Павловича было установлено заболевание туберкулезом легких, Левитан написал Чехову взволнованное письмо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Русская общественность в те дни была глубоко обеспокоена состоянием здоровья Толстого. В Москве ходили уже слухи о смерти писателя Ольга Леонардовна писала Антону Павловичу: «Носятся тревожные и упорные слухи о смерти Толстого. Если это правда, почему не разрешают публиковать? Не понимаю совсем. Вчера во время спектакля только и было разговоров, что о его болезни и смерти. Напиши все об этом». Чехов ответил жене: «Ты ничему не верь. Если не дай бог случится что, то я извещу тебя телеграммой. Назову его в телеграмме «дедушкой», иначе, пожалуй, не дойдет».
Но Толстой, обладавший крепким организмом, выздоровел и даже пережил Чехова на целых шесть лет. И не Антону Павловичу, а самому Льву Николаевичу пришлось сказать скорбные слова, посвященные памяти любимого им писателя: «Смерть Чехова - это большая потеря для нас, тем более, что, кроме несравненного художника, мы лишились в нем прелестного, искреннего и честного человека».
* * *
Очень близок к Чехову в ялтинский период был писатель Иван Алексеевич Бунин. Познакомились они еще в 1895 году в Москве, но сошлись и подружились уже в Ялте.
Произведения Бунина Чехову очень нравились. Ивана Алексеевича любили все члены семьи Антона Павловича, подружился он и с его сестрой Марией Павловной и стал со временем своим человеком в чеховском доме.
Бунин в своих воспоминаниях подмечает одну очень характерную черту Чехова - сдержанность в отношениях с людьми. Он пишет, что после того, как они ближе узнали друг друга, Антон Павлович «стал оживленнее, сердечнее... Но сдержанность осталась; и проявлялась она не только в обращении со мной, но и с людьми самыми близкими ему, и означала она, как я убедился потом, не равнодушие, а нечто гораздо большее».
Пожалуй, никому из своих близких знакомых и друзей Чехов не бывал так рад, как Бунину, и всегда приглашал «господина французского депутата Букишона» заходить чаще к нему или вместе ехать куда-нибудь на прогулку.
Бунин вспоминал, что когда он бывал у Чехова, они целое утро могли молча сидеть, просматривая газеты, перебрасываясь изредка словами, или же наоборот - часами увлекательно говорить о литературе. Иногда они придумывали сообща какую-нибудь смешную историю и принимамались сочинять рассказ, создавая художественные подробности, образы, смешные положения. Бунин артистически читал ранние юмористические произведения Чехова. Антон Павлович, слушая бунинское чтение, так искренне и заразительно смеялся, как будто это был совсем не его рассказ и он впервые его слушал.
В воспоминаниях, написанных в 1904 году, вскоре же после смерти Чехова, Бунин говорил: «Те часы, дни, иногда даже месяцы, которые я проводил на этой даче, и то сознание близости к человеку, который пленял меня не только своим умом и талантом, но даже своим суровым голосом и своей детской улыбкой, - останутся навсегда одним из самых лучших воспоминаний моей жизни. Был и он настроен ко мне дружески, иногда почти нежно. Но та сдержанность, о которой я упомянул, не покидала его даже в самые задушевные минуты наших разговоров».
В эмиграции, вдали от родины, уже незадолго до смерти Бунин еще раз вернулся к воспоминаниям об Антоне Павловиче и начал работать над литературным портретом Чехова. «Такого, как Чехов, писателя еще никогда не было!» - пришел теперь к заключению Бунин, имея в виду не только его творчество, но и общественные заслуги перед народом.
* * *
Бывал у Чехова в Ялте и выдающийся русский писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Он познакомился с Антоном Павловичем еще в Петербурге в 1893 году, и с тех пор между ними установились дружеские отношения. Чехову нравилось творчество талантливого уральского писателя. По воспоминаниям одного из современников - писателя И. Н. Потапенко - Чехов говорил, что Мамин-Сибиряк и в книгах точно такой же, как и в жизни, «тот же чернозем - жирный, плотный, сочный, который тысячу лет может родить без удобрения... копай хоть три дня в глубину - все будет чернозем, никогда до песку или глины не докопаешься». Потапенко приводит дальше интересные слова Чехова, характеризующие людей, живущих на Урале:
«- Там на Урале, должно быть, все такие: сколько бы ни толкли в ступе, а они все - зерно, а не мука. Когда, читая его книги, попадаешь в общество этих крепышей - сильных, цепких, устойчивых черноземных людей, - то как-то весело становится... Чтобы изобразить их, надо, должно быть, родиться и вырасти среди них».
Литературный талант Мамина-Сибиряка Чехов оценивал высоко. В письме к Суворину в 1895 году он сравнил его даже с Л. Н. Толстым: «Мамин-Сибиряк очень симпатичный малый и прекрасный писатель... У него есть положительно прекрасные вещи, а народ в его наиболее удачных рассказах изображается нисколько не хуже, чем в «Хозяине и работнике».
В разговоре с Потапенко Чехов сделал другое многозначительное сравнение:
- В каждом его (Мамина-Сибиряка) рассказе какой-нибудь Поль Бурже извлек бы материала на пять толстых романов. Знаешь, когда я читал маминские писания, то чувствовал себя таким жиденьким, как будто сорок дней и сорок ночей постился.
Правда, не все произведения Мамина-Сибиряка нравились Чехову, например, повесть «Около господ», созданная уже в период спада творчества Мамина-Сибиряка. Прочитав ее в журнале «Русская мысль», Чехов в письме В. А. Гольцеву дал отрицательный отзыв о ней («грубая, безвкусная, фальшивая»).
Мария Павловна Чехова рассказывала, что Дмитрий Наркисович, бывая в Ялте у Антона Павловича, всегда вносил оживление в его жизнь, а сам к нему относился всегда с большим уважением и любовью.
Приезжал к Чехову в Ялту и старинный друг писателя и всей чеховской семьи художник И. И. Левитан.
С Левитаном Чехов познакомился в начале 80-х годов через своего старшего брата художника Николая Павловича. Близкие дружеские отношения между Антоном Павловичем и Левитаном закрепились в 1885 году, когда они жили на даче в имении Киселевых в Бабкино, под Москвой. Любовь к природе сроднила этих двух величайших художников, певцов русского пейзажа.
Когда в 1897 году у Антона Павловича было установлено заболевание туберкулезом легких, Левитан написал Чехову взволнованное письмо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35