Приходят на ум свайные постройки. «Не­ужели всю свою жизнь должен работать, как и эта фабри­ка, только для этих ничтожеств, сытых, толстых, праздных, глупых?»
Как и в других своих произведениях, Чехов не говорит в данном рассказе о том, каким же путем можно было бы по­кончить с этой социальной несправедливостью. Он воздер­живается от этого и с присущей ему творческой манерой только показывает людям уродливые явления общественно­го устройства, предоставляя право им самим думать и ре­шать, как можно было бы изменить жизнь к лучшему. По свидетельству А. Сереброва (Тихонова), Чехов однажды говорил: «Я хотел только честно сказать людям: «Посмо­трите на себя, посмотрите, как вы все плохо и скучно жи­вете!...» Самое главное, чтобы люди это поняли, а когда они это поймут, они непременно создадут себе другую, луч­шую жизнь...»
Чехов был уверен, что рано или поздно изменения жизни в лучшую сторону обязательно произойдут. «Хорошая будет жизнь лет через пятьдесят, жаль только, что мы не дотянем. Интересно было бы взглянуть», - говорит он устами доктора Королева в «Случае из практики». В написанной двумя годами позже пьесе «Три сестры», говоря о надвигающейся «здоровой сильной буре, которая идет, уже близка», Чехов сокращает этот срок и утверждает, что «через какие-нибудь двадцать пять-тридцать лет работать уже будет каждый человек. Каждый!»
В 1898 году Чехов снова вернулся к циклу крестьян­ских повестей, к теме жизни народа. Он пишет рассказ «По делам службы» с его стариком-«цоцким», тридцать лет бес­смысленно исполняющим свою «административную» долж­ность деревенского сотского. «Каждый день хожу... - рас­сказывает он приехавшему из города молодому чиновни­ку. - В казначейство, на почту, к становому на квартиру, к земскому, к податному, в управу, к господам, к мужи­кам, ко всем православным христианам. Ношу пакеты, по­вестки, окладные листы, письма, бланки разные, ведомос­ти... и всякий барин, или батька, или богатый мужик бес­пременно записать должен раз десять в год, сколько у него посеяно и убрано, сколько у него четвертей или пудов ржи, сколько овса, сена и какая, значит, погода и разные там насекомые. Конечно, пиши что хочешь, тут одна форма, а ты ходи, раздавай листки, а потом опять ходи и собирай... Тридцать лет хожу по форме. Летом оно ничего, тепло, су­хо, а зимой или осенью оно неудобно. Случалось, и утопал, и замерзал, - всего бывало. И в лесу сумку отнимали не­добрые люди, и в шею били, и под судом был...»
В одной из записных книжек Чехова есть такая запись: «Пока строился мост, инженер нанял усадьбу и жил с се­мьей, как на даче. Он и жена помогали крестьянам, а они воровали, производили потравы... Он явился на сход.
- Я сделал для вас то-то и то-то, а вы платите мне за добро злом. Если бы вы были справедливы, то за добро
платили бы добром.
Повернулся и ушел. Сход почесался и говорит:
- Платить ему надо. Да... А сколько платить, неиз­вестно...
- Спросим у земского.
Итого: слух о вымогательстве инженера».
Эта запись находится среди других записей и отрывков, относящихся к чеховскому рассказу «Мужики». Но там она не была писателем использована, а составила содержание написанного в 1898 году в Ялте самостоятельного рассказа «Новая дача», основной мыслью которого явился классо­вый антагонизм между крестьянами и богатыми господами. Глухая вражда крестьян к семье инженера Кучерова - это неизбежное следствие существовавшего веками неравенства между темным, забитым мужиком и образованным богатым барином. И как бы искренно ни желали богачи-господа крестьянам добра и ни стремились жить с ними в мире и дружбе, они все равно оставались для них теми чужими людьми, которым «все счастье досталось».
Редактор-издатель газеты «Русские ведомости» В. М. Соболевский, подучив рукопись, написал Чехову: «Рас­сказ помещаю в воскресном (3 января) № газеты. Наде­юсь, что он не будет тронут цензорской рукой, хотя за од­но местечко (о богатых и сытых) не ручаюсь: это b?te noire (страшилище) нашего цензора...»
И, наконец, в повести «В овраге», написанной в 1899 году, - самом сильном (и последнем) чеховском произве­дении на крестьянскую тему - писателем затрагиваются острые социальные противоречия в жизни деревни, вопро­сы роста капитализма в деревне и расслоения крестьянства на мелкую буржуазию и деревенский пролетариат. Писа­тель выступил здесь, вольно или невольно, против народ­нических иллюзий единства деревни, против народнической идеализации общины. Примечательно, что за несколько месяцев до начала работы над повестью Чехов в письме к Суворину так излагал свои взгляды на крестьянские об­щины:
«Я сам против общин. Община имеет смысл, когда при­ходится иметь дело с внешними неприятелями, делающими частые набеги, и с дикими зверями, теперь же это - толпа, искусственно связанная, как толпа арестантов. Говорят, Россия - сельскохозяйственная страна. Это так, но община тут ни при чем, по крайней мере, в настоящее время. Об­щина живет земледелием, но раз земледелие начинает пе­реходить в сельскохозяйственную культуру, то община уже трещит по всем швам, так как община и культура - понятия несовместимые. Кстати сказать, наше всенародное пьянст­во и глубокое невежество - это общинные грехи».
Типы кулаков, постепенное закабаление ими деревен­ской бедноты показаны Чеховым в повести с исключитель­ной силой. Именно о таком типе эксплуататоров, как Цибукин и Хрюмины, писал В. И. Ленин в своем труде «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-де­мократов?»
«Эта масса мелких деревенских эксплуататоров представляет страшною силу, страшную особенно тем, что они давят на трудящегося враздробь, поодиночке, что они при­ковывают его к себе и отнимают всякую надежду на избав­ление...»
Чехов противопоставляет кулацкое гнездо Цибукина и фабрикантов-эксплуататоров Хрюминых и Костюкова ми­ру тружеников, крестьян-бедняков - Липе, Костылю, ста­рику Вавиле. В уста Костыля, играющего в повести боль­шую роль, Чехов вкладывает слова глубокого смысла: «Кто трудится, кто терпит, тот и старше!» Эта мысль Чехова, что истинные хозяева жизни - это люди труда, а не капи­талисты типа цибукиных и хрюминых, является выраже­нием того социально-философского миропонимания, кото­рое все больше овладевало Чеховым к концу его творчества.
Закончил Чехов повесть в светлом, оптимистическом тоне. «Матушка Россия», родина, народ стоят у Чехова на первом плане в финале повести. Встретившийся Липе пос­ле похорон ребенка деревенский мужик, старик Вавила го­ворит: «Твое горе с полгоря. Жизнь долгая, - будет еще и хорошего, и дурного, всего будет. Велика матушка Рос­сия! Я во всей России был и все в ней видел, и ты моему слову верь, милая. Будет и хорошее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35