Кружить над океаном ребята будут часа три-четыре, не меньше, она же сейчас чувствовала себя выбитой из колеи и не желала ничьей компании. Тем более компании Вэла-Однокрылого.
Взлетев, Марис сразу же направилась в открытое море. Утро выдалось почти безоблачным и безветренным. Ей было безразлично, куда лететь, и, попав в устойчивый воздушный поток, она отдалась его воле. Марис хотелось лишь парить, чувствуя свежее дыхание ветра, хотелось поскорее забыть в холодном поднебесье все былые передряги.
Рядом кружили чайки и козодои, над головой высматривали добычу стервятники, внизу — то там, то здесь проплывали рыбачьи шхуны. Дальше — только океан без конца и края да зелено-голубая вода в слепящих солнечных бликах. Через час Марис увидела духа ветра — диковинную птицу с тонкими полупрозрачными крыльями, шириной не уступающими главному парусу крупного торгового судна. Она наслышалась о них от летателей, но увидела духа сама впервые. Считалось, что духи парят только на недосягаемых высотах, где редко появляются люди, и крайне редко подлетают к островам. Этот же, едва шевеля гигантскими крыльями, летел низко, с севера на юг, и вскоре скрылся из виду.
Напряжение и гнев покинули Марис.
«Свободный полет — вот высшее блаженство», — подумалось ей. Все остальное — послания, которые она доставляла, честь летателя, легкая сытая жизнь, друзья и недруги, правила, законы и легенды — все вторично. Ни с чем не сравнимое чувство полета — вот единственная награда для летателя.
Похоже, С'Релла с ней солидарна. Достаточно увидеть ее после полета — щеки горят, глаза восторженно блестят, на губах — искренняя улыбка… А вот Вэл не такой, внезапно с грустью осознала Марис. Ему подобные чувства несвойственны. Даже выиграв крылья, он лишь возьмет реванш, но радости полета не ощутит. Спокойствия и счастья настоящего летателя ему никогда не познать. Такова самая горькая правда в жизни Вэла-Однокрылого.
Увидев, что солнце уже почти в зените, она развернулась по широкой дуге и не торопясь направилась к Скални.
После полудня Марис в одиночестве отдыхала в хижине, когда раздался громкий настойчивый стук в дверь. На пороге стоял невысокий худой незнакомец с впалыми щеками: длинные седые волосы зачесаны назад и завязаны узлом, одежда отделана темным мехом, как у Восточных. На пальцах красовались два кольца — железное и серебряное — убедительные символы богатства и власти.
— Меня зовут Арак, — представился незнакомец. — Последние тридцать лет я — летатель Южного Аррена.
Марис впустила его и, знаком указав на единственный в хижине стул, уселась на кровати напротив.
— Ты земляк Вэла?
Арак скорчил недовольную мину.
— К сожалению. Именно о нем я и пришел с тобой поговорить. Мы считаем, что…
— Кто это мы?
— Летатели.
Марис не понравилось самонадеянное высокомерие в голосе пришельца, и она вновь спросила:
— Какие именно летатели?
— Неважно, — ответил он. — Я разговариваю с тобой лишь потому, что ты, хоть и бескрылая от рождения, сердцем, по нашему мнению, — все же летатель. Уверен, ты бы не стала помогать Однокрылому, зная, что он собой представляет.
— Я его знаю, и он мне не нравится. И о смерти Айри я не забыла, но все же считаю, что свой шанс на крылья он имеет.
— Шансов у него было больше чем достаточно. — В голосе Арака теперь явственно звучала еще и злоба. — Знаешь, кем были его родители?
— Кем же?
— Порочными грязными невежами с Ломаррона! Да, да, с Ломаррона, а не с Южного Аррена! Ты была на Ломарроне? Знаешь, что это за остров?!
Вспомнив, что она прилетала туда года три назад с посланием, Марис кивнула. Ломаррон — крупный каменистый остров, обделенный плодородными землями, но зато богатый железом. Из-за этого богатства на острове то и дело вспыхивали войны. Большинство бескрылых там работало в шахтах, и поэтому Марис предположила:
— Его родители, наверно, были рудокопами.
Арак покачал головой.
— Как бы не так. Они были солдатами-наемниками, профессиональными убийцами. Отец метал ножи, мать — камни из пращи.
— Ну и что с того? Многие бескрылые служат наемниками.
Арака, казалось, эти слова обрадовали.
— На Ломарроне они служили многие годы, но незадолго до очередного перемирия его матери в бою отсекли руку, а папаша вскоре по пьянке прирезал приятеля — такого же, как он, наемника, — и семейка, украв рыбацкую лодку, спешно перебралась на Южный Аррен. Папаша вновь нанялся в солдаты, но, в очередной раз напившись, поведал приятелю, кто он и откуда. Когда слух достиг ушей Правителя, тот повесил папашу Вэла за убийство и воровство.
Марис подавленно молчала.
— Эта история так хорошо мне известна потому, что я из жалости взял несчастную вдову-калеку и ее малолетнего отпрыска в свой дом, — продолжал Арак. — Дал им еду, крышу над головой; мать сделал экономкой и поваром, Вэла же воспитывал как собственного сына. Я приучал его к дисциплине, но все мои усилия пошли прахом. Всему виной — дурная кровь этой семейки. Мать
— неповоротливая и ленивая — всегда ныла, притворялась больной, никогда не делала работу вовремя; Вэл и вовсе пошел в отца — хотел, как и тот, стать метателем ножей, мечтал убивать людей за деньги, и даже моего сына вовлек в свои гнусные игры с оружием. Хорошо еще, что я это вовремя заметил и пресек. Что мать, что сынок как были ворами, так ими и остались. Пока они жили у меня, я все железо держал под замками, но все равно что-нибудь постоянно пропадало. Однажды ночью я даже поймал его за тем, что он трогал мои крылья.
Арак ждал реакции Марис, но та молчала. Тогда он с шумом выдохнул и заговорил громче:
— Ему дали шанс стать летателем. И что же? Он вызвал на состязание несчастную Айри, отобрал у нее крылья — все равно что убил своими руками. У него нет ни совести, ни чести. Я пытался вбить их в него, но…
Вспомнив шрамы на спине Вэла, Марис резко поднялась.
— Ты бил его?
— А?.. — Арак взглянул на нее с удивлением. — Конечно. Розгой, пока он был маленьким, и кнутом, когда подрос. Точно так же я воспитывал и собственного сына.
— Да, бил ты его, как собственного, а в остальном? Вэл и его мать ели с тобой за одним столом?
Арак, дернув щекой, встал, но из-за малого роста даже стоя по-прежнему глядел на Марис снизу вверх.
— Конечно, нет. Они были моими слугами, а слуги, как известно, не едят вместе с господином.
— Значит, ты награждал его лишь кнутом да объедками?
— Я уже был богатым летателем, когда ты еще выискивала на берегу липучек к обеду. Так что не учи, как мне управлять своим домом!
Марис вплотную приблизилась к нему.
— Говоришь, что воспитывал Вэла, как родного сына? А что ты ответил, когда, увидев, что ты тренируешь сына, он спросил, можно ли и ему надеть крылья?
Арак презрительно фыркнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Взлетев, Марис сразу же направилась в открытое море. Утро выдалось почти безоблачным и безветренным. Ей было безразлично, куда лететь, и, попав в устойчивый воздушный поток, она отдалась его воле. Марис хотелось лишь парить, чувствуя свежее дыхание ветра, хотелось поскорее забыть в холодном поднебесье все былые передряги.
Рядом кружили чайки и козодои, над головой высматривали добычу стервятники, внизу — то там, то здесь проплывали рыбачьи шхуны. Дальше — только океан без конца и края да зелено-голубая вода в слепящих солнечных бликах. Через час Марис увидела духа ветра — диковинную птицу с тонкими полупрозрачными крыльями, шириной не уступающими главному парусу крупного торгового судна. Она наслышалась о них от летателей, но увидела духа сама впервые. Считалось, что духи парят только на недосягаемых высотах, где редко появляются люди, и крайне редко подлетают к островам. Этот же, едва шевеля гигантскими крыльями, летел низко, с севера на юг, и вскоре скрылся из виду.
Напряжение и гнев покинули Марис.
«Свободный полет — вот высшее блаженство», — подумалось ей. Все остальное — послания, которые она доставляла, честь летателя, легкая сытая жизнь, друзья и недруги, правила, законы и легенды — все вторично. Ни с чем не сравнимое чувство полета — вот единственная награда для летателя.
Похоже, С'Релла с ней солидарна. Достаточно увидеть ее после полета — щеки горят, глаза восторженно блестят, на губах — искренняя улыбка… А вот Вэл не такой, внезапно с грустью осознала Марис. Ему подобные чувства несвойственны. Даже выиграв крылья, он лишь возьмет реванш, но радости полета не ощутит. Спокойствия и счастья настоящего летателя ему никогда не познать. Такова самая горькая правда в жизни Вэла-Однокрылого.
Увидев, что солнце уже почти в зените, она развернулась по широкой дуге и не торопясь направилась к Скални.
После полудня Марис в одиночестве отдыхала в хижине, когда раздался громкий настойчивый стук в дверь. На пороге стоял невысокий худой незнакомец с впалыми щеками: длинные седые волосы зачесаны назад и завязаны узлом, одежда отделана темным мехом, как у Восточных. На пальцах красовались два кольца — железное и серебряное — убедительные символы богатства и власти.
— Меня зовут Арак, — представился незнакомец. — Последние тридцать лет я — летатель Южного Аррена.
Марис впустила его и, знаком указав на единственный в хижине стул, уселась на кровати напротив.
— Ты земляк Вэла?
Арак скорчил недовольную мину.
— К сожалению. Именно о нем я и пришел с тобой поговорить. Мы считаем, что…
— Кто это мы?
— Летатели.
Марис не понравилось самонадеянное высокомерие в голосе пришельца, и она вновь спросила:
— Какие именно летатели?
— Неважно, — ответил он. — Я разговариваю с тобой лишь потому, что ты, хоть и бескрылая от рождения, сердцем, по нашему мнению, — все же летатель. Уверен, ты бы не стала помогать Однокрылому, зная, что он собой представляет.
— Я его знаю, и он мне не нравится. И о смерти Айри я не забыла, но все же считаю, что свой шанс на крылья он имеет.
— Шансов у него было больше чем достаточно. — В голосе Арака теперь явственно звучала еще и злоба. — Знаешь, кем были его родители?
— Кем же?
— Порочными грязными невежами с Ломаррона! Да, да, с Ломаррона, а не с Южного Аррена! Ты была на Ломарроне? Знаешь, что это за остров?!
Вспомнив, что она прилетала туда года три назад с посланием, Марис кивнула. Ломаррон — крупный каменистый остров, обделенный плодородными землями, но зато богатый железом. Из-за этого богатства на острове то и дело вспыхивали войны. Большинство бескрылых там работало в шахтах, и поэтому Марис предположила:
— Его родители, наверно, были рудокопами.
Арак покачал головой.
— Как бы не так. Они были солдатами-наемниками, профессиональными убийцами. Отец метал ножи, мать — камни из пращи.
— Ну и что с того? Многие бескрылые служат наемниками.
Арака, казалось, эти слова обрадовали.
— На Ломарроне они служили многие годы, но незадолго до очередного перемирия его матери в бою отсекли руку, а папаша вскоре по пьянке прирезал приятеля — такого же, как он, наемника, — и семейка, украв рыбацкую лодку, спешно перебралась на Южный Аррен. Папаша вновь нанялся в солдаты, но, в очередной раз напившись, поведал приятелю, кто он и откуда. Когда слух достиг ушей Правителя, тот повесил папашу Вэла за убийство и воровство.
Марис подавленно молчала.
— Эта история так хорошо мне известна потому, что я из жалости взял несчастную вдову-калеку и ее малолетнего отпрыска в свой дом, — продолжал Арак. — Дал им еду, крышу над головой; мать сделал экономкой и поваром, Вэла же воспитывал как собственного сына. Я приучал его к дисциплине, но все мои усилия пошли прахом. Всему виной — дурная кровь этой семейки. Мать
— неповоротливая и ленивая — всегда ныла, притворялась больной, никогда не делала работу вовремя; Вэл и вовсе пошел в отца — хотел, как и тот, стать метателем ножей, мечтал убивать людей за деньги, и даже моего сына вовлек в свои гнусные игры с оружием. Хорошо еще, что я это вовремя заметил и пресек. Что мать, что сынок как были ворами, так ими и остались. Пока они жили у меня, я все железо держал под замками, но все равно что-нибудь постоянно пропадало. Однажды ночью я даже поймал его за тем, что он трогал мои крылья.
Арак ждал реакции Марис, но та молчала. Тогда он с шумом выдохнул и заговорил громче:
— Ему дали шанс стать летателем. И что же? Он вызвал на состязание несчастную Айри, отобрал у нее крылья — все равно что убил своими руками. У него нет ни совести, ни чести. Я пытался вбить их в него, но…
Вспомнив шрамы на спине Вэла, Марис резко поднялась.
— Ты бил его?
— А?.. — Арак взглянул на нее с удивлением. — Конечно. Розгой, пока он был маленьким, и кнутом, когда подрос. Точно так же я воспитывал и собственного сына.
— Да, бил ты его, как собственного, а в остальном? Вэл и его мать ели с тобой за одним столом?
Арак, дернув щекой, встал, но из-за малого роста даже стоя по-прежнему глядел на Марис снизу вверх.
— Конечно, нет. Они были моими слугами, а слуги, как известно, не едят вместе с господином.
— Значит, ты награждал его лишь кнутом да объедками?
— Я уже был богатым летателем, когда ты еще выискивала на берегу липучек к обеду. Так что не учи, как мне управлять своим домом!
Марис вплотную приблизилась к нему.
— Говоришь, что воспитывал Вэла, как родного сына? А что ты ответил, когда, увидев, что ты тренируешь сына, он спросил, можно ли и ему надеть крылья?
Арак презрительно фыркнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95