На лице Арилана было написано презрение.
— Подумать только, и о такой трусливой душонке еще поют песни!
Когда он вышел, Марис обернулась к Эвану. Все плыло у нее перед глазами.
Целитель, насупив брови, положил лук.
— Убило? — переспросил он горько. — Значит, все это время ты была мертва? Я-то думал, ты учишься жить заново, а ты считала мою постель могилой!
— Нет, Эван, нет! — воскликнула она, нуждаясь в утешении, а не в новых упреках.
— Но это твои слова! Значит, ты по-прежнему считаешь, что твоя жизнь оборвалась вместе с падением? — Его лицо исказилось от муки и гнева. — Я не стану любить труп!
— Ах, Эван… — У Марис подкосились ноги, и она села, чтобы не упасть.
— Я говорила не о том. Я просто хотела сказать, что умерла для летателей, и они для меня умерли. Просто этот этап моей жизни закончился.
— Все не так просто, — возразил Эван. — Если ты пытаешься убить какую-то часть себя, то рискуешь убить себя целиком. Как сказал твой брат… а, вернее, Баррион, что будет с песней, если изменить хоть одну ноту.
— Мне дороги наши отношения, Эван, поверь пожалуйста. Дело только в том, что Арилан… эта дурацкая затея Вэла с Советом опять вернули меня в прошлое. Напомнили обо всем, что я потеряла. И вновь проснулась боль.
— Просто ты пожалела себя, — тихо произнес Эван.
Марис охватило раздражение. Неужели он не может понять? Но способен ли бескрылый представить себе ее потерю?
— Да, — сказала она холодно. — Я пожалела себя. Или у меня нет на это права?
— Время для подобной жалости прошло, Марис. Ты должна примириться с тем, кто ты теперь.
— И примирюсь! Уже примирилась. Я учусь забывать, но все старания окажутся напрасными, если меня втянут в этот спор летателей. Я потеряю рассудок, ну, как ты не видишь?
— Я вижу женщину, отрекающуюся от всего, чем она была, — сказал Эван и хотел продолжить эту мысль, но тут оба оглянулись на легкий шорох за спиной и обнаружили, что в дверь испуганно заглядывает Бари.
Лицо Эвана сразу смягчилось. Он подошел и крепко обнял девочку.
— К нам тут приходили, — сказал он и поцеловал ее.
— Раз уж мы все на ногах, я приготовлю завтрак? — спросила Марис.
Бари заулыбалась и кивнула, но лицо Эвана осталось непроницаемым. Марис отвернулась и захлопотала у очага, твердо решив забыть все.
После этого случая они редко упоминали Тайю или Совет Летателей, но новости, хоть и непрошенные, доходили до них постоянно — глашатай на выгоне в Тосси, болтовня лавочников, рассказы пациентов Эвана. Снова и снова — война, летатели, воинственный запал Правителя.
Марис знала, что на Южном Аррене собираются летатели со всей Гавани Ветров. Бескрылые островка, конечно, запомнят эти дни, как жители Большого и Малого Эмберли навсегда запомнили предыдущий Совет. Наверняка улочки Югпорта и Арентона — пыльных городков, которые Марис хорошо знала, — обрели праздничный вид. Виноторговцы, булочники, колбасники и всякий разный люд приехали туда с десятков островов, переплывая коварные проливы на утлых суденышках, надеясь подзаработать. Гостиницы и харчевни забиты до отказа, и повсюду — летатели, толпы летателей, заполнивших оба городка. Марис словно видела их наяву: летатели с Большого Шотана в темно-красной форме, спокойные бледные артелиане с серебряными обручами на голове, жрецы Бога Неба с Южного Архипелага, летатели с Внешних Островов и с Углей, которых много лет никто не видел. Давние друзья обнимаются, проводят ночи в разговорах; бывшие любовники обмениваются неловкими улыбками и находят множество иных способов скоротать предрассветные часы. Певцы и рассказчики к прежним песням и легендам добавят новые, приличествующие случаю. Воздух зазвенит от болтовни, шуток, песен, заблагоухает ароматами горячей кивы и жареного мяса…
«Там соберутся все мои друзья», — думала Марис. Они грезились ей во сне: молодые и старые, однокрылые и прирожденные летатели, гордые и робкие, смутьяны и покладистые — все они соберутся там, и Южный Аррен заполнится сверканием их крыльев и звуками их голосов.
А главное, они будут летать!
Марис старалась не думать об этом, но мысли одолевали ее поневоле, а в снах она летала вместе с ними. Она ощущала, как ветер прикасается к ней мудрыми ласковыми пальцами, увлекая ее навстречу экстазу. А вокруг она видела другие крылья — сотни крыльев, блестящих на фоне синего неба, парящих, описывающих грациозные круги. Ее собственное крыло поймало луч солнца и вспыхнуло на мгновение белым пламенем — беззвучный крик радости. Она видела крылья на закате — кроваво-красные на фоне оранжево-лилового неба, обретающие тона морской синевы, а затем, когда закат угасал и светились только звезды, вновь серебристые. Марис вспоминала вкус дождя, рокот дальнего грома и панораму моря на рассвете, перед самым восходом солнца. Она до боли остро вспомнила чувство, с каким разбегалась и бросалась со скалы летателей, беззаветно доверяя крыльям, ветру и своему умению властвовать над воздухом.
Изредка по ночам она вздрагивала и кричала, и тогда Эван обнимал ее, успокаивая, но Марис не рассказывала ему своих снов. Он ведь не был летателем, никогда не видел Совета Летателей и не понял бы.
Время тянулось медленно. Больные каждый день приходили к Эвану, или он шел к ним. Они умирали или выздоравливали. Марис и Бари помогали ему чем могли, но Марис часто ловила себя на том, что мысли ее очень далеко. Как-то Эван послал ее в лес собирать перелив-траву, которая была ему необходима для приготовления тесиса, и Марис, бродя по прохладному влажному лесу, погрузилась в мысли о Совете. Его заседания уже должны были начаться, и она словно слышала речи выступающих — Вэла, Корма и прочих; взвешивала их доводы, приводила свои и прикидывала, чем это все обернется и кого изберут председателем. Когда она, наконец, вернулась в хижину, ее корзина была наполнена отвод-глазом, очень похожим на перелив-траву, но без целебных свойств.
Эван посмотрел на нее, громко вздохнул и укоризненно покачал головой.
— Марис, Марис, — пробормотал он, — ну что мне с тобой делать?
И повернулся к Бари:
— Девочка, сбегай, набери мне немножко перелив-травы, пока еще не стемнело. Твоя тетя плохо себя чувствует.
Марис не стала спорить.
Потом в один прекрасный день, после полуторамесячной отлучки, вернулся Колль с гитарой за спиной. Вернулся он не один — рядом с ним шла С'Релла, держа в руках крылья и спотыкаясь, точно в полусне. Лица у обоих были землистыми и осунувшимися.
Увидев их, Бари радостно закричала и бросилась обнимать отца. Марис окликнула С'Реллу:
— Как ты? Что было на Совете?
С'Релла, не сказав ни слова, заплакала.
Марис подошла и обняла подругу. Ту била дрожь, она пыталась заговорить, но захлебывалась рыданиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95