Но если ты найдешь тех, кто тебя избил, и убьешь хотя бы одного из них этим самым ножом, то ты не будешь больше Однокрылым. Летатели объявят тебя вне закона, отберут крылья, и ни один Правитель в Гавани Ветров, как бы он ни нуждался в летателе, не предоставит тебе убежища.
— Так ты предлагаешь мне забыть?.. — Вэл даже приподнялся на постели. — Забыть такое ?!
— Нет, я не предлагаю забывать и прощать обидчиков. Найди их и приведи к Правителю, или созови суд летателей. Пусть крыльев, дома и жизни лишатся твои враги, а не ты. Как ты находишь мое предложение?
Вэл криво усмехнулся, и Марис заметила, что после прошлой ночи у него во рту не хватает зубов.
— Мне оно почти нравится, — пробормотал он.
— Выбор за тобой. Полетишь ты куда-нибудь нескоро, так что времени на раздумья у тебя предостаточно. Я считаю, что ты неглуп и поступишь правильно. — Марис взглянула на С'Реллу. — Я возвращаюсь на Малый Эмберли. Если ты направляешься на Юг — нам с тобой по пути. Если захочешь, то сможешь погостить денек-другой в моем доме.
— Я бы с радостью, но Вэл… Что будет с ним?
— Летателям предоставляется неограниченный кредит, — напомнил тот. — Если я пообещаю Раггину достаточно железа, то он будет нянчиться со мной более нежно, чем мои собственные родители.
— Тогда, Марис, я согласна, — нетерпеливо воскликнула С'Релла. — А с тобой, Вэл, мы еще непременно увидимся. Ведь мир тесен, к тому же у нас обоих теперь есть крылья.
— Обязательно увидимся, — подтвердил тот. — Лети.
С'Релла, поцеловав его, подошла к Марис, и они направились к двери.
— Марис! — вдруг выкрикнул Вэл.
Она повернулась и увидела, как его левая рука с молниеносной скоростью метнулась из-за головы. Нож с длинным лезвием, просвистев в воздухе, ударился о дверной косяк менее чем в футе от нее. Повернув голову, Марис увидела, что нож был не железный, а обсидиановый, черный, с замысловатым орнаментом. От удара он треснул и рассыпался по полу.
Она, должно быть, выглядела чертовски напуганной, Вэл же беззаботно улыбался.
— Этот нож не принадлежал моему отцу, — сказал он. — Мой отец в жизни ничем не владел. Я украл его у Арака. — Марис удивленно смотрела на него.
— Если тебя не затруднит, Однокрылая, выброси его.
Улыбнувшись, Марис нагнулась и подобрала осколки ножа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПАДЕНИЕ
Старость пришла к ней в одночасье.
Когда Марис рассталась с правителем Тайоса, она была еще молодая. Из его башни на скалистой вершине она спускалась к морю по сырому мрачному туннелю в горе. Шла она быстро, крепко держа свечу, чувствуя на спине сложенные крылья. Ее шаги отдавались гулким эхом, вплетавшимся в размеренный стук капель. Каменный пол покрывали лужи, и влага впитывалась в сапоги. Но Марис торопилась отправиться в путь.
И только когда она вышла из туннеля под противоположным склоном горы, Марис увидела небо, мутно-фиолетовое, почти черное, цвета кровоподтека, вызывающего мучительную боль. Ветер был холодным и коварным. Марис ощутила готовую вот-вот разразиться ярость в хмурых тучах. Она стояла внизу у истертых ступеней, которые вели к обрыву над морем, и думала, не вернуться ли переночевать в странноприимном доме, а улететь на утренней заре.
Но мысль о возвращении вверх по бесконечному проходу остановила ее. К тому же Тайос наводил на нее уныние — темный негостеприимный край с грубым Правителем — грубость эта едва маскировалась официально любезным тоном, принятым в обращении с летателями.
Весть, которую он поручил ей доставить, угнетала ее. Злобные, алчные слова угрожали войной, и Марис не терпелось передать их по назначению, освободиться от этого бремени как можно скорее.
Погасив свечу, она начала подниматься по ступеням — легким и свободным шагом. Лицо ее было покрыто сетью морщин, в волосах поблескивала седина, но она сохранила грацию и энергию своих двадцати лет.
Ступени завершились широкой каменной платформой, и Марис развернула крылья. В них ударил ветер, они потянули ее, когда она еще только закрепляла последние сегменты. Фиолетовая мгла бури словно зачернила серебристый металл, а закат отбрасывал на ткань алые полосы, точно раны, из которых сейчас польется кровь. Марис заторопилась. Надо опередить бурю, использовать ее фронт, чтобы набрать скорость. Она закрепила ремни, в последний раз проверила крылья, и ее пальцы сомкнулись на привычных упорах. Два быстрых шага — и она бросилась с обрыва, как делала несчетное количество раз. Она отдалась объятиям своего давнего и верного возлюбленного — ветра — и полетела.
На горизонте блеснула молния — замерший на миг трезубец у восточного края неба, ветер сразу ослабел, размяк, и она начала падать. Сделав вираж, Марис нащупала более мощную струю воздуха. Тут стремительно, как удар хлыста, на нее обрушилась буря. Откуда-то с дикой силой налетел ветер, а когда она отчаянным усилием попыталась опереться на него, сменил направление. И еще раз. И еще. Дождь хлестал ей в лицо, молнии ослепляли, в ушах стоял несмолкаемый гром.
Буря швырнула ее назад, перевернула, словно игрушку; она оказалась лепестком, закрученным вихрем. Ее кидало из стороны в сторону, голова кружилась, в глазах темнело, и Марис поняла, что падает. Обернувшись через плечо, она увидела, что на нее мчится гора — отвесная, мокрая каменная стена. Она рванулась прочь, но сумела лишь повернуться в свирепых объятиях ветра. Левое крыло задело выступ, сложилось, и Марис с воплем опрокинулась набок. Она попыталась лететь на одном правом, зная, что это невозможно. В ее угасающем сознании мелькнула последняя ясная мысль: это конец.
Море подхватило ее, пожевало и выплюнуло. Ее нашли на следующий вечер, искалеченную, без сознания, но живую, на каменистом берегу в трех милях от скалы летателей Тайоса.
Много дней спустя Марис очнулась старухой.
В течение первой недели она оставалась в полубессознательном состоянии и потом почти ничего не помнила. Боль, если она шевелилась и если лежала неподвижно, смутное пробуждение и новое погружение в сон. Она почти все время спала, и сны казались ей такими же реальными, как постоянная боль. Она брела по бесконечным подземельям, пока страшная судорога не сводила ноги, но не находила лестницы, которая вывела бы ее к небу. Она падала в недвижном воздухе снова и снова — в безветренную погоду ее сила и умение не играли никакой роли. Она выступала перед сотнями Советов, но ее слова сливались в такое тихое бессвязное бормотание, что никто ничего не слышал. Ее сжигал нестерпимый жар — она была неподвижна. Кто-то забрал ее крылья, крепко связал руки и ноги. Марис тщилась привстать, заговорить. Ей надо было лететь куда-то с неотложной вестью, а она не могла шевельнуться, не могла произнести ни слова и не знала, мокры ее щеки от дождя или от слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Так ты предлагаешь мне забыть?.. — Вэл даже приподнялся на постели. — Забыть такое ?!
— Нет, я не предлагаю забывать и прощать обидчиков. Найди их и приведи к Правителю, или созови суд летателей. Пусть крыльев, дома и жизни лишатся твои враги, а не ты. Как ты находишь мое предложение?
Вэл криво усмехнулся, и Марис заметила, что после прошлой ночи у него во рту не хватает зубов.
— Мне оно почти нравится, — пробормотал он.
— Выбор за тобой. Полетишь ты куда-нибудь нескоро, так что времени на раздумья у тебя предостаточно. Я считаю, что ты неглуп и поступишь правильно. — Марис взглянула на С'Реллу. — Я возвращаюсь на Малый Эмберли. Если ты направляешься на Юг — нам с тобой по пути. Если захочешь, то сможешь погостить денек-другой в моем доме.
— Я бы с радостью, но Вэл… Что будет с ним?
— Летателям предоставляется неограниченный кредит, — напомнил тот. — Если я пообещаю Раггину достаточно железа, то он будет нянчиться со мной более нежно, чем мои собственные родители.
— Тогда, Марис, я согласна, — нетерпеливо воскликнула С'Релла. — А с тобой, Вэл, мы еще непременно увидимся. Ведь мир тесен, к тому же у нас обоих теперь есть крылья.
— Обязательно увидимся, — подтвердил тот. — Лети.
С'Релла, поцеловав его, подошла к Марис, и они направились к двери.
— Марис! — вдруг выкрикнул Вэл.
Она повернулась и увидела, как его левая рука с молниеносной скоростью метнулась из-за головы. Нож с длинным лезвием, просвистев в воздухе, ударился о дверной косяк менее чем в футе от нее. Повернув голову, Марис увидела, что нож был не железный, а обсидиановый, черный, с замысловатым орнаментом. От удара он треснул и рассыпался по полу.
Она, должно быть, выглядела чертовски напуганной, Вэл же беззаботно улыбался.
— Этот нож не принадлежал моему отцу, — сказал он. — Мой отец в жизни ничем не владел. Я украл его у Арака. — Марис удивленно смотрела на него.
— Если тебя не затруднит, Однокрылая, выброси его.
Улыбнувшись, Марис нагнулась и подобрала осколки ножа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПАДЕНИЕ
Старость пришла к ней в одночасье.
Когда Марис рассталась с правителем Тайоса, она была еще молодая. Из его башни на скалистой вершине она спускалась к морю по сырому мрачному туннелю в горе. Шла она быстро, крепко держа свечу, чувствуя на спине сложенные крылья. Ее шаги отдавались гулким эхом, вплетавшимся в размеренный стук капель. Каменный пол покрывали лужи, и влага впитывалась в сапоги. Но Марис торопилась отправиться в путь.
И только когда она вышла из туннеля под противоположным склоном горы, Марис увидела небо, мутно-фиолетовое, почти черное, цвета кровоподтека, вызывающего мучительную боль. Ветер был холодным и коварным. Марис ощутила готовую вот-вот разразиться ярость в хмурых тучах. Она стояла внизу у истертых ступеней, которые вели к обрыву над морем, и думала, не вернуться ли переночевать в странноприимном доме, а улететь на утренней заре.
Но мысль о возвращении вверх по бесконечному проходу остановила ее. К тому же Тайос наводил на нее уныние — темный негостеприимный край с грубым Правителем — грубость эта едва маскировалась официально любезным тоном, принятым в обращении с летателями.
Весть, которую он поручил ей доставить, угнетала ее. Злобные, алчные слова угрожали войной, и Марис не терпелось передать их по назначению, освободиться от этого бремени как можно скорее.
Погасив свечу, она начала подниматься по ступеням — легким и свободным шагом. Лицо ее было покрыто сетью морщин, в волосах поблескивала седина, но она сохранила грацию и энергию своих двадцати лет.
Ступени завершились широкой каменной платформой, и Марис развернула крылья. В них ударил ветер, они потянули ее, когда она еще только закрепляла последние сегменты. Фиолетовая мгла бури словно зачернила серебристый металл, а закат отбрасывал на ткань алые полосы, точно раны, из которых сейчас польется кровь. Марис заторопилась. Надо опередить бурю, использовать ее фронт, чтобы набрать скорость. Она закрепила ремни, в последний раз проверила крылья, и ее пальцы сомкнулись на привычных упорах. Два быстрых шага — и она бросилась с обрыва, как делала несчетное количество раз. Она отдалась объятиям своего давнего и верного возлюбленного — ветра — и полетела.
На горизонте блеснула молния — замерший на миг трезубец у восточного края неба, ветер сразу ослабел, размяк, и она начала падать. Сделав вираж, Марис нащупала более мощную струю воздуха. Тут стремительно, как удар хлыста, на нее обрушилась буря. Откуда-то с дикой силой налетел ветер, а когда она отчаянным усилием попыталась опереться на него, сменил направление. И еще раз. И еще. Дождь хлестал ей в лицо, молнии ослепляли, в ушах стоял несмолкаемый гром.
Буря швырнула ее назад, перевернула, словно игрушку; она оказалась лепестком, закрученным вихрем. Ее кидало из стороны в сторону, голова кружилась, в глазах темнело, и Марис поняла, что падает. Обернувшись через плечо, она увидела, что на нее мчится гора — отвесная, мокрая каменная стена. Она рванулась прочь, но сумела лишь повернуться в свирепых объятиях ветра. Левое крыло задело выступ, сложилось, и Марис с воплем опрокинулась набок. Она попыталась лететь на одном правом, зная, что это невозможно. В ее угасающем сознании мелькнула последняя ясная мысль: это конец.
Море подхватило ее, пожевало и выплюнуло. Ее нашли на следующий вечер, искалеченную, без сознания, но живую, на каменистом берегу в трех милях от скалы летателей Тайоса.
Много дней спустя Марис очнулась старухой.
В течение первой недели она оставалась в полубессознательном состоянии и потом почти ничего не помнила. Боль, если она шевелилась и если лежала неподвижно, смутное пробуждение и новое погружение в сон. Она почти все время спала, и сны казались ей такими же реальными, как постоянная боль. Она брела по бесконечным подземельям, пока страшная судорога не сводила ноги, но не находила лестницы, которая вывела бы ее к небу. Она падала в недвижном воздухе снова и снова — в безветренную погоду ее сила и умение не играли никакой роли. Она выступала перед сотнями Советов, но ее слова сливались в такое тихое бессвязное бормотание, что никто ничего не слышал. Ее сжигал нестерпимый жар — она была неподвижна. Кто-то забрал ее крылья, крепко связал руки и ноги. Марис тщилась привстать, заговорить. Ей надо было лететь куда-то с неотложной вестью, а она не могла шевельнуться, не могла произнести ни слова и не знала, мокры ее щеки от дождя или от слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95