И Гошку бы сберечь. И конечно, Алину. Бог даст, у Гошки все наладится. Давление после осенней драки мало-помалу приходит в норму. Шестеро на одного. Это уже не драка. Да и Гошка никого из них не знал. Выдержит ли он тетерь нагрузку во время экзаменов в институт? Вот смеется сейчас, а голова у самого небось болит. Впрочем, на недавней комиссии его признали вполне годным для строевой службы.
Но как же поговорить с Алиной?
Я открыл ящик стола и, не веря себе, обнаружил, что газетного свертка с клочками разорванных писем там нет и вроде как не было совсем. А может, и правда не было? Не было этого нелепого сна, не было ничего...
И весь день до глубокой ночи, пока не затихла жизнь, какая бы она ни была, я долго сидел за столом, перебирая в уме то, что тревожило, дергало, злило меня и радовало.
И все были мной прощены в конце концов, все - кроме самого себя.
В музыке пауза явилась, смена декораций.
И Гей словно очнулся.
Сколько же времени продолжалось это воссоздание?
Всего несколько минут.
Время исполнения одной части рок-оперы.
Наивная Алина!
Она, увы, не учла, что в ядерной войне дотла сгорит вся бумага, в том числе и та, которая была предварительно разорвана архивариусом - в тщетной, завуалированной надежде сохранить для истории нечто документально важное, в данный момент подлежащее полному, то есть бесследному, а главное, незаметному уничтожению в связи с некими чрезвычайными ситуациями, не всегда, разумеется, понятными.
Сгорит вся бумага, какая ни на есть на белом свете!
Включая, конечно, приказы начать ядерную войну.
Сгорит все.
Начиная от букварей и кончая Шекспиром, Пушкиным, Евтушенко и Юлианом Семеновым, а также прочими книгами, которые получают по талонам за макулатуру.
Сгорит все, за исключением, как полагал Гей, Красной Папки.
Гей пытался представить себе, что останется на земле после третьей мировой воины.
Только пепел...
Пепел, пепел, пепел...
Горячий или, может быть, уже остывший.
Пепел, пепел на всем белом свете...
Уж лучше бы ветер на всем белом свете!
И Гей с ужасом пытался представить себе, что останется в душах иных людей.
Только пепел...
Пепел, пепел, пепел...
Скорее всего, остывший.
Пепел, пепел почти на всем белом свете...
И он снова услышал музыку.
Но теперь она как бы разрушала что-то, крушила своими синкопами.
Хотя нельзя было сказать, что и первая часть ее что-то строила.
Он будто падал сейчас, падал куда-то...
Падал всю жизнь.
И когда он за что-то цеплялся, на мгновение задерживая свое падение, то ему казалось, что он поднимается и стоит на ногах, и жизнь в этот момент была прекрасна, какая бы она ни была!
- Папа, ты хорошо сегодня выглядишь... - слышал он и стоял на ногах уже так крепко, что ему казалось, он и не падал никогда, не швыряло его в разные стороны.
И вдруг он совсем другой голос услышал:
- О, да он тут совсем окоченел!
Это был очень русский голос, не слависта, нет, более того - нотки этого очень русского голоса выдавали нечто вроде приятельства, может быть даже давнего, которое связывало окоченевшего, то есть Гея, и окоченевателя, то есть человека с очень русским голосом, как бы проверявшего теперь, сколь сильно подействовали его флюиды на окоченевшего.
И такая жуткая была музыка!..
Гея передернуло, флюиды глубин сердца достигли, и он испуганно вскинул голову.
Перед ним стоял Феникс. Но только без галифе. Гею даже показалось, что Феникс перед ним стоял почти нагишом. Новоявленный Адам. И до того непривычно было видеть крабообразного соседа в трусах и майке, сквозь которую проступала душа, что Гей растерялся. Но он все же успел отметить, что душа у Феникса была как нечто инородное, вроде железного сердца того американца, которому после пересадки, уже почти мертвому, удалось прожить еще несколько месяцев. И музыка, которая теперь исходила как бы из Феникса, была словно реквием по его железной душе.
- Недолговечен!.. - со вздохом облегчения сказал себе Гей, глядя на железную душу Феникса.
Значит, скоро в доме будут перемены.
Один сосед уедет, другой сосед приедет.
- Какую он тут музычку слушает!.. - донесся до Гея еще один голос, который тоже принадлежал не просто соотечественнику, а как бы другу бывшему, который, естественно, тоже посылал свои флюиды.
Это был Шурик из Дедова. И тоже в галифе. С алым кантом.
Шурик ноги расставил широко и руку вперед вытянул.
- Двое тут мы,
Я
и Гей.
Фотографией
на серой скале!..
провыл он.
И лишь когда все засмеялись, Гей понял, что компания собралась большая.
Правда, смеялись все одинаково - и немцы, и евреи, и русские, и кто тут еще был.
Смеялись над Геем.
Что и говорить - смешно!
Человек сидел на камне и стал точно камень.
Гей поманил рукой Мээна, не удивившись тому, что и он тоже здесь.
- Мотя, друг, - сказал он глухим голосом, будто из камня идущим, - откуда эти тут взялись? - И он указал взглядом на Феникса и Шурика.
- Так ведь мероприятие же. Вопрос прорабатываем, Насчет масок. Чтобы, значит, их ликвидировать сначала в масштабе если уж не всего человечества, то в отдельно взятых странах. Чтобы, значит, проявить духовное начало, от которого все и зависит, в том числе и вечный мир внутри вида, особи то есть, и мир всеобщий, на планете Земля.
Ай да демон! Как складно поведал он про боль душевную Гея!
Феникс и Шурик подошли к Гею близко-близко и одновременно, с двух сторон к нему наклонясь, поцеловали его в щеки.
- Вы что?! - Гей ошалело вскочил с камня.
Он знал, конечно, что нынче модно, стало обмениваться поцелуями. Нет-нет, для этого вовсе не обязательно, чтобы встреча была долгожданной. Может, в последний раз виделись не позже чем вчера. Какая разница! Все равно с этим человеком вы не дружите, более того, не разделяете его убеждений, да мало ли что еще не разделяете, это не имеет никакого значения, вы просто тешите сами себя, что ваша неискренность, смахивающая на коварство, сойдет за чистую монету, что никто не раскусит этот ваш маневр, и вам вроде как обеспечены фланги, и самое замечательное, конечно, состоит в том, что и ваш партнер по этому фарсу, или как там его назвать, думает в это время точно так же, как и вы.
Гей знал про все это, но он и представить себе не мог, что Шурик с Фениксом будут соблюдать этот дешевый ритуал здесь, да еще и при иностранцах.
Гей огляделся.
Всюду были маски...
Да, но с чего он взял, что это были иностранцы?
Это были элементарные маски.
Даже без определенного гражданства.
Точнее, интернациональные маски.
Бедный социолог Адам! Он бы вконец растерялся при виде такого количества двойников.
Хотя как социолог он знал наверняка, что весь мир состоит из людей, которые внешне мало чем отличаются один от другого.
HOMO SAPIENS.
ЧЕЛОВЕК ОБЫКНОВЕННЫЙ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Но как же поговорить с Алиной?
Я открыл ящик стола и, не веря себе, обнаружил, что газетного свертка с клочками разорванных писем там нет и вроде как не было совсем. А может, и правда не было? Не было этого нелепого сна, не было ничего...
И весь день до глубокой ночи, пока не затихла жизнь, какая бы она ни была, я долго сидел за столом, перебирая в уме то, что тревожило, дергало, злило меня и радовало.
И все были мной прощены в конце концов, все - кроме самого себя.
В музыке пауза явилась, смена декораций.
И Гей словно очнулся.
Сколько же времени продолжалось это воссоздание?
Всего несколько минут.
Время исполнения одной части рок-оперы.
Наивная Алина!
Она, увы, не учла, что в ядерной войне дотла сгорит вся бумага, в том числе и та, которая была предварительно разорвана архивариусом - в тщетной, завуалированной надежде сохранить для истории нечто документально важное, в данный момент подлежащее полному, то есть бесследному, а главное, незаметному уничтожению в связи с некими чрезвычайными ситуациями, не всегда, разумеется, понятными.
Сгорит вся бумага, какая ни на есть на белом свете!
Включая, конечно, приказы начать ядерную войну.
Сгорит все.
Начиная от букварей и кончая Шекспиром, Пушкиным, Евтушенко и Юлианом Семеновым, а также прочими книгами, которые получают по талонам за макулатуру.
Сгорит все, за исключением, как полагал Гей, Красной Папки.
Гей пытался представить себе, что останется на земле после третьей мировой воины.
Только пепел...
Пепел, пепел, пепел...
Горячий или, может быть, уже остывший.
Пепел, пепел на всем белом свете...
Уж лучше бы ветер на всем белом свете!
И Гей с ужасом пытался представить себе, что останется в душах иных людей.
Только пепел...
Пепел, пепел, пепел...
Скорее всего, остывший.
Пепел, пепел почти на всем белом свете...
И он снова услышал музыку.
Но теперь она как бы разрушала что-то, крушила своими синкопами.
Хотя нельзя было сказать, что и первая часть ее что-то строила.
Он будто падал сейчас, падал куда-то...
Падал всю жизнь.
И когда он за что-то цеплялся, на мгновение задерживая свое падение, то ему казалось, что он поднимается и стоит на ногах, и жизнь в этот момент была прекрасна, какая бы она ни была!
- Папа, ты хорошо сегодня выглядишь... - слышал он и стоял на ногах уже так крепко, что ему казалось, он и не падал никогда, не швыряло его в разные стороны.
И вдруг он совсем другой голос услышал:
- О, да он тут совсем окоченел!
Это был очень русский голос, не слависта, нет, более того - нотки этого очень русского голоса выдавали нечто вроде приятельства, может быть даже давнего, которое связывало окоченевшего, то есть Гея, и окоченевателя, то есть человека с очень русским голосом, как бы проверявшего теперь, сколь сильно подействовали его флюиды на окоченевшего.
И такая жуткая была музыка!..
Гея передернуло, флюиды глубин сердца достигли, и он испуганно вскинул голову.
Перед ним стоял Феникс. Но только без галифе. Гею даже показалось, что Феникс перед ним стоял почти нагишом. Новоявленный Адам. И до того непривычно было видеть крабообразного соседа в трусах и майке, сквозь которую проступала душа, что Гей растерялся. Но он все же успел отметить, что душа у Феникса была как нечто инородное, вроде железного сердца того американца, которому после пересадки, уже почти мертвому, удалось прожить еще несколько месяцев. И музыка, которая теперь исходила как бы из Феникса, была словно реквием по его железной душе.
- Недолговечен!.. - со вздохом облегчения сказал себе Гей, глядя на железную душу Феникса.
Значит, скоро в доме будут перемены.
Один сосед уедет, другой сосед приедет.
- Какую он тут музычку слушает!.. - донесся до Гея еще один голос, который тоже принадлежал не просто соотечественнику, а как бы другу бывшему, который, естественно, тоже посылал свои флюиды.
Это был Шурик из Дедова. И тоже в галифе. С алым кантом.
Шурик ноги расставил широко и руку вперед вытянул.
- Двое тут мы,
Я
и Гей.
Фотографией
на серой скале!..
провыл он.
И лишь когда все засмеялись, Гей понял, что компания собралась большая.
Правда, смеялись все одинаково - и немцы, и евреи, и русские, и кто тут еще был.
Смеялись над Геем.
Что и говорить - смешно!
Человек сидел на камне и стал точно камень.
Гей поманил рукой Мээна, не удивившись тому, что и он тоже здесь.
- Мотя, друг, - сказал он глухим голосом, будто из камня идущим, - откуда эти тут взялись? - И он указал взглядом на Феникса и Шурика.
- Так ведь мероприятие же. Вопрос прорабатываем, Насчет масок. Чтобы, значит, их ликвидировать сначала в масштабе если уж не всего человечества, то в отдельно взятых странах. Чтобы, значит, проявить духовное начало, от которого все и зависит, в том числе и вечный мир внутри вида, особи то есть, и мир всеобщий, на планете Земля.
Ай да демон! Как складно поведал он про боль душевную Гея!
Феникс и Шурик подошли к Гею близко-близко и одновременно, с двух сторон к нему наклонясь, поцеловали его в щеки.
- Вы что?! - Гей ошалело вскочил с камня.
Он знал, конечно, что нынче модно, стало обмениваться поцелуями. Нет-нет, для этого вовсе не обязательно, чтобы встреча была долгожданной. Может, в последний раз виделись не позже чем вчера. Какая разница! Все равно с этим человеком вы не дружите, более того, не разделяете его убеждений, да мало ли что еще не разделяете, это не имеет никакого значения, вы просто тешите сами себя, что ваша неискренность, смахивающая на коварство, сойдет за чистую монету, что никто не раскусит этот ваш маневр, и вам вроде как обеспечены фланги, и самое замечательное, конечно, состоит в том, что и ваш партнер по этому фарсу, или как там его назвать, думает в это время точно так же, как и вы.
Гей знал про все это, но он и представить себе не мог, что Шурик с Фениксом будут соблюдать этот дешевый ритуал здесь, да еще и при иностранцах.
Гей огляделся.
Всюду были маски...
Да, но с чего он взял, что это были иностранцы?
Это были элементарные маски.
Даже без определенного гражданства.
Точнее, интернациональные маски.
Бедный социолог Адам! Он бы вконец растерялся при виде такого количества двойников.
Хотя как социолог он знал наверняка, что весь мир состоит из людей, которые внешне мало чем отличаются один от другого.
HOMO SAPIENS.
ЧЕЛОВЕК ОБЫКНОВЕННЫЙ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115