..
И вскоре он понял, что чем чаще его куда-то избирали, тем он реже садился за свои социологические опусы.
О душе стал подумывать.
В том смысле, во что она со временем превращается, в какого цвета атомы и молекулы.
И как раз тут одна чертова Ева сказала его Еве, что Адам не только не любит ее, но и не любил никогда!
Адам сжег бы ее на костре, эту чертову Еву.
Но она и без того испугалась.
Превратилась в атомы и молекулы.
Разного цвета.
Аминь!
Однако семейный архив Адама и его Евы был уничтожен.
Чтобы у Адама не возникала на бумажную пыль проклятая аллергия...
Как бы там ни было, семья Адама продолжала существовать как ячейка общества.
Адама вдруг в состав зарубежной делегации включили.
Событие!
Кстати, поездка была в Советский Союз.
Где Адам и познакомился с Геем.
Совпадения были поразительные.
Они весь вечер просидели в Домжуре, где директором ресторана был тогда чародей кухни Эдик Петросян, которого впоследствии переманили в ЦДЛ.
Ах, какие там подавались жюльены!
Гей и Адам были в восторге.
Тем более что стол был оплачен Клубом социологов по случаю международного симпозиума.
И Гей опечалился, когда Адам рассказал ему про отца.
И Адам опечалился, когда Гей поведал ему про своего отца.
И про себя тоже.
В пределах протокола, разумеется.
Но особенно удивительным было вот какое совпадение.
В один и тот же год и даже месяц они посетили Германию.
Правда, Гей был в ГДР, Адаму же удалось посетить ФРГ и Западный Берлин.
Может, в один и тот же час они глазели на рейхстаг.
Правда, между ними была стена.
Но эта стена была как бы разрушена в Домжуре.
- Twist to propose a toast to pease and friendship! - еще раз с большим чувством сказал Адам, поднимая фужер с безалкогольным напитком, по моде времени.
И Гей поддержал его вполне искренне, поднимая фужер с таким же напитком.
Он даже чуть не всплакнул; правда, уже дома, когда еще раз вспомнил, как он ездил в ГДР.
Ведь в Германии воевал его отец...
Поездка произвела на Гея сильное впечатление.
Может быть, даже неизгладимое.
Гей всему тогда удивлялся.
Тому, например, что в Германии есть воробьи, а также березки.
Оно и понятно - первая загранпоездка!
И хотя он до того одурел, что все позабыл, чему учили его в школе, всякую там географию и ботанику, он вынес из этой поездки четкую ясную мысль: пора, пожалуй, от увлечения поверхностной, чуть ли не конъюнктурной социологией перейти к глубокому всестороннему изучению наследия Ленина, чтобы не только ориентироваться в сложной, противоречивой жизни, которая становится день ото дня все сложнее и противоречивее, но и найти ответы на какие-то чрезвычайно важные, основополагающие, как думал Гей, вопросы, не только свою личную жизнь имея в виду но и жизнь всеобщую.
Надо заметить, что в ту пору он еще не сформулировал эти вопросы, которые вчера вечером зазвучали как бы даже риторически.
А может, все началось гораздо раньше, а теперь уже и заканчивается?
6 августа 1980 года
Тридцать пять лет со дня атомной бомбежки Хиросимы.
Как бы в ознаменование этого события президент США господин Рональд Рейган отдает приказ о производстве нейтронного оружия.
Очередная новинка сезона.
Нейтронное оружие - чистое оружие. Нейтронное оружие, говорит президент, наносит лишь побочный ущерб. Под этим термином господин президент имеет в виду погибшее гражданское население. Детей, женщин, стариков... Но зато не будет ни разрушений, ни пепла, говорит господин президент, ничего такого, что шокировало цивилизованного человека в разбомбленной Хиросиме. Нейтронное оружие, говорит президент, оставляет невредимыми материальные ценности.
Какая прелесть, не правда ли?
Господин президент, вы это серьезно?
Да, всерьез, говорит президент, и объявляет солдат человеческими ценностями. Солдаты нужны господину президенту для подвигов. Для утверждения своей системы во всем мире. То есть для гегемонистских целей. Именно так это называется. Но поскольку имеется оружие еще и нечистое, разные там ядерные бомбы, бинарные заряды, лазерные лучи, ну и так далее, то человеческие ценности тоже не уцелеют.
Ни одного живого человека на всей Земле!..
К этому времени мать Адама уже умерла. Адам узнал об этом случайно. Она умерла в пятьдесят с небольшим от роду. Адам точно не знал, когда она умерла. Как. Отчего. Где похоронена... Род занятий, образ жизни и, соответственно, уровень - именно так это называется на языке социологов - был тоже не установлен... Ему было шесть лет, когда мать оставила его. То есть бросила. Ну да вы знаете, как это бывает. Отец в то время был на войне, он чудом уцелел во время атаки японцев на Пирл-Харбор.
Стало быть, он потерял и отца и мать.
И от них не осталось никаких материальных ценностей.
Разве что несколько семейных фотографий.
От которых у Адама возникала сердечная боль.
Не было и у Гея к этому времени отца и матери.
Последние годы своей жизни отец Гея провел на Усть-Илиме. Он стал строителем, да не простым, а сибирским, чтобы приобщиться к замечательным свершениям сибиряков. Он работал электросварщиком на Усть-Илимской ГЭС. Зарабатывал пенсию. Образ жизни и уровень жизни отца был, наверно, иным, нежели у матери, которую Гей видел в последний раз еще в детстве. Во всяком случае, Гей знал достоверно, что из времянки - район Самостроя - отец переехал в двухкомнатную квартиру со всеми удобствами в новом крупнопанельном доме на улице Романтиков.
Очень хорошее название улицы.
А когда-то, в Лунинске, отец и мачеха, перед тем как въехать в барак на Новой Гавани, сняли угол в домишке на улице Победы.
Очень хорошее название улицы.
Только угол был плохой.
И Гей однажды сказал об этом Бээну.
То есть не про угол, а про улицу.
В тот раз Гей сдуру потащился за Бээном. На кой черт ему далась эта теплотрасса! Захотелось, наверно, посмотреть, как Бээн руководит не в кабинете, а на объекте, именно так это называется. И вдруг теплотрасса свернула в какую-то улицу и пошла по ее середине. Отвалы из траншеи почти скрывали из виду шлакоблочные домишки, которые выросли тут, словно поганки после дождя, на пустыре, где были горы отвалов шлака лунинской ТЭЦ.
- Да это же улица, на которой мы снимали угол! - воскликнул Гей.
- Какой угол? - не понял Бээн.
- В котором живут.
- А когда это было?
- Вскоре после войны. Перед тем как отец получил комнату в бараке на Новой Гавани.
- Твой отец?.. - Бээн даже приостановился. - Он кто был?
- Он был офицером. И прошел всю войну.
- А ты помнишь, где именно он воевал?
- Я помню. Волоколамское шоссе. Сталинград. Кенигсберг.
В лице Бээна что-то дрогнуло.
- Ему повезло... - хрипло сказал Бээн.
У Гея было такое впечатление, что Бээн вдруг вспомнил худого, в чем душа держалась, демобилизованного офицера в поношенной, но чистой форме без погон, который сказал ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
И вскоре он понял, что чем чаще его куда-то избирали, тем он реже садился за свои социологические опусы.
О душе стал подумывать.
В том смысле, во что она со временем превращается, в какого цвета атомы и молекулы.
И как раз тут одна чертова Ева сказала его Еве, что Адам не только не любит ее, но и не любил никогда!
Адам сжег бы ее на костре, эту чертову Еву.
Но она и без того испугалась.
Превратилась в атомы и молекулы.
Разного цвета.
Аминь!
Однако семейный архив Адама и его Евы был уничтожен.
Чтобы у Адама не возникала на бумажную пыль проклятая аллергия...
Как бы там ни было, семья Адама продолжала существовать как ячейка общества.
Адама вдруг в состав зарубежной делегации включили.
Событие!
Кстати, поездка была в Советский Союз.
Где Адам и познакомился с Геем.
Совпадения были поразительные.
Они весь вечер просидели в Домжуре, где директором ресторана был тогда чародей кухни Эдик Петросян, которого впоследствии переманили в ЦДЛ.
Ах, какие там подавались жюльены!
Гей и Адам были в восторге.
Тем более что стол был оплачен Клубом социологов по случаю международного симпозиума.
И Гей опечалился, когда Адам рассказал ему про отца.
И Адам опечалился, когда Гей поведал ему про своего отца.
И про себя тоже.
В пределах протокола, разумеется.
Но особенно удивительным было вот какое совпадение.
В один и тот же год и даже месяц они посетили Германию.
Правда, Гей был в ГДР, Адаму же удалось посетить ФРГ и Западный Берлин.
Может, в один и тот же час они глазели на рейхстаг.
Правда, между ними была стена.
Но эта стена была как бы разрушена в Домжуре.
- Twist to propose a toast to pease and friendship! - еще раз с большим чувством сказал Адам, поднимая фужер с безалкогольным напитком, по моде времени.
И Гей поддержал его вполне искренне, поднимая фужер с таким же напитком.
Он даже чуть не всплакнул; правда, уже дома, когда еще раз вспомнил, как он ездил в ГДР.
Ведь в Германии воевал его отец...
Поездка произвела на Гея сильное впечатление.
Может быть, даже неизгладимое.
Гей всему тогда удивлялся.
Тому, например, что в Германии есть воробьи, а также березки.
Оно и понятно - первая загранпоездка!
И хотя он до того одурел, что все позабыл, чему учили его в школе, всякую там географию и ботанику, он вынес из этой поездки четкую ясную мысль: пора, пожалуй, от увлечения поверхностной, чуть ли не конъюнктурной социологией перейти к глубокому всестороннему изучению наследия Ленина, чтобы не только ориентироваться в сложной, противоречивой жизни, которая становится день ото дня все сложнее и противоречивее, но и найти ответы на какие-то чрезвычайно важные, основополагающие, как думал Гей, вопросы, не только свою личную жизнь имея в виду но и жизнь всеобщую.
Надо заметить, что в ту пору он еще не сформулировал эти вопросы, которые вчера вечером зазвучали как бы даже риторически.
А может, все началось гораздо раньше, а теперь уже и заканчивается?
6 августа 1980 года
Тридцать пять лет со дня атомной бомбежки Хиросимы.
Как бы в ознаменование этого события президент США господин Рональд Рейган отдает приказ о производстве нейтронного оружия.
Очередная новинка сезона.
Нейтронное оружие - чистое оружие. Нейтронное оружие, говорит президент, наносит лишь побочный ущерб. Под этим термином господин президент имеет в виду погибшее гражданское население. Детей, женщин, стариков... Но зато не будет ни разрушений, ни пепла, говорит господин президент, ничего такого, что шокировало цивилизованного человека в разбомбленной Хиросиме. Нейтронное оружие, говорит президент, оставляет невредимыми материальные ценности.
Какая прелесть, не правда ли?
Господин президент, вы это серьезно?
Да, всерьез, говорит президент, и объявляет солдат человеческими ценностями. Солдаты нужны господину президенту для подвигов. Для утверждения своей системы во всем мире. То есть для гегемонистских целей. Именно так это называется. Но поскольку имеется оружие еще и нечистое, разные там ядерные бомбы, бинарные заряды, лазерные лучи, ну и так далее, то человеческие ценности тоже не уцелеют.
Ни одного живого человека на всей Земле!..
К этому времени мать Адама уже умерла. Адам узнал об этом случайно. Она умерла в пятьдесят с небольшим от роду. Адам точно не знал, когда она умерла. Как. Отчего. Где похоронена... Род занятий, образ жизни и, соответственно, уровень - именно так это называется на языке социологов - был тоже не установлен... Ему было шесть лет, когда мать оставила его. То есть бросила. Ну да вы знаете, как это бывает. Отец в то время был на войне, он чудом уцелел во время атаки японцев на Пирл-Харбор.
Стало быть, он потерял и отца и мать.
И от них не осталось никаких материальных ценностей.
Разве что несколько семейных фотографий.
От которых у Адама возникала сердечная боль.
Не было и у Гея к этому времени отца и матери.
Последние годы своей жизни отец Гея провел на Усть-Илиме. Он стал строителем, да не простым, а сибирским, чтобы приобщиться к замечательным свершениям сибиряков. Он работал электросварщиком на Усть-Илимской ГЭС. Зарабатывал пенсию. Образ жизни и уровень жизни отца был, наверно, иным, нежели у матери, которую Гей видел в последний раз еще в детстве. Во всяком случае, Гей знал достоверно, что из времянки - район Самостроя - отец переехал в двухкомнатную квартиру со всеми удобствами в новом крупнопанельном доме на улице Романтиков.
Очень хорошее название улицы.
А когда-то, в Лунинске, отец и мачеха, перед тем как въехать в барак на Новой Гавани, сняли угол в домишке на улице Победы.
Очень хорошее название улицы.
Только угол был плохой.
И Гей однажды сказал об этом Бээну.
То есть не про угол, а про улицу.
В тот раз Гей сдуру потащился за Бээном. На кой черт ему далась эта теплотрасса! Захотелось, наверно, посмотреть, как Бээн руководит не в кабинете, а на объекте, именно так это называется. И вдруг теплотрасса свернула в какую-то улицу и пошла по ее середине. Отвалы из траншеи почти скрывали из виду шлакоблочные домишки, которые выросли тут, словно поганки после дождя, на пустыре, где были горы отвалов шлака лунинской ТЭЦ.
- Да это же улица, на которой мы снимали угол! - воскликнул Гей.
- Какой угол? - не понял Бээн.
- В котором живут.
- А когда это было?
- Вскоре после войны. Перед тем как отец получил комнату в бараке на Новой Гавани.
- Твой отец?.. - Бээн даже приостановился. - Он кто был?
- Он был офицером. И прошел всю войну.
- А ты помнишь, где именно он воевал?
- Я помню. Волоколамское шоссе. Сталинград. Кенигсберг.
В лице Бээна что-то дрогнуло.
- Ему повезло... - хрипло сказал Бээн.
У Гея было такое впечатление, что Бээн вдруг вспомнил худого, в чем душа держалась, демобилизованного офицера в поношенной, но чистой форме без погон, который сказал ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115