Я должен подкупить капитана и разных стражников по дороге. Может быть, мы должны будем покинуть Виа Аппиа, на мулах мы будем двигаться вперед быстрее.
– А почему мы не возьмем экипаж?
– И обратим на себя внимание? Только богатые люди ездят в быстрых экипажах. На некоторое время ты должна будешь довольствоваться ролью скромной жены ремесленника. Или же ты не можешь этого?
– Нет-нет, могу, – поторопилась заверить его Ромелия, – это, в самом деле, очень волнующе.
– Еще бы, такое приключение бывает не у каждой женщины, можешь мне поверить. Путешествовать на носилках или в экипаже не искусство. Каждый прохожий может сказать, когда ты проезжала мимо. Семья ремесленника на мулах, наоборот, не бросается в глаза, потому что сотни подобных путешествуют днем по Виа Аппиа.
– Ты не только красив и мужественен, ты еще и умен, – признала Ромелия.
Клаудиус самоуверенно улыбнулся.
– Конечно. Или ты думаешь, я умею только бороться, я уже давно придумал план, чтобы в случае нужды немедленно воспользоваться им. Для подобного похищения требуются не только мускулы, но и голова.
Ромелия медленно поднялась, не отрывая от него своего томного взгляда.
– Я поражена, – пробормотала она. – Однако скажи мне, почему я должна спрятать узелок до этого.
– Почему? – Клаудиус с высокомерной миной посмотрел на нее. – Разве мы должны терять состояние прямо в начале нашего побега? Ты лишь слабая женщина, и этот постоялый двор не пользуется хорошей репутацией, несколько часов рядом с тобой не будет мужчины, который может защитить тебя и твое состояние. На рассвете я заберу тебя. Теперь я проголодался, я должен подкрепиться для этой трудной дороги, я надеюсь, твоя кухня может кое-что предложить.
– Само собой разумеется.
Ромелия со всех ног бросилась из комнаты, чтобы отдать необходимые указания. Она поручила Друзилле позаботиться о Клаудиусе и исчезла в своих покоях, чтобы подготовиться к путешествию, как ей поручил ее избранник.
Амфитеатр в Помпеях был маленьким. Уже несколько лет граждане требовали строительства более обширной арены, которая соответствовала бы растущему статусу города. Уже давно театр трещал по всем швам, когда давались бои гладиаторов, и всегда доходило до бурных протестов тех, кто не мог найти места среди зрителей. Игры гладиаторов пользовались большой популярностью, потому что знаменитая школа в Капуе находилась совсем рядом, а с юга морским путем прибывали многочисленные экзотические звери для арены.
Под старой ареной находились темницы для заключенных, беглых рабов и осужденных преступников. Сюда-то и притащили стражники и солдаты несчастную Пилу. Сопротивление или побег были невозможны. Пилу сразу же заковали в цепи и вытащили, как зверя, с виллы Ромелии.
Пила отчаивалась не столько из-за осознания своего унизительного положения и перспективы мучительной смерти, она впала в отчаяние из-за предательства Клаудиуса, который в момент опасности отвернулся от своей возлюбленной и заключил в свои объятия ненавистную Ромелию. Все его слова, его нежность, его клятвы любви оказались ложью, откровенной, жестокой ложью.
Разочарование, безмерная ярость и ужас перешли в страшное мучительное отчаяние. Никакой удар плетью, никакие цепи и путы и никакие пинки жестоких солдат не приносили боли больше, чем поведение Клаудиуса. Он предал ее любовь, единственное и самое важное из того, что она подарила ему, он предал ее сердце, ее душу, ее жизнь. Она уже не видела ничего вокруг – ни пыльной дороги, по которой часто ходила с Клаудиусом в Помпеи, ни маленького моста под ручьем, где они любили друг друга. Она не видела ни мощеных улиц, шнурами тянувшихся через город, с маленькими магазинчиками по обеим сторонам и мастерскими ткачей, ювелиров, горшечников, пекарей, с мельницами и жилыми домами, ни людей, которые, разинув рот, останавливались и указывали пальцем на нее и радовались предстоящим играм на арене, в которых беглые рабы и другие заключенные будут бороться против диких зверей.
Пилу в полубессознательном состоянии притащили в подземную темницу и передали надсмотрщикам. Для осуждения рабыни хватило одного устного свидетельства Ромелии.
Мысли Пилы медленно и мучительно, как тягучая лава, сменяли одна другую.
– Клаудиус, Клаудиус, почему ты сделал это? Неужели я ошиблась в тебе? Разве у тебя нет сердца?
Или сердце ты притворно подарил мне? Это был обман, клок тумана, мираж на болоте. В миг моей смерти моя душа, как черный жук, выползет из моего рта и полетит к Ромелии и Клаудиусу, а потом эта душа окутает их кошмарами, давящими, ужасными снами, которые окончатся безумием.
С неподвижным холодным лицом надсмотрщики схватили девушку и швырнули ее в маленькую сырую камеру. В стенах были закреплены кольца, к которым пристегивалась цепь заключенной. Она едва могла двигаться, ей удалось лишь рухнуть на колени на грязный каменный пол. В темнице стояла вонь. Надсмотрщики закрыли высокую железную решетку ее камеры и оставили отчаявшуюся девушку одну. Взбунтовавшись против своей жестокой судьбы, Пила выпрямилась. Цепи зазвенели, и железные кольца впились глубоко в плоть ее рук и ног. Громкий рев был реакцией на ее движение. Львы! Где-то поблизости, во мраке темницы, львы и другие звери ждали дня, когда Пила будет стоять перед ними, и у этих зверей были лучшие шансы, потому что Пила не сможет даже обороняться, ее прикуют цепями к столбу, где дикие звери сожрут ее живьем.
Ее Кулаки сжались в парализующем страхе. Она желала умереть еще в тюрьме, чтобы избежать жестокой и постыдной смерти на арене. Однако несчастная рабыня была здоровой и сильной, ее хорошо кормили, и стражники прикрепили цепи так, чтобы она не могла ими убить себя сама.
Ромелия старательно упаковала узелок с простой одеждой, которую она сама достала из бельевой. Друзилла была занята обслуживанием Клаудиуса, поэтому за Ромелией никто не наблюдал. Никто из других рабов не обратил внимания на то, чем она занимается, это был ее дом, и она могла делать в нем все, что хотела. Она нашла темные ткани, которые были предназначены для одежды рабов, и изготовила из них несколько туник, какие носили женщины свободного сословия. Эти туники она спрятала в одном из сундуков и поверх положила свои ценные, дорогие ткани.
Потом она вышла, чтобы упаковать свои украшения и все монеты, какие только могла найти в доме, в матерчатый мешочек. Руки у нее тряслись от волнения, дыхание ускорилось. Ромелия уже давно подговаривала Клаудиуса, чтобы он ее похитил. Теперь же, когда дошло до совершения этого, сердце у нее выпрыгивало из груди. Сегодня утром она увидела, каким жестоким может быть Клаудиус. Одно дело – быть зрителем жестокого поединка, и совсем другое, когда один из этих суровых мужчин склоняется над тобой, приставив меч к горлу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– А почему мы не возьмем экипаж?
– И обратим на себя внимание? Только богатые люди ездят в быстрых экипажах. На некоторое время ты должна будешь довольствоваться ролью скромной жены ремесленника. Или же ты не можешь этого?
– Нет-нет, могу, – поторопилась заверить его Ромелия, – это, в самом деле, очень волнующе.
– Еще бы, такое приключение бывает не у каждой женщины, можешь мне поверить. Путешествовать на носилках или в экипаже не искусство. Каждый прохожий может сказать, когда ты проезжала мимо. Семья ремесленника на мулах, наоборот, не бросается в глаза, потому что сотни подобных путешествуют днем по Виа Аппиа.
– Ты не только красив и мужественен, ты еще и умен, – признала Ромелия.
Клаудиус самоуверенно улыбнулся.
– Конечно. Или ты думаешь, я умею только бороться, я уже давно придумал план, чтобы в случае нужды немедленно воспользоваться им. Для подобного похищения требуются не только мускулы, но и голова.
Ромелия медленно поднялась, не отрывая от него своего томного взгляда.
– Я поражена, – пробормотала она. – Однако скажи мне, почему я должна спрятать узелок до этого.
– Почему? – Клаудиус с высокомерной миной посмотрел на нее. – Разве мы должны терять состояние прямо в начале нашего побега? Ты лишь слабая женщина, и этот постоялый двор не пользуется хорошей репутацией, несколько часов рядом с тобой не будет мужчины, который может защитить тебя и твое состояние. На рассвете я заберу тебя. Теперь я проголодался, я должен подкрепиться для этой трудной дороги, я надеюсь, твоя кухня может кое-что предложить.
– Само собой разумеется.
Ромелия со всех ног бросилась из комнаты, чтобы отдать необходимые указания. Она поручила Друзилле позаботиться о Клаудиусе и исчезла в своих покоях, чтобы подготовиться к путешествию, как ей поручил ее избранник.
Амфитеатр в Помпеях был маленьким. Уже несколько лет граждане требовали строительства более обширной арены, которая соответствовала бы растущему статусу города. Уже давно театр трещал по всем швам, когда давались бои гладиаторов, и всегда доходило до бурных протестов тех, кто не мог найти места среди зрителей. Игры гладиаторов пользовались большой популярностью, потому что знаменитая школа в Капуе находилась совсем рядом, а с юга морским путем прибывали многочисленные экзотические звери для арены.
Под старой ареной находились темницы для заключенных, беглых рабов и осужденных преступников. Сюда-то и притащили стражники и солдаты несчастную Пилу. Сопротивление или побег были невозможны. Пилу сразу же заковали в цепи и вытащили, как зверя, с виллы Ромелии.
Пила отчаивалась не столько из-за осознания своего унизительного положения и перспективы мучительной смерти, она впала в отчаяние из-за предательства Клаудиуса, который в момент опасности отвернулся от своей возлюбленной и заключил в свои объятия ненавистную Ромелию. Все его слова, его нежность, его клятвы любви оказались ложью, откровенной, жестокой ложью.
Разочарование, безмерная ярость и ужас перешли в страшное мучительное отчаяние. Никакой удар плетью, никакие цепи и путы и никакие пинки жестоких солдат не приносили боли больше, чем поведение Клаудиуса. Он предал ее любовь, единственное и самое важное из того, что она подарила ему, он предал ее сердце, ее душу, ее жизнь. Она уже не видела ничего вокруг – ни пыльной дороги, по которой часто ходила с Клаудиусом в Помпеи, ни маленького моста под ручьем, где они любили друг друга. Она не видела ни мощеных улиц, шнурами тянувшихся через город, с маленькими магазинчиками по обеим сторонам и мастерскими ткачей, ювелиров, горшечников, пекарей, с мельницами и жилыми домами, ни людей, которые, разинув рот, останавливались и указывали пальцем на нее и радовались предстоящим играм на арене, в которых беглые рабы и другие заключенные будут бороться против диких зверей.
Пилу в полубессознательном состоянии притащили в подземную темницу и передали надсмотрщикам. Для осуждения рабыни хватило одного устного свидетельства Ромелии.
Мысли Пилы медленно и мучительно, как тягучая лава, сменяли одна другую.
– Клаудиус, Клаудиус, почему ты сделал это? Неужели я ошиблась в тебе? Разве у тебя нет сердца?
Или сердце ты притворно подарил мне? Это был обман, клок тумана, мираж на болоте. В миг моей смерти моя душа, как черный жук, выползет из моего рта и полетит к Ромелии и Клаудиусу, а потом эта душа окутает их кошмарами, давящими, ужасными снами, которые окончатся безумием.
С неподвижным холодным лицом надсмотрщики схватили девушку и швырнули ее в маленькую сырую камеру. В стенах были закреплены кольца, к которым пристегивалась цепь заключенной. Она едва могла двигаться, ей удалось лишь рухнуть на колени на грязный каменный пол. В темнице стояла вонь. Надсмотрщики закрыли высокую железную решетку ее камеры и оставили отчаявшуюся девушку одну. Взбунтовавшись против своей жестокой судьбы, Пила выпрямилась. Цепи зазвенели, и железные кольца впились глубоко в плоть ее рук и ног. Громкий рев был реакцией на ее движение. Львы! Где-то поблизости, во мраке темницы, львы и другие звери ждали дня, когда Пила будет стоять перед ними, и у этих зверей были лучшие шансы, потому что Пила не сможет даже обороняться, ее прикуют цепями к столбу, где дикие звери сожрут ее живьем.
Ее Кулаки сжались в парализующем страхе. Она желала умереть еще в тюрьме, чтобы избежать жестокой и постыдной смерти на арене. Однако несчастная рабыня была здоровой и сильной, ее хорошо кормили, и стражники прикрепили цепи так, чтобы она не могла ими убить себя сама.
Ромелия старательно упаковала узелок с простой одеждой, которую она сама достала из бельевой. Друзилла была занята обслуживанием Клаудиуса, поэтому за Ромелией никто не наблюдал. Никто из других рабов не обратил внимания на то, чем она занимается, это был ее дом, и она могла делать в нем все, что хотела. Она нашла темные ткани, которые были предназначены для одежды рабов, и изготовила из них несколько туник, какие носили женщины свободного сословия. Эти туники она спрятала в одном из сундуков и поверх положила свои ценные, дорогие ткани.
Потом она вышла, чтобы упаковать свои украшения и все монеты, какие только могла найти в доме, в матерчатый мешочек. Руки у нее тряслись от волнения, дыхание ускорилось. Ромелия уже давно подговаривала Клаудиуса, чтобы он ее похитил. Теперь же, когда дошло до совершения этого, сердце у нее выпрыгивало из груди. Сегодня утром она увидела, каким жестоким может быть Клаудиус. Одно дело – быть зрителем жестокого поединка, и совсем другое, когда один из этих суровых мужчин склоняется над тобой, приставив меч к горлу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91