Попросила не вешать трубку, взяла сигарету, удобно устроилась на кушетке и продолжила разговор:
– Позвольте представиться. Меня зовут Руфь Штамм, я мачеха Бориса.
– Рад познакомиться, – ответил приятный мужской голос, обладатель которого, по-видимому, привык к подобным сообщениям. – Мистер Штамм в начале семестра говорил, что они с женой разводятся. Жаль, мы не знали о новом браке. Вы же понимаете, как дети реагируют на такие перемены.
– Разумеется.
– Позвольте спросить, когда…
– Две недели назад. Мы только что вернулись из свадебного путешествия, и я, признаться, думала зайти в школу и поговорить с вами. Узнать, не нужна ли Борису какая-нибудь помощь.
Мы договорились о встрече, и директор повесил трубку. Он не спросил, ездил ли Борис с нами. Я опустила трубку на рычаг.
Мисс Мак-Манн, ваши уроки не прошли даром.
Я мысленно усмехнулась. В каком классе она учила Мартина, в четвертом или в Пятом? Нет, в пятом была мисс Кригер. Я училась в шестом и без зазрения совести писала от имени родителей записки учительнице Мартина, старательно имитируя мамин неуверенный почерк и для большей убедительности допуская одну-другую ошибку. Я до дыр зачитывала медицинский справочник Теиных родителей, отыскивая в нем невероятные, но быстротечные болезни. Но когда одна из моих ученых находок вызвала подозрение, я решила доверяться собственной изобретательности.
Уважаемая мисс Мак-Манн, сегодня Мартин не придет в школу. Он уронил на ногу молочный бидон, и я поведу его к врачу. С уважением, Роза Кософф.
Я на мгновение заколебалась. Обманывают ли учителей в частных школах? Или там все по-другому? Что скажет Уолтер?
Не говори ему.
Я начала убеждать себя, что это глупо. Зачем обманывать Уолтера?
Это не ответ, Борис!
Обыкновенная фраза, но в голосе Уолтера, когда он произнес это, мне послышались нотки, которых я раньше не замечала. Обвинение безо всякого к тому повода. Борис тоже это почувствовал. Посмотрел на отца, будто он понимает – хотя еще не до конца – все что происходит.
В половине четвертого я ждала Бориса в библиотеке. Села за стол и вспомнила о Хелен Штамм. Быстро встала и вспомнила Тею в день похорон Мартина. Чтобы не думать о них, принялась ходить по комнате – и вспомнила о Дэвиде. В конце концов вышла из библиотеки, побродила по квартире и устроилась в кухне, где Эстер разбирала чистое белье. Спросила ее о каких-то хозяйственных делах. Она вежливо ответила, но разговор не поддержала.
В этот момент пришел Борис. Мы оба немного смутились, вернее, смутился он, а я не знала, как ему помочь. Хотела поцеловать – он отстранился. Эстер поставила перед ним шоколадный торт и молоко; я спросила, может, он поест в спальне, пока я там разберу кое-какие вещи.
– Лучше здесь, – сказал он, уткнувшись в тарелку.
– Ну пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.
Он взял стакан и тарелку, пошел за мной по коридору; по дороге я подумала, что он будет увереннее себя чувствовать в своей комнате, так сказать, на своей территории. Спросила его, он кивнул. В комнате он сел за стол, я – в обитую коричневой кожей качалку.
– Звонил мистер Фармер по поводу твоих прогулов.
Он в первый раз посмотрел на меня – глаза были полны слез.
– Я понимаю, почему ты это сделал. Конечно, я не могу знать наверняка, но понимаю, что ты расстроился. В этом нет ничего удивительного.
Сдерживаясь из последних сил, он не опускал глаз.
– Где ты проводил столько времени? В кино?
– В основном.
Я достала сигареты из кармана халата, закурила. В комнате не было пепельницы. Он протянул мне тарелку с надкушенным куском торта.
– Не хочешь есть?
– Нет.
Я взяла тарелку и поставила на колени. Что еще сказать? Ругать глупо, он и сам знает, что поступил плохо. Наказывать еще глупее: в любом случае это не повторится. Семестр только начался, и с моей помощью он легко догонит класс. Не так уж много он прогулял. Даже хорошо, что мне придется больше с ним заниматься. Я еще не страдала от бессмысленности и бесполезности своего существования, но уже начала задумываться, что же я буду делать на протяжении всей оставшейся жизни.
– Пойдешь завтра в школу?
– Да.
– Постарайся узнать, что ты пропустил, и начнем догонять. Он кивнул. Я потушила сигарету о тарелку с тортом, встала.
– Мне придется сказать твоему отцу. Думаю, он все поймет. Борис отвел глаза. Как и я, он теперь не был уверен, как отнесется к его проступку отец. Я подошла к нему, поцеловала в макушку и вышла из комнаты. Отнесла тарелку в кухню, выбросила торт в ведро. Эстер не было. Я заглянула в шкафы, осмотрела посуду: белый свадебный сервиз родителей Уолтера; белый сервиз, которым он и Хелен, а теперь он и я пользовались каждый день; тяжелые хрустальные фужеры; бокалы для коктейля; высокие изящные стаканы для виски со льдом и много чего еще.
Я достала из холодильника апельсин и пошла в спальню, на ходу очищая его. Начало пятого. Посмотрела на свой халат и чуть не рассмеялась. Раньше я проводила целый день в халате, только когда болела. То есть почти никогда. В нашей семье все простуды, аденоиды и аппендициты достались Мартину. Я доела апельсин и ополоснула липкие руки. Подумала, чем же сейчас занимается Борис. Посмотрела в окно. Ясный день. Листьев на деревьях почти не осталось, но трава еще кое-где зеленеет. Мне захотелось пройтись по дорожкам парка. На детской площадке малыши в зимних комбинезонах бегали, качались на качелях, копались в песочнице. Вокруг площадки на скамейках сидели няньки в черных зимних пальто с меховыми воротниками. И еще несколько отставших от моды мамаш, которые до сих пор считали, что материнство не ограничивается рождением ребенка с последующей передачей его на воспитание какой-нибудь незнакомой одинокой женщине. Кто бы они ни были, я восхищалась их способностью просиживать в парке бесконечные дни, недели, месяцы, наблюдая за детьми, изредка перекидываясь незначащими фразами, иногда погрузившись в вязание или вышивание. Вокруг них раскинулся огромный парк, а они почти не двигались с места. Я надела брюки и свитер и постучала в дверь Бориса.
– Хочу прогуляться в парке. Пойдешь?
– Сейчас.
– Где наш мяч?
– В шкафу, в прихожей. Я возьму.
Он открыл дверь. Уже в джинсах и свитере. Мы взяли мяч, вышли из дома, пересекли улицу и оказались в парке. Мы не разговаривали. Пройдя немного, увидели удобную ровную полянку. Сначала просто перебрасывали мячик, потом нашли палки и сделали из них биты. Через полчаса пришлось прекратить игру: стемнело и мы не видели мяч. Было около пяти.
– Пойдем, угощу тебя кока-колой. Все равно отца еще нет дома.
Довольные, мы выпили по стаканчику колы на Мэдисон-авеню и пошли домой. Оказалось, Уолтер уже вернулся и сидел в гостиной без пиджака и галстука, с бокалом мартини в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Позвольте представиться. Меня зовут Руфь Штамм, я мачеха Бориса.
– Рад познакомиться, – ответил приятный мужской голос, обладатель которого, по-видимому, привык к подобным сообщениям. – Мистер Штамм в начале семестра говорил, что они с женой разводятся. Жаль, мы не знали о новом браке. Вы же понимаете, как дети реагируют на такие перемены.
– Разумеется.
– Позвольте спросить, когда…
– Две недели назад. Мы только что вернулись из свадебного путешествия, и я, признаться, думала зайти в школу и поговорить с вами. Узнать, не нужна ли Борису какая-нибудь помощь.
Мы договорились о встрече, и директор повесил трубку. Он не спросил, ездил ли Борис с нами. Я опустила трубку на рычаг.
Мисс Мак-Манн, ваши уроки не прошли даром.
Я мысленно усмехнулась. В каком классе она учила Мартина, в четвертом или в Пятом? Нет, в пятом была мисс Кригер. Я училась в шестом и без зазрения совести писала от имени родителей записки учительнице Мартина, старательно имитируя мамин неуверенный почерк и для большей убедительности допуская одну-другую ошибку. Я до дыр зачитывала медицинский справочник Теиных родителей, отыскивая в нем невероятные, но быстротечные болезни. Но когда одна из моих ученых находок вызвала подозрение, я решила доверяться собственной изобретательности.
Уважаемая мисс Мак-Манн, сегодня Мартин не придет в школу. Он уронил на ногу молочный бидон, и я поведу его к врачу. С уважением, Роза Кософф.
Я на мгновение заколебалась. Обманывают ли учителей в частных школах? Или там все по-другому? Что скажет Уолтер?
Не говори ему.
Я начала убеждать себя, что это глупо. Зачем обманывать Уолтера?
Это не ответ, Борис!
Обыкновенная фраза, но в голосе Уолтера, когда он произнес это, мне послышались нотки, которых я раньше не замечала. Обвинение безо всякого к тому повода. Борис тоже это почувствовал. Посмотрел на отца, будто он понимает – хотя еще не до конца – все что происходит.
В половине четвертого я ждала Бориса в библиотеке. Села за стол и вспомнила о Хелен Штамм. Быстро встала и вспомнила Тею в день похорон Мартина. Чтобы не думать о них, принялась ходить по комнате – и вспомнила о Дэвиде. В конце концов вышла из библиотеки, побродила по квартире и устроилась в кухне, где Эстер разбирала чистое белье. Спросила ее о каких-то хозяйственных делах. Она вежливо ответила, но разговор не поддержала.
В этот момент пришел Борис. Мы оба немного смутились, вернее, смутился он, а я не знала, как ему помочь. Хотела поцеловать – он отстранился. Эстер поставила перед ним шоколадный торт и молоко; я спросила, может, он поест в спальне, пока я там разберу кое-какие вещи.
– Лучше здесь, – сказал он, уткнувшись в тарелку.
– Ну пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.
Он взял стакан и тарелку, пошел за мной по коридору; по дороге я подумала, что он будет увереннее себя чувствовать в своей комнате, так сказать, на своей территории. Спросила его, он кивнул. В комнате он сел за стол, я – в обитую коричневой кожей качалку.
– Звонил мистер Фармер по поводу твоих прогулов.
Он в первый раз посмотрел на меня – глаза были полны слез.
– Я понимаю, почему ты это сделал. Конечно, я не могу знать наверняка, но понимаю, что ты расстроился. В этом нет ничего удивительного.
Сдерживаясь из последних сил, он не опускал глаз.
– Где ты проводил столько времени? В кино?
– В основном.
Я достала сигареты из кармана халата, закурила. В комнате не было пепельницы. Он протянул мне тарелку с надкушенным куском торта.
– Не хочешь есть?
– Нет.
Я взяла тарелку и поставила на колени. Что еще сказать? Ругать глупо, он и сам знает, что поступил плохо. Наказывать еще глупее: в любом случае это не повторится. Семестр только начался, и с моей помощью он легко догонит класс. Не так уж много он прогулял. Даже хорошо, что мне придется больше с ним заниматься. Я еще не страдала от бессмысленности и бесполезности своего существования, но уже начала задумываться, что же я буду делать на протяжении всей оставшейся жизни.
– Пойдешь завтра в школу?
– Да.
– Постарайся узнать, что ты пропустил, и начнем догонять. Он кивнул. Я потушила сигарету о тарелку с тортом, встала.
– Мне придется сказать твоему отцу. Думаю, он все поймет. Борис отвел глаза. Как и я, он теперь не был уверен, как отнесется к его проступку отец. Я подошла к нему, поцеловала в макушку и вышла из комнаты. Отнесла тарелку в кухню, выбросила торт в ведро. Эстер не было. Я заглянула в шкафы, осмотрела посуду: белый свадебный сервиз родителей Уолтера; белый сервиз, которым он и Хелен, а теперь он и я пользовались каждый день; тяжелые хрустальные фужеры; бокалы для коктейля; высокие изящные стаканы для виски со льдом и много чего еще.
Я достала из холодильника апельсин и пошла в спальню, на ходу очищая его. Начало пятого. Посмотрела на свой халат и чуть не рассмеялась. Раньше я проводила целый день в халате, только когда болела. То есть почти никогда. В нашей семье все простуды, аденоиды и аппендициты достались Мартину. Я доела апельсин и ополоснула липкие руки. Подумала, чем же сейчас занимается Борис. Посмотрела в окно. Ясный день. Листьев на деревьях почти не осталось, но трава еще кое-где зеленеет. Мне захотелось пройтись по дорожкам парка. На детской площадке малыши в зимних комбинезонах бегали, качались на качелях, копались в песочнице. Вокруг площадки на скамейках сидели няньки в черных зимних пальто с меховыми воротниками. И еще несколько отставших от моды мамаш, которые до сих пор считали, что материнство не ограничивается рождением ребенка с последующей передачей его на воспитание какой-нибудь незнакомой одинокой женщине. Кто бы они ни были, я восхищалась их способностью просиживать в парке бесконечные дни, недели, месяцы, наблюдая за детьми, изредка перекидываясь незначащими фразами, иногда погрузившись в вязание или вышивание. Вокруг них раскинулся огромный парк, а они почти не двигались с места. Я надела брюки и свитер и постучала в дверь Бориса.
– Хочу прогуляться в парке. Пойдешь?
– Сейчас.
– Где наш мяч?
– В шкафу, в прихожей. Я возьму.
Он открыл дверь. Уже в джинсах и свитере. Мы взяли мяч, вышли из дома, пересекли улицу и оказались в парке. Мы не разговаривали. Пройдя немного, увидели удобную ровную полянку. Сначала просто перебрасывали мячик, потом нашли палки и сделали из них биты. Через полчаса пришлось прекратить игру: стемнело и мы не видели мяч. Было около пяти.
– Пойдем, угощу тебя кока-колой. Все равно отца еще нет дома.
Довольные, мы выпили по стаканчику колы на Мэдисон-авеню и пошли домой. Оказалось, Уолтер уже вернулся и сидел в гостиной без пиджака и галстука, с бокалом мартини в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85