Потом появилась Элизабет, которую явно не устраивала
зарплата офицера контрразведки; обстановка на службе тоже не
радовала: новый шеф Ричарда - низкорослый, слюнявый еврейчик
с дегенеративной нижней челюстью, вечно суетящийся,
крикливый, с непомерным апломбом отрыгивающий свои
гениальные измышления, явно недолюбливал агента Валленберга
то ли за происхождение, то ли за отсутствие подобострастия,
то ли - за самостоятельность решений.
Как полагал Ричард, шеф страдал манией величия, и
одновременно мучался комплексом неполноценности, что
представляло, возможно, интерес с точки зрения психиатрии,
но никакого положительного воздействия на подчиненных не
оказывало.
У руководства, тем не менее, шеф пользовался
благосклонностью, ибо в начальственных кабинетах его
постигала чудесная метаморфоза: он становился воплощением
деликатности и заинтересованной любезности; почтительно
выпячивая толстенькую задницу, с чувствительностью радара
впитывал каждое слово, и этой же задницей растворяя дверь,
убывал исполнять высочайшие распоряжения, на обратном пути
претерпевая возвращение к естественному своему облику и
манерам.
При одном взгляде на шефа Ричард испытывал приступ слепой
ярости, однако ничем таковую не проявлял, вел себя
безукоризненно корректно, хотя вопрос: кто - кого?- стоял
уже ясно и определенно.
Выйдя на контакт с русскими, Ричард буквально в течение
месяца разрешил служебные неурядицы, с треском провалив ряд
непосредственно курируемых шефом мероприятий, причем, его,
Валленберга позиция, касающаяся предварительных разработок и
- напрочь отвергнутая, в итоге оказалась единственно верной.
Шеф отправился на почетную пенсию, обстановка разрядилась,
но теперь Ричард уже жил двойной жизнью, поначалу его
смущавшей, а затем вошедшей в привычную колею.
Он отдавал должное КГБ: неукоснительным и щедрым
расчетам, хитроумным операциям прикрытия, мгновенным
реагированием на все его просьбы или же пожелания и
тщательной конспирации.
Ему открытили счет в швейцарском банке; на случай
чрезвычайных ситуаций он располагал аварийными каналами
связи и, кроме того, уже по своей личной, несущей в себе
известный риск инициативе, обзавелся тремя европейскими
паспортами и парой комплектов подлинных американских
документов, хранящихся в надежных тайниках вместе с наборами
всякого рода спецсредств.
Конечно, его мучили теперь уже неактуальные сомнения в
правомерности содеянного, но тут зачастую выручал отец
своими замечаниями и комментариями. К примеру:
- Слушай, Рихард, а ведь в КГБ евреев не принимают.
Проявили они себя при Сталине, хватит. Хотя... кто знает,
может, он их специально поставил на самую кровавую работу. А
потом же друг друга они и перестреляли. Папа-Джо многое
делал с дальним прицелом. С Израилем он промахнулся,
обманули его. Не получился у Советов плацдарм на Ближнем
Востоке. Но резервацию еврейскую у себя он устроил,этакое
супер-гетто, хотя дело и не довел до конца... А все-таки,
думаю, кое-что для себя полезное он перенял у фюрера. Хотя
бы - идею расового закона; ведь есть нации, чей тип мышления
генетически предопределен. И ничего, кроме вреда, ждать от
них не приходится. Потому после войны он и занялся
переселением народов... А кто был переселен? Вечные носители
вечной смуты, умеющие только грабить и убивать, потомки
кочевников - бескультурные, агрессивные варвары. Другое дело
- этим надо было заниматься планомерно и до конца, а он
ограничился полумерами. А что такое полумеры? Это посеянные
семена грядущей мести и ненависти.
Когда к власти в Союзе пришел Андропов, отец сказал:
- Русские опоздали. У генсека не хватит дыхания. Ему бы
скинуть хотя бы десяток лет... И тогда люди бы гордились
страной, в которой живут. Наверняка. Нет, ему не успеть,
крах близко.
- Крах? - переспросил тогда Ричард со смешком.
- Конечно. Посмотри, кто сидит в Кремле. Паралитики,
подпираемые шпаной. А шпану вы сами и научите, как все
развалить... Купите, подскажете, создадите определенные
обстоятельства...
- А КГБ будет на это взирать и умиляться, да?
- Умиляться не будет, - заметил отец. - Но, как только
сдвинутся общественные ориентиры, а это зависит всего лишь
от нескольких людей, в КГБ начнутся сбои, и механизм
разладится, я это уже проходил.
- То есть?
- То есть в карательных органах работают люди из мяса и
костей, и люди эти более всего заинтересованы в собственном
благополучии. Кроме того, что тебе КГБ, или ЦРУ, или гестапо
- все они представляют тот или иной коллектив. А в любом
коллективе существует зависть, интриги, фальшь и, конечно
же, стремление к лидерству. Порою, кстати, и к дурацким
новшествам тоже. Но нигде, как в спецслужбах не развито
столь остро чувство конъюнктуры. Оно естественно, ибо
строится на конкретной информации и профессиональном
анализе. Вот и возьми теперь ту же РСХА. После войны шеф
всех наших шпионов Шелленберг утверждал, будто начальник
гестапо Мюллер мыслил в прокоммунистическом направлении,
боготворил Сталина и еще в сорок третьем году стал русским
агентом. А сразу после войны был вывезен в Москву НКВД, где
и окончил свои дни в достатке и почете со стороны тех, с кем
он так усердно боролся. Враки? Не знаю. Шелленберг с ним
вечно враждовал, хотя склока между разведкой и
контрразведкой, как понимаю, интернациональна. С другой
стороны, то, что после войны чешские агенты выкрали Мюллера
из Кордовы и отдали его русским - факт неоспоримый. И
понятный. Очутись шеф гестапо в руках союзников и прознай
пресса о его сотрудничестве с большевиками - поднялся бы оч-
чень нездоровый шумок... И даже не в силу одиозности фигуры
Мюллера или же такового альянса.
- А почему?
- Объясню. Но сначала вернемся к Шелленбергу. Мюллер
считал, что это змея, пригревшаяся в СС. И не без оснований.
Форму тот одел по чисто практическим соображениям; самого же
его всегда тянуло к Западу, а в самый горячий момент он
решил без боя сдать Германию американцам - якобы для ее же
блага. И начал сепаратные переговоры, втянув в них
деморализованного дурака Гиммлера, которому вообще ни на что
рассчитывать не приходилось. А важен был Шелленбергу не
результат переговоров, а сам процесс. Ибо он, Шелленберг,
предполагал грядущие судебные неприятности. Предполагал еще
тогда, когда ощутилась лишь тень поражения, лишь малое
сомнение в победе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76