Волна соленой воды и плодов манго омывает меня еще раньше, чем она появляется за дверцами лифта.
Нет нужды делать шаг вперед – она прямо тут, в каких-то восемнадцати дюймах. Я раскрываю рот, готовясь выдать какую-нибудь остроту, продемонстрировать ей, как расширился мой лексикон за все те пятнадцать лет, что мы не виделись…
Но тут она отвешивает мне крепкую пощечину слева.
– Добрый день, Винсент, – мурлычет Норин. – Рада снова тебя увидеть.
И она так же крепко бьет меня по другой щеке. Эти Дуганы определенно знают, как приветствовать знакомого парня.
9
Норин.
Ну что сказать о такой девушке, как Норин? Что хвоста ей хватало, чтобы посостязаться с величайшими соблазнительницами всех времени и народов? Что запах ее мог унести меня черт-те куда на волнах обонятельного блаженства? Что она так идеально меня понимала, что запросто могла порвать мое сердце на куски, потом аккуратно эти куски сложить, а потом запустить весь процесс по новой?
Да, конечно, можно обо всем этом сказать. Еще можно сказать, что она была красива, умна, добра, щедра и все такое прочее. Короче, выложить все те слова, которые мы используем, когда сказать нам, собственно говоря, нечего. Впрочем, когда речь заходит о Норин, есть один главный способ ее описать.
Она всегда приводила меня в чертовское замешательство.
Вообще-то я вроде как парень разговорчивый. Я знаю, как включать нужное воспроизведение, а когда дело доходит до очаровывания девушек, доведения их до беспамятства, я тот самый раптор, который способен болтать лучше всех. Но в Норин всегда было что-то такое, что крепко-накрепко залепляло мне рот и заставляло меня мысленно помахивать хвостом. Можно сказать, это была любовь. А я говорю, это было просто глушение радара – Норин вычислила мою частоту и с тех пор глушила сигнал.
Полагаю, так было не всегда. В самом начале Норин была просто младшей сестренкой Джека, малым дитем, что постоянно вставало на пути наших игр и забав. Всего двух лет разницы в возрасте было вполне достаточно, чтобы сделать ее мелкой соплячкой, а нас – взрослыми мужчинами, старающимися выполнять такую сугубо мужскую работу, как, например, размещение взрывпакетов на соседских крылечках.
– Я маму позову, – пищала Норин тем же самым голоском, каким всегда пищат все младшие сестренки.
– А я тебе волосы отрежу, – парировал Джек.
– Только попробуй, – огрызалась Норин. Тогда зажатому в угол Джеку приходилось снимать с правой руки перчатку и слегка выпускать когти, водя ими вверх-вниз и тем самым изображая парикмахера-дилетанта. Норин сдавалась первой, с воплями уносясь домой и крепко сжимая на бегу свой длинный светлый парик. Порой Джек угрожал связать ей ноги или вытащить ей все когти, и хотя в итоге Норин почти всегда проигрывала, держалась она до самого конца словесной баталии.
К этой нескладной малышке я привязался точно так же, как ребенок, которому случилось подобрать на улице потерявшегося щенка.
– Да брось ты, – говорил я Джеку. – Она вполне может здесь поболтаться. Что нам до нее?
– Она не твоя сестра, – говорил Джек, и тут я уже не мог ему возразить.
Вот так все и шло, и я не особенно об этом задумывался. Мы продолжали затевать всякие игры, а порой, когда Джек бывал в особенно благородном настроении или просто не находил в себе сил опять шугануть младшую сестренку, к нам присоединялась и Норин. Я довольно рано узнал, что она упорна, ловка, умна и находчива.
Наша с Джеком дружба сформировалась всего-навсего за один день и окончательно закалилась на костре инцидента с компанией «На халяву». С тех пор мы были почти неразлучны. Мы вместе приезжали на великах в школу – или, если честно, чаще не доезжали, чем приезжали. Когда подошло время деления на классы, мы позаботились о том, чтобы наши анкеты выглядели совершенно идентично.
Каждый день, как только звонил последний звонок, мы выбегали из здания школы к велосипедным стойкам. Там, на задворках школы, было что-то вроде тренировочного зала Каса д'Амато, только без всяких защитных шлемов и мало-мальских знаний техники бокса. «В три у велосипедных стоек» означало вызов на драку. Если противник показывался, поединок начинался. Если же нет, всевозможные издевательства в коридорах обычно тянулись целые недели. Куда предпочтительнее было показаться и позволить себя избить, чем не явиться на драку и потом в течение неопределенного периода времени получать пинки и подножки.
Средняя школа – не самый приятный период жизни для многих подростков. Для динозавров же она вдвойне мучительна. Наряду с неизбежными гормонами роста и прыщами (хотя что касается прыщей, то это один из тех человеческих недугов, которые, по счастью, наш вид никогда не затрагивали, хотя некоторые местные Советы принуждали подвластных им подростков мазать свои безупречные личины специальным кремом «короед») – в общем, вместе с взрослением приходят определенные телесные изменения, и у рептилий эта трансформация может быть откровенно болезненной. Хвосты растут гораздо дольше; сквозь десны прорезается больше зубов. А некоторый процент диносского населения рано взрослеет – их когти полностью выходят наружу раньше, чем их руки или умы готовы это принять. В результате смесь боли и смущения превращает этих в иных отношениях мирных динозавров в самых крутых забияк.
Могу привести конкретный пример: Гаррет Миллер был самым крупным пацаном в школе, уже в восьмом классе достигнув роста в добрых шесть футов. Однако, мягко выражаясь, никаких великих мозгов за всем этим не стояло. В итоге получился старый добрый паровоз без машиниста. Ходили слухи, что Гаррет произошел из семьи бронтозавров, члены которой смешались с так называемым «недостающим звеном», отчего все дети Миллеров наследовали силу диноса заодно с тупостью и подлостью недочеловека. Отец Гаррета, его дядюшки, дедушки и так далее все имели длинную и красочную историю взаимодействия с местными органами охраны правопорядка – причем, понятное дело, не на правой его стороне.
Гаррет Миллер имел обыкновение прорываться по коридорам подобно торнадо, а все пацаны отпрыгивали в разные стороны, желая как можно скорее убраться с тропы разрушения. В качестве жертв он, как правило, выбирал хороших учеников – тех, кто зубрил уроки и имел впереди приличное будущее. Мелкие рыбешки в небольшой бочке, такие ученики обычно становятся естественными мишенями для забияк в средних школах по всему миру.
Мыс Джеком наблюдали за Гарретом Миллером издали, благоговея перед его мощью и никогда не тревожась о том, что лазерный прицел его праведного гнева может переместиться на нас. В конце концов, мы располагались где-то во втором эшелоне учеников – не оказываясь ни среди гениев, ни среди тупиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Нет нужды делать шаг вперед – она прямо тут, в каких-то восемнадцати дюймах. Я раскрываю рот, готовясь выдать какую-нибудь остроту, продемонстрировать ей, как расширился мой лексикон за все те пятнадцать лет, что мы не виделись…
Но тут она отвешивает мне крепкую пощечину слева.
– Добрый день, Винсент, – мурлычет Норин. – Рада снова тебя увидеть.
И она так же крепко бьет меня по другой щеке. Эти Дуганы определенно знают, как приветствовать знакомого парня.
9
Норин.
Ну что сказать о такой девушке, как Норин? Что хвоста ей хватало, чтобы посостязаться с величайшими соблазнительницами всех времени и народов? Что запах ее мог унести меня черт-те куда на волнах обонятельного блаженства? Что она так идеально меня понимала, что запросто могла порвать мое сердце на куски, потом аккуратно эти куски сложить, а потом запустить весь процесс по новой?
Да, конечно, можно обо всем этом сказать. Еще можно сказать, что она была красива, умна, добра, щедра и все такое прочее. Короче, выложить все те слова, которые мы используем, когда сказать нам, собственно говоря, нечего. Впрочем, когда речь заходит о Норин, есть один главный способ ее описать.
Она всегда приводила меня в чертовское замешательство.
Вообще-то я вроде как парень разговорчивый. Я знаю, как включать нужное воспроизведение, а когда дело доходит до очаровывания девушек, доведения их до беспамятства, я тот самый раптор, который способен болтать лучше всех. Но в Норин всегда было что-то такое, что крепко-накрепко залепляло мне рот и заставляло меня мысленно помахивать хвостом. Можно сказать, это была любовь. А я говорю, это было просто глушение радара – Норин вычислила мою частоту и с тех пор глушила сигнал.
Полагаю, так было не всегда. В самом начале Норин была просто младшей сестренкой Джека, малым дитем, что постоянно вставало на пути наших игр и забав. Всего двух лет разницы в возрасте было вполне достаточно, чтобы сделать ее мелкой соплячкой, а нас – взрослыми мужчинами, старающимися выполнять такую сугубо мужскую работу, как, например, размещение взрывпакетов на соседских крылечках.
– Я маму позову, – пищала Норин тем же самым голоском, каким всегда пищат все младшие сестренки.
– А я тебе волосы отрежу, – парировал Джек.
– Только попробуй, – огрызалась Норин. Тогда зажатому в угол Джеку приходилось снимать с правой руки перчатку и слегка выпускать когти, водя ими вверх-вниз и тем самым изображая парикмахера-дилетанта. Норин сдавалась первой, с воплями уносясь домой и крепко сжимая на бегу свой длинный светлый парик. Порой Джек угрожал связать ей ноги или вытащить ей все когти, и хотя в итоге Норин почти всегда проигрывала, держалась она до самого конца словесной баталии.
К этой нескладной малышке я привязался точно так же, как ребенок, которому случилось подобрать на улице потерявшегося щенка.
– Да брось ты, – говорил я Джеку. – Она вполне может здесь поболтаться. Что нам до нее?
– Она не твоя сестра, – говорил Джек, и тут я уже не мог ему возразить.
Вот так все и шло, и я не особенно об этом задумывался. Мы продолжали затевать всякие игры, а порой, когда Джек бывал в особенно благородном настроении или просто не находил в себе сил опять шугануть младшую сестренку, к нам присоединялась и Норин. Я довольно рано узнал, что она упорна, ловка, умна и находчива.
Наша с Джеком дружба сформировалась всего-навсего за один день и окончательно закалилась на костре инцидента с компанией «На халяву». С тех пор мы были почти неразлучны. Мы вместе приезжали на великах в школу – или, если честно, чаще не доезжали, чем приезжали. Когда подошло время деления на классы, мы позаботились о том, чтобы наши анкеты выглядели совершенно идентично.
Каждый день, как только звонил последний звонок, мы выбегали из здания школы к велосипедным стойкам. Там, на задворках школы, было что-то вроде тренировочного зала Каса д'Амато, только без всяких защитных шлемов и мало-мальских знаний техники бокса. «В три у велосипедных стоек» означало вызов на драку. Если противник показывался, поединок начинался. Если же нет, всевозможные издевательства в коридорах обычно тянулись целые недели. Куда предпочтительнее было показаться и позволить себя избить, чем не явиться на драку и потом в течение неопределенного периода времени получать пинки и подножки.
Средняя школа – не самый приятный период жизни для многих подростков. Для динозавров же она вдвойне мучительна. Наряду с неизбежными гормонами роста и прыщами (хотя что касается прыщей, то это один из тех человеческих недугов, которые, по счастью, наш вид никогда не затрагивали, хотя некоторые местные Советы принуждали подвластных им подростков мазать свои безупречные личины специальным кремом «короед») – в общем, вместе с взрослением приходят определенные телесные изменения, и у рептилий эта трансформация может быть откровенно болезненной. Хвосты растут гораздо дольше; сквозь десны прорезается больше зубов. А некоторый процент диносского населения рано взрослеет – их когти полностью выходят наружу раньше, чем их руки или умы готовы это принять. В результате смесь боли и смущения превращает этих в иных отношениях мирных динозавров в самых крутых забияк.
Могу привести конкретный пример: Гаррет Миллер был самым крупным пацаном в школе, уже в восьмом классе достигнув роста в добрых шесть футов. Однако, мягко выражаясь, никаких великих мозгов за всем этим не стояло. В итоге получился старый добрый паровоз без машиниста. Ходили слухи, что Гаррет произошел из семьи бронтозавров, члены которой смешались с так называемым «недостающим звеном», отчего все дети Миллеров наследовали силу диноса заодно с тупостью и подлостью недочеловека. Отец Гаррета, его дядюшки, дедушки и так далее все имели длинную и красочную историю взаимодействия с местными органами охраны правопорядка – причем, понятное дело, не на правой его стороне.
Гаррет Миллер имел обыкновение прорываться по коридорам подобно торнадо, а все пацаны отпрыгивали в разные стороны, желая как можно скорее убраться с тропы разрушения. В качестве жертв он, как правило, выбирал хороших учеников – тех, кто зубрил уроки и имел впереди приличное будущее. Мелкие рыбешки в небольшой бочке, такие ученики обычно становятся естественными мишенями для забияк в средних школах по всему миру.
Мыс Джеком наблюдали за Гарретом Миллером издали, благоговея перед его мощью и никогда не тревожась о том, что лазерный прицел его праведного гнева может переместиться на нас. В конце концов, мы располагались где-то во втором эшелоне учеников – не оказываясь ни среди гениев, ни среди тупиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96