Что-то у него там явно сломалось. Впрочем, сейчас не время играть роль остеопата-любителя – Эдди орет как резаный, тянется за пистолетом, а Нелли тем временем, целый и невредимый, спрыгивает со стула…
Тогда я резко замахиваюсь и бью своим железным прутом – специальной телескопирующейся штуковиной. Прут со свистом проносится по воздуху и крепко прикладывает Эдди слева по черепу. Талларико мигом оседает на пол, пистолет с лязгом падает рядом с его обмякшим телом.
– По-моему, ты малость погорячился, – говорит Хагстрем, опускаясь на одно колено, чтобы проверить Эдди пульс.
– Да ведь у него пистолет…
– Ладно, не парься. Живой он, живой. – Нелли счищает с себя фальшивую кровь, которой мы намазали его тело и лицо, вытирая руки о и без того грязную рубашку.
– Лучше пусть будет живой, – говорит Папаша Дуган, бросая свой прут на пол. – А то страшно добавить хочется.
Вообще-то Папаша в план не входил – мы договорились держать его в неведении относительно самых неаппетитных деталей нашего замысла. Я смотрю на Хагстрема, но тот лишь пожимает плечами.
– Я должен был ему сказать, – говорит Нелли. – Он имел право знать.
Щеки Папаши втягиваются, и я вижу, как он борется со слезами. Двое его детей были убиты за одну неделю – просто невозможно постичь всю глубину его скорби и одиночества. И если это поможет ему преодолеть горе, лично я у него на пути не встану. Особенно когда он по-прежнему так лихо железным прутом машет. Я быстро обнимаю Папашу, и он крепко прижимает меня к себе, прежде чем отпустить.
Хагстрем подходит к нам сзади.
– Ну как, ты готов идти дальше?
– Совершенно не готов.
– Отлично. Тогда поспешим.
Нелли хватает Эдди за руки, я за ноги, и хотя мы уже проделывали такое раньше, сразу же становится ясно, что Талларико по меньшей мере втрое тяжелее Норин. Мы тащимся к машине, убеждаемся, что вокруг никого не видно, затем бросаем Эдди в кузов и связываем ему руки с ногами на манер свиноводов – просто на случай, если он прочухается в течение сорокаминутной поездки к следующему месту действия. Вообще-то, когда я железным прутом бью чуваков по головам, они обычно так скоро в себя не приходят, и все же я не хочу оставлять это дело на произвол судьбы. Не за тем я так далеко зашел, чтобы сейчас напортачить. Время ошибок наступит, если я когда-нибудь целым и невредимым сумею добраться домой.
18
– Что в Эверглейдах самое лучшее, – сообщает мне Хагстрем, пока мы с ним завязываем последние узлы на ногах Эдди и проверяем натяжение, – так это то, что они большие. Охрененно большие. Когда народ собирается во Флориду, он либо едет прямиком в Диснейленд, либо до самого Майами. Про Эверглейды никто даже не думает. Миллионы акров болот – ни один акр не заселен, ни один не патрулируется – по крайней мере, толком не патрулируется. Так что Эверглейды просто незаменимы для дел… так скажем, деликатных. Вроде этого.
– Бляди! – орет Эдди. Голос его уносится далеко в болота и умирает где-то среди мангров. – Драть вас всех в хвост и в гриву! Ты, блин, Рубио, дай я только до тебя доберусь…
Нелли покрепче затягивает веревку, и Эдди, привязанный за хвост и висящий вниз головой, визжит от боли.
– Вот это правильно, – говорит ему Хагстрем. – Так держать.
Теперь Эдди добрых в двадцати футах от нас – болтается над болотистой гладью футах в пяти над поверхностью. Мне интересно, прилила ли уже кровь к его голове. Интересно также, обращает ли он на это внимание. Жирное рыло Талларико горит от гнева, и если у него к тому же выйдет перебор с кровяным давлением, он может в любой момент лопнуть как воздушный шарик. Надеюсь, к тому времени мы уже получим от него все, что хотим.
Веревка, привязанная к его хвосту, также оборачивает ему ноги, а другой ее конец привязан к надежной ветви дерева пятнадцатью футами выше. Мы с Нелли, а также Папаша Дуган стоим на грубом деревянном помосте, встроенном в болотистый берег. На самом деле здесь нет ни настоящей земли, ни настоящей воды – кругом одна болотная жижа, но Нелли точно знает, куда ступать, а куда не надо. Он уже здесь бывал.
– …и на ваших детей, – снова орет Эдди. – И на детей ваших детей!
– А я бездетный, – информирует его Хагстрем.
– Я тоже, – добавляю я. – Что касается Папаши, то о его детях ты уже в этом смысле позаботился. Извини, Эдди. Нас тут всего четверо. По крайней мере, на данный момент.
Тут по недвижному болоту разносится плеск, и Хагстрем внимательно вглядывается сквозь деревья.
– Кажется, это он, – бормочет Нелли. – Хотя я не уверен.
– Может, цыпленка бросить? – предлагаю я.
– Бросай, конечно, – говорит он. – У нас их навалом.
Я сую руку в пенопластовый охладитель у себя под боком, до отказа набитый сырыми размороженными цыплятами, и хватаю одного цыпленка за ножку. Скользкий и холодный, он, как пить дать, заражен уймой бацилл, но я не думаю, что обитатели этой пучины выскажут по этому поводу свое недовольство.
– Первая попытка, – говорит Нелли. – Просто зафигачь его подальше.
Я швыряю цыпленка повыше, и мы наблюдаем за тем, как он по широкой дуге летит над болотом. Не успевает дичь удариться о поверхность, как в том самом месте вдруг происходит колоссальный всплеск. Гигантский аллигатор выпрыгивает из трясины и ловит пастью цыпленка с не меньшей легкостью, чем студент факультета социологии – зеленую муху на лекции.
– Господи Иисусе! – выдыхает Эдди, пытаясь так выгнуть свое тело, чтобы оказаться как можно дальше от грозного аллигатора, и в результате болтаясь как рыба на крючке. Однако веревка как следует держит его над водой, не позволяя чудовищу прямо сейчас до него добраться.
– Мы его Хватом назвали, – кричит Эдди Хагстрем. – Конечно, не самая оригинальная кличка на свете, но нас тогда время поджимало.
– По-моему, он типа симпатичный, – говорю я. – И фотогеничный.
Папаша Дуган кивает:
– Еще бы – сплошные зубы.
– Да, зубы сейчас для фотомодели самое главное. А ты, Эдди, как мыслишь?
А Эдди снова заводит свои вопли. По-моему, его писклявый визг куда скорее привлечет болотных тварей, чем их отгонит. Впрочем, я не собираюсь вставать на пути брачных призывов любого мужчины.
– Итак, Эдди, – говорю я, крепко прихватывая веревку и удерживая Талларико на месте, – для всех этих дел есть три способа – легкий, тяжелый и забавный.
– Ты, предатель… хвост тебе в рыло… паскуда гнойная… иди у обезьяны отсоси…
Я мотаю головой:
– Нет, лесть тебе ничего не даст. Итак, легкий способ – это сразу поведать нам, кто твой источник внутри нашей организации.
– Хвост мне сперва погрызи…
– Нет, этим Хват займется, – вмешивается Хагстрем. – И это, друг мой сердечный, будет как раз тяжелый способ. А забавный способ – это немножко там тебя покачать, а потом бросить на хрен, чтобы ты до смерти изголодался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Тогда я резко замахиваюсь и бью своим железным прутом – специальной телескопирующейся штуковиной. Прут со свистом проносится по воздуху и крепко прикладывает Эдди слева по черепу. Талларико мигом оседает на пол, пистолет с лязгом падает рядом с его обмякшим телом.
– По-моему, ты малость погорячился, – говорит Хагстрем, опускаясь на одно колено, чтобы проверить Эдди пульс.
– Да ведь у него пистолет…
– Ладно, не парься. Живой он, живой. – Нелли счищает с себя фальшивую кровь, которой мы намазали его тело и лицо, вытирая руки о и без того грязную рубашку.
– Лучше пусть будет живой, – говорит Папаша Дуган, бросая свой прут на пол. – А то страшно добавить хочется.
Вообще-то Папаша в план не входил – мы договорились держать его в неведении относительно самых неаппетитных деталей нашего замысла. Я смотрю на Хагстрема, но тот лишь пожимает плечами.
– Я должен был ему сказать, – говорит Нелли. – Он имел право знать.
Щеки Папаши втягиваются, и я вижу, как он борется со слезами. Двое его детей были убиты за одну неделю – просто невозможно постичь всю глубину его скорби и одиночества. И если это поможет ему преодолеть горе, лично я у него на пути не встану. Особенно когда он по-прежнему так лихо железным прутом машет. Я быстро обнимаю Папашу, и он крепко прижимает меня к себе, прежде чем отпустить.
Хагстрем подходит к нам сзади.
– Ну как, ты готов идти дальше?
– Совершенно не готов.
– Отлично. Тогда поспешим.
Нелли хватает Эдди за руки, я за ноги, и хотя мы уже проделывали такое раньше, сразу же становится ясно, что Талларико по меньшей мере втрое тяжелее Норин. Мы тащимся к машине, убеждаемся, что вокруг никого не видно, затем бросаем Эдди в кузов и связываем ему руки с ногами на манер свиноводов – просто на случай, если он прочухается в течение сорокаминутной поездки к следующему месту действия. Вообще-то, когда я железным прутом бью чуваков по головам, они обычно так скоро в себя не приходят, и все же я не хочу оставлять это дело на произвол судьбы. Не за тем я так далеко зашел, чтобы сейчас напортачить. Время ошибок наступит, если я когда-нибудь целым и невредимым сумею добраться домой.
18
– Что в Эверглейдах самое лучшее, – сообщает мне Хагстрем, пока мы с ним завязываем последние узлы на ногах Эдди и проверяем натяжение, – так это то, что они большие. Охрененно большие. Когда народ собирается во Флориду, он либо едет прямиком в Диснейленд, либо до самого Майами. Про Эверглейды никто даже не думает. Миллионы акров болот – ни один акр не заселен, ни один не патрулируется – по крайней мере, толком не патрулируется. Так что Эверглейды просто незаменимы для дел… так скажем, деликатных. Вроде этого.
– Бляди! – орет Эдди. Голос его уносится далеко в болота и умирает где-то среди мангров. – Драть вас всех в хвост и в гриву! Ты, блин, Рубио, дай я только до тебя доберусь…
Нелли покрепче затягивает веревку, и Эдди, привязанный за хвост и висящий вниз головой, визжит от боли.
– Вот это правильно, – говорит ему Хагстрем. – Так держать.
Теперь Эдди добрых в двадцати футах от нас – болтается над болотистой гладью футах в пяти над поверхностью. Мне интересно, прилила ли уже кровь к его голове. Интересно также, обращает ли он на это внимание. Жирное рыло Талларико горит от гнева, и если у него к тому же выйдет перебор с кровяным давлением, он может в любой момент лопнуть как воздушный шарик. Надеюсь, к тому времени мы уже получим от него все, что хотим.
Веревка, привязанная к его хвосту, также оборачивает ему ноги, а другой ее конец привязан к надежной ветви дерева пятнадцатью футами выше. Мы с Нелли, а также Папаша Дуган стоим на грубом деревянном помосте, встроенном в болотистый берег. На самом деле здесь нет ни настоящей земли, ни настоящей воды – кругом одна болотная жижа, но Нелли точно знает, куда ступать, а куда не надо. Он уже здесь бывал.
– …и на ваших детей, – снова орет Эдди. – И на детей ваших детей!
– А я бездетный, – информирует его Хагстрем.
– Я тоже, – добавляю я. – Что касается Папаши, то о его детях ты уже в этом смысле позаботился. Извини, Эдди. Нас тут всего четверо. По крайней мере, на данный момент.
Тут по недвижному болоту разносится плеск, и Хагстрем внимательно вглядывается сквозь деревья.
– Кажется, это он, – бормочет Нелли. – Хотя я не уверен.
– Может, цыпленка бросить? – предлагаю я.
– Бросай, конечно, – говорит он. – У нас их навалом.
Я сую руку в пенопластовый охладитель у себя под боком, до отказа набитый сырыми размороженными цыплятами, и хватаю одного цыпленка за ножку. Скользкий и холодный, он, как пить дать, заражен уймой бацилл, но я не думаю, что обитатели этой пучины выскажут по этому поводу свое недовольство.
– Первая попытка, – говорит Нелли. – Просто зафигачь его подальше.
Я швыряю цыпленка повыше, и мы наблюдаем за тем, как он по широкой дуге летит над болотом. Не успевает дичь удариться о поверхность, как в том самом месте вдруг происходит колоссальный всплеск. Гигантский аллигатор выпрыгивает из трясины и ловит пастью цыпленка с не меньшей легкостью, чем студент факультета социологии – зеленую муху на лекции.
– Господи Иисусе! – выдыхает Эдди, пытаясь так выгнуть свое тело, чтобы оказаться как можно дальше от грозного аллигатора, и в результате болтаясь как рыба на крючке. Однако веревка как следует держит его над водой, не позволяя чудовищу прямо сейчас до него добраться.
– Мы его Хватом назвали, – кричит Эдди Хагстрем. – Конечно, не самая оригинальная кличка на свете, но нас тогда время поджимало.
– По-моему, он типа симпатичный, – говорю я. – И фотогеничный.
Папаша Дуган кивает:
– Еще бы – сплошные зубы.
– Да, зубы сейчас для фотомодели самое главное. А ты, Эдди, как мыслишь?
А Эдди снова заводит свои вопли. По-моему, его писклявый визг куда скорее привлечет болотных тварей, чем их отгонит. Впрочем, я не собираюсь вставать на пути брачных призывов любого мужчины.
– Итак, Эдди, – говорю я, крепко прихватывая веревку и удерживая Талларико на месте, – для всех этих дел есть три способа – легкий, тяжелый и забавный.
– Ты, предатель… хвост тебе в рыло… паскуда гнойная… иди у обезьяны отсоси…
Я мотаю головой:
– Нет, лесть тебе ничего не даст. Итак, легкий способ – это сразу поведать нам, кто твой источник внутри нашей организации.
– Хвост мне сперва погрызи…
– Нет, этим Хват займется, – вмешивается Хагстрем. – И это, друг мой сердечный, будет как раз тяжелый способ. А забавный способ – это немножко там тебя покачать, а потом бросить на хрен, чтобы ты до смерти изголодался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96