– Ты как ребенок, который не знает жизни и еще не обучился притворству и лицемерию. Привыкай жить среди людей, куколка. Ты сам это выбрал. Давно пора забыть про ваши чертовы традиции и перестать корчить из себя ледышку.
– Почему ты думаешь, что можешь меня поучать? – с досадой спросил Итильдин. – Почему ты думаешь, что можешь судить обо мне?
– Потому что я сам через это прошел. Я не родился в Диких степях, я пришел сюда десять лет назад, отказавшись от своей прошлой жизни, от своей семьи, от страны, которая была мне родной. Как ты, эльф. Я тоже сделал свой выбор.
Итильдин долго молчал, и эссанти тоже ничего не говорил, опираясь о каменную кладку колодца и задумчиво глядя вдаль. Мысли у эльфа разбегались. Было странно разговаривать с Кинтаро без ненависти и оскорблений. Он был мирным, искренним и открытым, как будто больше не нес в себе угрозу. Сейчас его общество даже казалось приятным.
Стремясь прогнать это ощущение, Итильдин сказал холодно, почти грубо:
– Мне не нужна твоя откровенность. Не делай вид, что мы друзья, это не так. Мы собирались поговорить об Альве Ахайре, а не обо мне или о тебе.
– Куколка, наши жизни связаны между собой. Или мы развяжем этот узел, или начнем сплетать их дальше.
Эльф не нашелся, что возразить.
– Об этом я хотел поговорить. Почему рыжий не соглашается? Ты его попросил?
– Нет, – честно ответил Итильдин.
– Но он спрашивал тебя?
– Нет. Он и так знает, что я могу ответить.
– И что же?
– Что я сделаю так, как он хочет.
– Проблема в том, что рыжий сам не знает, чего хочет, верно?
– Возможно.
– А чего хочешь ты?
– Мне все равно.
– Ты говорил, что ненавидишь меня.
– Можно ли ненавидеть ураган или лесной пожар? – Итильдин пожал плечами. – Кроме того, я знал, что отдаю себя в твои руки, когда пришел просить помощи. Я дал слово.
– Я не спрашиваю, что ты должен делать. Я спрашиваю, чего ты хочешь. Каков твой интерес в этом деле, эльф?
Итильдин поколебался и нехотя сказал:
– Мне легче терпеть твое общество, чем кавалеру Ахайре его лишиться. Ты даешь ему то, что не могу дать я. И если энкины действительно будут нас преследовать, нам пригодится твой воинский опыт.
– Достаточно честно. – Кинтаро смотрел на него в упор своими черными блестящими глазами. – Тогда почему он мне отказывает?
Мимолетно Итильдин поразился перемене, произошедшей с вождем эссанти. Это был не тот самоуверенный и насмешливый варвар, которого он привык видеть. Как будто бы он вдруг предстал перед эльфом безоружным. Теперь Итильдин понимал истинную природу его чувств к Лиэлле. Без сомнения, это была любовь. Итильдин мог считать его своим врагом, но жизнь возлюбленного доверил бы ему без колебаний. Эльф подумал, что Кинтаро, возможно, сам не понимает, что влечет его к Альве, и по губам его скользнула улыбка.
Кинтаро посмотрел на него с подозрением и нахмурился.
– Ответь мне, куколка. Ты знаешь рыжего лучше, чем я. Если он не может сам решить, мы решим это между собой. Ответь мне, чтобы мы наконец сдвинулись с места. Почему?
– Может быть, потому, что ты варвар из Диких степей, убийца и насильник? – ответил ему Итильдин не без злорадства.
Кинтаро усмехнулся.
– Нет, не потому. Между прочим, я убил меньше Древних, чем ты – воинов эссанти. И силой я за всю жизнь одного тебя взял, хочешь верь, хочешь нет.
Эльф вздохнул. Вот опять Кинтаро переворачивал все с ног на голову. Итильдин хотел бы не верить ему, но способности Древних мешали. Он прекрасно знал, что эссанти не лжет.
– Он боится твоей власти над ним, – сказал наконец Итильдин.
– Но он тоже имеет надо мной власть, – сказал вождь с некоторым усилием и отвернулся.
– Так скажи ему об этом. Скажи, что ты его любишь.
Эссанти долго молчал, потом проговорил отрывисто:
– Я не бросаюсь такими словами.
– Ты хочешь только брать и ничего не давать взамен.
– А лучше, как ты, не брать ничего, только отдавать?
– Ты просто боишься признаваться в любви, – ответил ему эльф с мстительным наслаждением, отыгрываясь за начало разговора, когда он был вынужден слушать поучения варвара. – Это слабость.
– На себя посмотри, – насмешливо парировал Кинтаро. – Каждый раз отбиваешься от меня, потому что тебе приличия не позволяют сказать грязному варвару «да».
Эльф вдохнул и выдохнул через расширившиеся ноздри, смерил вождя эссанти гневным взглядом, но не смог ничего сказать. Кипя от злости, он повернулся и зашагал обратно к шатру. Кинтаро был невыносим. Разговор с ним не подчинялся никакой логике, и он умел выводить эльфа из себя одним взглядом, одним словом, одним своим глумливым тоном.
«Почему он? Почему именно он?»
Насколько было бы проще, если третьим стал кто-то другой, кто вызывал у эльфа уважение и восхищение. Хотя бы Лэйтис Лизандер. Да кто угодно, только не этот беспринципный распущенный варвар, пробуждающий в окружающих самые низменные инстинкты.
И в то же время Итильдин знал, что это не мог быть никто другой.
– Я еду с вами, – заявил Кинтаро откровенно нагло.
Кто бы поверил, что варвар добьется своего таким образом?
– Черта с два! – запальчиво крикнул Альва. – То, что я с тобой трахаюсь, не значит, что я буду делать это всю жизнь! Мы уезжаем одни, и только попробуй нас удержать!
– Давай, сознайся, Альва, что ты меня боишься, – поддразнил его вождь эссанти, улыбаясь, но глаза его оставались серьезны.
– Я не боюсь, – ответил кавалер Ахайре упрямо, но глаза все-таки отвел.
– Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда.
– Не рассказывай сказки. Такие, как ты, всегда приходят и берут, что им нужно, никого не спрашивая.
– Я делаю только то, что ты хочешь.
– Угу, а еще такие, как ты, думают, что лучше меня знают, чего я хочу. И не слушают, когда я говорю «нет».
Что-то похожее на боль промелькнуло в глазах Кинтаро, когда он сказал с непривычной мягкостью:
– Альва, я никогда не стану тебя принуждать.
– Почему ты просто не оставишь меня в покое? – воскликнул молодой кавалер.
– Потому что это судьба, Альва Ахайре. С этим ничего нельзя сделать. Мы предназначены друг другу.
– Ты просто не хочешь терять свою игрушку, – сквозь зубы выговорил Альва и отвернулся.
– Я расскажу тебе одну легенду, мой сладкий, – сказал Кинтаро. Он лег на спину, заложив руки за голову и глядя в низкий свод шатра. – Я вычитал ее в одном старинном романе, когда учился в монастыре. Раз в триста лет затмение солнца сводит вместе трех человек, сплетает их жизни воедино. Отныне они связаны неразрывными узами до самой смерти. Эти трое могут быть кем угодно, и чувства их могут быть друг к другу любыми, но они – как лук, тетива и стрела, только вместе становятся одним целым. Как ночь, луна и солнце, которые сливаются в одно на время затмения. Для такого союза есть слово на Древнем языке… – Кинтаро щелкнул пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97