– Хочешь острых ощущений – вот тебе шанс.
– Вот как щас дам в морду, – ухмыльнулся Кинтаро.
Эльф сощурился.
– Попробуй. Все равно закончится тем, что ты захочешь трахаться.
– Эй, эльф, ты какой-то странный сегодня. На солнце не перегрелся?
– Может, и перегрелся, – в тон ему ответил Итильдин. – У нас как будто перемирие сегодня. Ты меня, я тебя – все честно.
Вот за это эльф больше всего не любил варвара: в его присутствии в голову лезли совершенно дикие желания, неизвестно откуда появлялись непристойные мысли и образы. Вот и сейчас перед глазами упорно стояла картина: потная смуглая спина, выгнутая поясница, крепкие ягодицы… Может, дело было в непривычной мягкости Кинтаро. Захотелось снова почувствовать власть над ним. С Лиэлле было не так, он и в пассивной позиции умудрялся вести, и трудно сказать, кто кого берет, когда тебя хватают за гениталии и укладывают на себя. А Кинтаро отдаваться не умел – и оттого брать его было особенно сладко.
И все же до последнего момента Итильдин не ожидал, что Кинтаро повернется на живот и раздвинет ноги. Все было так, как он себе представлял: и спина, и поясница, и бедра, ходящие ходуном, и лопатки, и позвоночник, и ребра, и иссиня-черная коса на плече, и вздохи в такт, и – перед самым концом – сбивчивые тихие ругательства.
Прежде чем встать и одеться, Итильдин наклонился к уху Кинтаро и сказал:
– Судьбу нельзя погонять, можно только следовать за ней. Нельзя узнать, что будет завтра, но можно быть готовым к этому. Когда нечего делать – ничего не делай. Когда наступает время действовать – действуй. Затишье долго не продлится, будь уверен.
«В моей жизни веками ничего не происходило, пока не появился ты», – хотелось ему сказать, но вместо этого он только молча прикоснулся губами к плечу Кинтаро и принялся одеваться.
На следующий день вечером Альва с Бахрияром здорово перебрали вина, и случилось то, что давно должно было случиться. Итильдин мог бы удержать Лиэлле, поскольку был совершенно трезв, но не стал и сделал знак Кинтаро не вмешиваться, когда Бахрияр вышел вслед за Альвой во внутренний дворик. Эти двое должны были объясниться.
Однако вначале объяснением и не пахло. Оказавшись наедине у фонтана, в сумерках, наполненных ароматом жасмина, Бахрияр и Альва сами не заметили, как начали целоваться, пьянея от желания все больше и больше. Сами собой подвернулись подушки, разбросанные вокруг фонтана, руки сами собой зашарили по телу…
Итильдин и Кинтаро услышали удивленный вскрик, потом двое у фонтана заспорили, и с каждой минутой все громче. Они переглянулись, хмыкнули и отправились выяснять, в чем дело.
– Доигрался, рыженький? – ласково сказал Кинтаро, окидывая взглядом мизансцену.
Итильдин мельком взглянул на степняка и поразился перемене в нем. К нему снова вернулась вся его самоуверенность, и наглая улыбка снова была при нем, и хищный похотливый огонек в глазах. Вчерашний день казался сном. Полно, было ли это – плечи, лопатки, бедра, покорные тихие вскрики?
– Я не понимаю, – жалобно говорил Бахрияр, держась за голову. Он слегка пошатывался и отпихивал Альву, который пытался его поддержать.
– Я вам потом все объясню, – уговаривал Альва, но Бахрияр его не слушал, повторяя:
– Нет, ну как же это, а? Зачем? Как вы могли? Я же вам доверял… Я же не знал… Вы меня обманули!
– Подумаешь, невидаль, – сказал Кинтаро, подставляя арисланцу плечо, на которое тот немедленно оперся, и повел его, спотыкающегося, в дом. – Пойдем, поговорим, как мужчина с мужчиной.
Альва вдруг сдавленно захихикал, уткнувшись в плечо Итильдина.
– Как мужчина с мужчиной, ой не могу. Знал бы он, что это значит по обычаям Дикой степи! Прости, это нервное… Представляешь, у меня будто туман в голове случился…
– Знаю этот туман, называется «Алазанская долина», красное, – ехидно подсказал Итильдин.
Лиэлле снова зашелся смехом, тщетно пытаясь зажать себе рот.
– Умира-а-ю… хоть ты не дразни. Мне надо куда-нибудь лечь. Черт… смотри, до сих пор стоит, – и он положил руку эльфа на свой твердый член, очень хорошо прощупывающийся под тонким шелком платья. – Ох, кто бы врезал мне по морде… Я же не знал, что он так расстроится…
– Так ты, значит, все-таки дал ему залезть себе под юбку, – усмехнулся Итильдин и поцеловал пахнущий вином и Бахрияром рот Лиэлле. Постанывая, тот повис у него на шее, подставляя губы.
– Динэ… хочу… – шептал он в перерывах между поцелуями. – Трахни меня… до беспамятства… господи, какая же я сука… эльф, мой эльф… любовь моя…
– Здесь или в спальне?
– Здесь… а потом – в спальне…
Итильдин завалил Лиэлле на спину и сделал с ним то, о чем он просил.
За кавалером Ахайре водилась одна особенность, давно замеченная Итильдином, – после секса он стремительно и необратимо трезвел. Когда они влезли в спальню «леди Аланис» через окно, Альва уже твердо держался на ногах, смущенно отводил взгляд и тяжело вздыхал.
Из соседней комнаты доносился неразборчивый диалог – уговаривающий голос Кинтаро и обиженный Бахрияра. Альва прислушивался к ним с видом нашкодившего котенка. Потом голоса затихли… на какое-то время. А потом послышалось такое, что Альва широко раскрыл глаза и растерянно посмотрел на Итильдина.
– Ты слышишь то же, что и я?
– И даже больше, – усмехнулся эльф.
Он различал не только характерные стоны и скрип кровати, но и горячий шепот Бахрияра, и не оставалось сомнений, что арисланец принимает в этом самое деятельное участие. А Кинтаро, как всегда, был на высоте, и наверняка Бахрияр будет утром поглядывать на него так же томно и мечтательно, как смотрели придворные кавалеры и дамы в Трианессе, воины эссанти, мальчишка-марранец и даже временами сам Альва.
– Вот скотина! – выговорил Лиэлле, потрясенный до глубины души. – Это уже слишком! – он снова нервно захихикал, не в силах с собой справиться.
Итильдин поступил с ним просто – заткнул ему рот своим.
О да, ему определенно нравился Арислан.
Глава 6
Громко хлопнула дверь, и Альва вздрогнул, вырванный из мира своих образов. Бумага на столе зашелестела от сквозняка, пронесшегося по дому. Пахло чернилами и теми большими белыми цветами, которые раскрываются в сумерках. Ого, уже вечер! В приступе вдохновения он и не заметил, как прошло время… Да, он как раз возил метелкой по полу, когда на него накатило. Почему-то физическая работа очень способствует возникновению творческих мыслей. Или, может быть, творческие мысли уже возникли в тот момент, когда он опрокинул чертов горшок с цветком. Как бы там ни было, на Альву буквально напал стих. Кинув метелку и отряхнув руки, он принялся рыться повсюду в поисках пера и бумаги. И чуть не опрокинул еще один цветок.
Динэ, услышав чертыхания, вытащил из его рук горшок с пышной азалией, аккуратно вернул на место и вручил поэту любимый блокнот в кожаной обложке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Вот как щас дам в морду, – ухмыльнулся Кинтаро.
Эльф сощурился.
– Попробуй. Все равно закончится тем, что ты захочешь трахаться.
– Эй, эльф, ты какой-то странный сегодня. На солнце не перегрелся?
– Может, и перегрелся, – в тон ему ответил Итильдин. – У нас как будто перемирие сегодня. Ты меня, я тебя – все честно.
Вот за это эльф больше всего не любил варвара: в его присутствии в голову лезли совершенно дикие желания, неизвестно откуда появлялись непристойные мысли и образы. Вот и сейчас перед глазами упорно стояла картина: потная смуглая спина, выгнутая поясница, крепкие ягодицы… Может, дело было в непривычной мягкости Кинтаро. Захотелось снова почувствовать власть над ним. С Лиэлле было не так, он и в пассивной позиции умудрялся вести, и трудно сказать, кто кого берет, когда тебя хватают за гениталии и укладывают на себя. А Кинтаро отдаваться не умел – и оттого брать его было особенно сладко.
И все же до последнего момента Итильдин не ожидал, что Кинтаро повернется на живот и раздвинет ноги. Все было так, как он себе представлял: и спина, и поясница, и бедра, ходящие ходуном, и лопатки, и позвоночник, и ребра, и иссиня-черная коса на плече, и вздохи в такт, и – перед самым концом – сбивчивые тихие ругательства.
Прежде чем встать и одеться, Итильдин наклонился к уху Кинтаро и сказал:
– Судьбу нельзя погонять, можно только следовать за ней. Нельзя узнать, что будет завтра, но можно быть готовым к этому. Когда нечего делать – ничего не делай. Когда наступает время действовать – действуй. Затишье долго не продлится, будь уверен.
«В моей жизни веками ничего не происходило, пока не появился ты», – хотелось ему сказать, но вместо этого он только молча прикоснулся губами к плечу Кинтаро и принялся одеваться.
На следующий день вечером Альва с Бахрияром здорово перебрали вина, и случилось то, что давно должно было случиться. Итильдин мог бы удержать Лиэлле, поскольку был совершенно трезв, но не стал и сделал знак Кинтаро не вмешиваться, когда Бахрияр вышел вслед за Альвой во внутренний дворик. Эти двое должны были объясниться.
Однако вначале объяснением и не пахло. Оказавшись наедине у фонтана, в сумерках, наполненных ароматом жасмина, Бахрияр и Альва сами не заметили, как начали целоваться, пьянея от желания все больше и больше. Сами собой подвернулись подушки, разбросанные вокруг фонтана, руки сами собой зашарили по телу…
Итильдин и Кинтаро услышали удивленный вскрик, потом двое у фонтана заспорили, и с каждой минутой все громче. Они переглянулись, хмыкнули и отправились выяснять, в чем дело.
– Доигрался, рыженький? – ласково сказал Кинтаро, окидывая взглядом мизансцену.
Итильдин мельком взглянул на степняка и поразился перемене в нем. К нему снова вернулась вся его самоуверенность, и наглая улыбка снова была при нем, и хищный похотливый огонек в глазах. Вчерашний день казался сном. Полно, было ли это – плечи, лопатки, бедра, покорные тихие вскрики?
– Я не понимаю, – жалобно говорил Бахрияр, держась за голову. Он слегка пошатывался и отпихивал Альву, который пытался его поддержать.
– Я вам потом все объясню, – уговаривал Альва, но Бахрияр его не слушал, повторяя:
– Нет, ну как же это, а? Зачем? Как вы могли? Я же вам доверял… Я же не знал… Вы меня обманули!
– Подумаешь, невидаль, – сказал Кинтаро, подставляя арисланцу плечо, на которое тот немедленно оперся, и повел его, спотыкающегося, в дом. – Пойдем, поговорим, как мужчина с мужчиной.
Альва вдруг сдавленно захихикал, уткнувшись в плечо Итильдина.
– Как мужчина с мужчиной, ой не могу. Знал бы он, что это значит по обычаям Дикой степи! Прости, это нервное… Представляешь, у меня будто туман в голове случился…
– Знаю этот туман, называется «Алазанская долина», красное, – ехидно подсказал Итильдин.
Лиэлле снова зашелся смехом, тщетно пытаясь зажать себе рот.
– Умира-а-ю… хоть ты не дразни. Мне надо куда-нибудь лечь. Черт… смотри, до сих пор стоит, – и он положил руку эльфа на свой твердый член, очень хорошо прощупывающийся под тонким шелком платья. – Ох, кто бы врезал мне по морде… Я же не знал, что он так расстроится…
– Так ты, значит, все-таки дал ему залезть себе под юбку, – усмехнулся Итильдин и поцеловал пахнущий вином и Бахрияром рот Лиэлле. Постанывая, тот повис у него на шее, подставляя губы.
– Динэ… хочу… – шептал он в перерывах между поцелуями. – Трахни меня… до беспамятства… господи, какая же я сука… эльф, мой эльф… любовь моя…
– Здесь или в спальне?
– Здесь… а потом – в спальне…
Итильдин завалил Лиэлле на спину и сделал с ним то, о чем он просил.
За кавалером Ахайре водилась одна особенность, давно замеченная Итильдином, – после секса он стремительно и необратимо трезвел. Когда они влезли в спальню «леди Аланис» через окно, Альва уже твердо держался на ногах, смущенно отводил взгляд и тяжело вздыхал.
Из соседней комнаты доносился неразборчивый диалог – уговаривающий голос Кинтаро и обиженный Бахрияра. Альва прислушивался к ним с видом нашкодившего котенка. Потом голоса затихли… на какое-то время. А потом послышалось такое, что Альва широко раскрыл глаза и растерянно посмотрел на Итильдина.
– Ты слышишь то же, что и я?
– И даже больше, – усмехнулся эльф.
Он различал не только характерные стоны и скрип кровати, но и горячий шепот Бахрияра, и не оставалось сомнений, что арисланец принимает в этом самое деятельное участие. А Кинтаро, как всегда, был на высоте, и наверняка Бахрияр будет утром поглядывать на него так же томно и мечтательно, как смотрели придворные кавалеры и дамы в Трианессе, воины эссанти, мальчишка-марранец и даже временами сам Альва.
– Вот скотина! – выговорил Лиэлле, потрясенный до глубины души. – Это уже слишком! – он снова нервно захихикал, не в силах с собой справиться.
Итильдин поступил с ним просто – заткнул ему рот своим.
О да, ему определенно нравился Арислан.
Глава 6
Громко хлопнула дверь, и Альва вздрогнул, вырванный из мира своих образов. Бумага на столе зашелестела от сквозняка, пронесшегося по дому. Пахло чернилами и теми большими белыми цветами, которые раскрываются в сумерках. Ого, уже вечер! В приступе вдохновения он и не заметил, как прошло время… Да, он как раз возил метелкой по полу, когда на него накатило. Почему-то физическая работа очень способствует возникновению творческих мыслей. Или, может быть, творческие мысли уже возникли в тот момент, когда он опрокинул чертов горшок с цветком. Как бы там ни было, на Альву буквально напал стих. Кинув метелку и отряхнув руки, он принялся рыться повсюду в поисках пера и бумаги. И чуть не опрокинул еще один цветок.
Динэ, услышав чертыхания, вытащил из его рук горшок с пышной азалией, аккуратно вернул на место и вручил поэту любимый блокнот в кожаной обложке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97