Картина полна оптических иллюзий – особенно это относится к выражению моего лица и манере себя держать. Я выгляжу так, словно я почти счастлив, но в то же время – словно я встревожен и очень подавлен. Кажется, я лежу в удобной позе и тело мое расслаблено, но в то же время, судя по выражению лица, мне хочется, чтобы тело было прикрыто, – и действительно создается впечатление, будто едва заметный флер покрывает меня всего, за исключением глаз, и это походит на костюм призрака в Хэллоуин.
– Очень хорошо, – говорю я.
– Я знаю, – отвечает она. – Несомненно, это самая лучшая картина, какую я когда-либо писала. Вы были самым хорошим натурщиком.
– Был ли я Мужчиной с Оптической Иллюзией?
– Да.
– Ваша дочь сказала, что я – самый ярко выраженный Мужчина с Оптической Иллюзией из всех, кого она видела. Это верно?
– Да. Я никогда не видела более законченного Мужчину с Оптической Иллюзией, чем вы.
– В чем это проявляется? Чем именно я являюсь почти, но не совсем?
– Вы почти уродливы, но не совсем. Вы почти красивы, но не совсем. У вас вокруг талии почти что жировая подушка, но не совсем. Ваши ребра почти выпирают, но не совсем. Вы почти выглядите самым глупо-блаженным человеком в мире, но не совсем. Вы почти выглядите так, словно могли бы совершить самоубийство в любую минуту, – но не совсем.
– О, и это все? – спрашиваю я.
– Вы язвите?
– Нет. А нет ли чего-нибудь, в большей степени раскрывающего мое внутреннее «я»? Менее поверхностного? Более выразительного?
– О, вы хотите выразительного. В таком случае я могла бы показать вам список выразительных оптических иллюзий, содержащихся в вас, который я составила. – Она выдвигает ящик и вынимает белый лист бумаги, сложенный вдвое. И протягивает его мне.
Бумага исписана от руки, и содержит следующую информацию:
Джереми Ацидофилус. Мужчина с Оптической Иллюзией
1. Он говорит немного, но когда говорит, то слишком много. (О, я ужасно оскорблен!)
2. Он выглядит слабым и нездоровым, и все же иногда кажется, что если когда-нибудь наступит конец света, то он переживет нас всех, как таракан.
3. Кажется, что им легко манипулировать, но он также выглядит так, словно может неожиданно заартачиться.
4. У него часто очень бледное лицо, а рот большой и красный, и от этого он бывает похож на вампира, иногда на клоуна, иногда на старомодного чувственного джентльмена, но, как ни удивительно, на гомосексуалиста – никогда. В другие дни рот его выглядит гораздо меньше, более нормального размера, и менее красным, а кожа – менее белой, и гадаешь: показалось ли накануне, что у него большой красный рот, или это было на самом деле.
Это конец списка, но, на мой вкус, он слишком уж длинный, и у меня такое ощущение, будто я только что получил четыре пощечины.
– Когда вы написали «таракан», возможно, вы имели в виду «личинка»? – спрашиваю я ее не с горечью, а из подлинного любопытства. Моя внешность всегда так живо напоминает мне личинку, что мне интересно: не будет ли для нее откровением, если я упомяну об этом.
Она смотрит на меня, слегка удивленная, и отвечает:
– Нет, я имела в виду таракана. – Она берет у меня список и возвращает его в ящик.
– Вы Ж.О.И.? – осведомляюсь я.
– Не знаю, – отвечает она. – Вы думаете, что это так?
Я пытаюсь придумать какое-нибудь свойство, которое у нее почти есть, и наконец изрекаю:
– Вы почти грубы, но не совсем.
– Я не хотела задеть ваши чувства, – говорит художница. – Мне ужасно жаль, если я это сделала. Но порой я так увлекаюсь своим искусством, становлюсь почти злой, и не могу помешать себе сказать или написать вещи, которые, возможно, слишком резки, поскольку я чувствую, что то, что я говорю, – правда.
– Увижу ли я вас еще – теперь, когда вы закончили писать меня?
– Конечно. Я хочу, чтобы вы встречались с моей подругой Лорой. У нее немного друзей, и я думаю, вы могли бы очень понравиться друг другу.
– Не думаю, что я ей так уж понравился. Она не сказала мне почти ни слова, – возражаю я.
– Вы ей очень понравились. Она мне об этом сама сказала.
– Мне не нравится… то, чем она занимается.
– А как насчет вас? Вы занимаетесь чем-то столь пленительным, что это позволяет вам быть критически настроенным и разборчивым?
– Я – редактор, проверяющий факты. По крайней мере, это серьезное занятие. Я не знаю, каковы ваши намерения. Вы хотите, чтобы у меня с ней возникли романтические отношения?
– Это было бы чудесно. То есть, если она вам нравится.
– Мне нравитесь вы.
– Я знаю, но ничего не выйдет. Мне нравится брат Лоры, Дэймон.
Черт возьми! Я так и знал.
– Вы должны понять, – продолжает она, – что уговаривая вас, я оказываю услугу ей. Как бы услуга за услугу. Я помогу ей найти кавалера, а она замолвит за меня словечко перед братом. Вообще-то я не так уж хорошо ее знаю. Я познакомилась с ней случайно, через ее брата. По правде говоря, я нахожу ее совсем заурядной, что может вас удивить – теперь, когда вы видели ее выступление. Правда, у нее есть приятные качества. Она разумна, уравновешенна, постоянна, здорова, спокойна, добродушна, ровна, расслаблена, безмятежна. А ее брат великолепен.
Когда я возвращаюсь домой, моя кошка Мину чуть ли не улыбается, глядя на меня прищуренными глазами. Шерсть у нее взъерошена и растрепана.
«О, Джереми, милый! Ты сегодня прекрасно выглядишь, – говорит она. – Я так ждала, когда ты вернешься домой!»
«Почему?»
«Сначала скажи мне: я хорошенькая?»
«Да. как обычно».
«Ты даже не смотришь на меня».
Я смотрю на нее, и она роскошно растягивается на полу.
«Ну, как теперь? – спрашивает она. – Я сейчас хорошенькая?» – Она неистово мурлыкает, но я вижу, что она прилагает неимоверные усилия, чтобы не мурлыкать, когда говорит, так как знает, что это меня раздражает.
«Да, ты хорошенькая, – отвечаю я. – Так почему же ты ждала, чтобы я пришел домой?»
«Потому что думаю, что у меня тити-пити».
«Что такое тити-пити?»
«О, Джереми, ты тако-о-ой недогадливый!»
«Хорошо, я недогадливый. Итак, что такое тити-пити?»
«Тити-пити – это течка. Почему же не приходят кавалеры?»
«А как же, по-твоему, они могут прийти? Все окна и двери закрыты, и мы живем на четвертом этаже».
«Это неважно. Все равно они должны как-то прийти».
«Ты хочешь сказать – пройдя сквозь стены?»
«Не знаю. Они находят способы».
Она много мяукает и, по-видимому, мучается. Мне ее жаль, поэтому я говорю:
«Не расстраивайся, больше тебе никогда не при-дется пройти через это, мы тебя прооперируем, и ты до конца жизни будешь себя прекрасно чувствовать».
«Ты рехнулся? Я хочу заниматься любовью. И я хочу иметь детей».
«Но ты же начнешь писать повсюду».
«Обещаю, что не стану».
Она все продолжает и продолжает, придя в ужас и негодуя, и я чувствую себя монстром. Она заставляет меня поклясться, что ее никогда не будут оперировать, но я на всякий случай скрещиваю пальцы, чтобы иметь возможность выбора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Очень хорошо, – говорю я.
– Я знаю, – отвечает она. – Несомненно, это самая лучшая картина, какую я когда-либо писала. Вы были самым хорошим натурщиком.
– Был ли я Мужчиной с Оптической Иллюзией?
– Да.
– Ваша дочь сказала, что я – самый ярко выраженный Мужчина с Оптической Иллюзией из всех, кого она видела. Это верно?
– Да. Я никогда не видела более законченного Мужчину с Оптической Иллюзией, чем вы.
– В чем это проявляется? Чем именно я являюсь почти, но не совсем?
– Вы почти уродливы, но не совсем. Вы почти красивы, но не совсем. У вас вокруг талии почти что жировая подушка, но не совсем. Ваши ребра почти выпирают, но не совсем. Вы почти выглядите самым глупо-блаженным человеком в мире, но не совсем. Вы почти выглядите так, словно могли бы совершить самоубийство в любую минуту, – но не совсем.
– О, и это все? – спрашиваю я.
– Вы язвите?
– Нет. А нет ли чего-нибудь, в большей степени раскрывающего мое внутреннее «я»? Менее поверхностного? Более выразительного?
– О, вы хотите выразительного. В таком случае я могла бы показать вам список выразительных оптических иллюзий, содержащихся в вас, который я составила. – Она выдвигает ящик и вынимает белый лист бумаги, сложенный вдвое. И протягивает его мне.
Бумага исписана от руки, и содержит следующую информацию:
Джереми Ацидофилус. Мужчина с Оптической Иллюзией
1. Он говорит немного, но когда говорит, то слишком много. (О, я ужасно оскорблен!)
2. Он выглядит слабым и нездоровым, и все же иногда кажется, что если когда-нибудь наступит конец света, то он переживет нас всех, как таракан.
3. Кажется, что им легко манипулировать, но он также выглядит так, словно может неожиданно заартачиться.
4. У него часто очень бледное лицо, а рот большой и красный, и от этого он бывает похож на вампира, иногда на клоуна, иногда на старомодного чувственного джентльмена, но, как ни удивительно, на гомосексуалиста – никогда. В другие дни рот его выглядит гораздо меньше, более нормального размера, и менее красным, а кожа – менее белой, и гадаешь: показалось ли накануне, что у него большой красный рот, или это было на самом деле.
Это конец списка, но, на мой вкус, он слишком уж длинный, и у меня такое ощущение, будто я только что получил четыре пощечины.
– Когда вы написали «таракан», возможно, вы имели в виду «личинка»? – спрашиваю я ее не с горечью, а из подлинного любопытства. Моя внешность всегда так живо напоминает мне личинку, что мне интересно: не будет ли для нее откровением, если я упомяну об этом.
Она смотрит на меня, слегка удивленная, и отвечает:
– Нет, я имела в виду таракана. – Она берет у меня список и возвращает его в ящик.
– Вы Ж.О.И.? – осведомляюсь я.
– Не знаю, – отвечает она. – Вы думаете, что это так?
Я пытаюсь придумать какое-нибудь свойство, которое у нее почти есть, и наконец изрекаю:
– Вы почти грубы, но не совсем.
– Я не хотела задеть ваши чувства, – говорит художница. – Мне ужасно жаль, если я это сделала. Но порой я так увлекаюсь своим искусством, становлюсь почти злой, и не могу помешать себе сказать или написать вещи, которые, возможно, слишком резки, поскольку я чувствую, что то, что я говорю, – правда.
– Увижу ли я вас еще – теперь, когда вы закончили писать меня?
– Конечно. Я хочу, чтобы вы встречались с моей подругой Лорой. У нее немного друзей, и я думаю, вы могли бы очень понравиться друг другу.
– Не думаю, что я ей так уж понравился. Она не сказала мне почти ни слова, – возражаю я.
– Вы ей очень понравились. Она мне об этом сама сказала.
– Мне не нравится… то, чем она занимается.
– А как насчет вас? Вы занимаетесь чем-то столь пленительным, что это позволяет вам быть критически настроенным и разборчивым?
– Я – редактор, проверяющий факты. По крайней мере, это серьезное занятие. Я не знаю, каковы ваши намерения. Вы хотите, чтобы у меня с ней возникли романтические отношения?
– Это было бы чудесно. То есть, если она вам нравится.
– Мне нравитесь вы.
– Я знаю, но ничего не выйдет. Мне нравится брат Лоры, Дэймон.
Черт возьми! Я так и знал.
– Вы должны понять, – продолжает она, – что уговаривая вас, я оказываю услугу ей. Как бы услуга за услугу. Я помогу ей найти кавалера, а она замолвит за меня словечко перед братом. Вообще-то я не так уж хорошо ее знаю. Я познакомилась с ней случайно, через ее брата. По правде говоря, я нахожу ее совсем заурядной, что может вас удивить – теперь, когда вы видели ее выступление. Правда, у нее есть приятные качества. Она разумна, уравновешенна, постоянна, здорова, спокойна, добродушна, ровна, расслаблена, безмятежна. А ее брат великолепен.
Когда я возвращаюсь домой, моя кошка Мину чуть ли не улыбается, глядя на меня прищуренными глазами. Шерсть у нее взъерошена и растрепана.
«О, Джереми, милый! Ты сегодня прекрасно выглядишь, – говорит она. – Я так ждала, когда ты вернешься домой!»
«Почему?»
«Сначала скажи мне: я хорошенькая?»
«Да. как обычно».
«Ты даже не смотришь на меня».
Я смотрю на нее, и она роскошно растягивается на полу.
«Ну, как теперь? – спрашивает она. – Я сейчас хорошенькая?» – Она неистово мурлыкает, но я вижу, что она прилагает неимоверные усилия, чтобы не мурлыкать, когда говорит, так как знает, что это меня раздражает.
«Да, ты хорошенькая, – отвечаю я. – Так почему же ты ждала, чтобы я пришел домой?»
«Потому что думаю, что у меня тити-пити».
«Что такое тити-пити?»
«О, Джереми, ты тако-о-ой недогадливый!»
«Хорошо, я недогадливый. Итак, что такое тити-пити?»
«Тити-пити – это течка. Почему же не приходят кавалеры?»
«А как же, по-твоему, они могут прийти? Все окна и двери закрыты, и мы живем на четвертом этаже».
«Это неважно. Все равно они должны как-то прийти».
«Ты хочешь сказать – пройдя сквозь стены?»
«Не знаю. Они находят способы».
Она много мяукает и, по-видимому, мучается. Мне ее жаль, поэтому я говорю:
«Не расстраивайся, больше тебе никогда не при-дется пройти через это, мы тебя прооперируем, и ты до конца жизни будешь себя прекрасно чувствовать».
«Ты рехнулся? Я хочу заниматься любовью. И я хочу иметь детей».
«Но ты же начнешь писать повсюду».
«Обещаю, что не стану».
Она все продолжает и продолжает, придя в ужас и негодуя, и я чувствую себя монстром. Она заставляет меня поклясться, что ее никогда не будут оперировать, но я на всякий случай скрещиваю пальцы, чтобы иметь возможность выбора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66