– Что случилось? – спрашиваю я, садясь рядом с ней и обнимая ее за плечи.
– Сара умирает, – отвечает она, вперив взгляд в марципановую рыбу.
– Что?
– Доктор говорит, что у нее опухоль мозга.
– Нет.
Она кивает рыбе. Я хочу, чтобы она взглянула на меня.
– У нее головные боли, – продолжает Генриетта, – и тошнота. Он сделал тесты.
– Вы в этом уверены? Вы проконсультировались с другим специалистом?
Она кивает рыбе. Пока Генриетта вот так пристально смотрит на эту рыбу, мне трудно поверить, что она произносит свои слова в здравом уме.
– Существует же лечение, – говорю я.
Она качает головой и сообщает рыбе:
– Болезнь слишком запущена. Ее нельзя вылечить. У Сары осталось всего несколько недель или месяцев.
– О господи!
Мы молча сидим, и оба безучастным взглядом смотрим на рыбу.
– Она знает? – спрашиваю я наконец.
– Нет.
В дверях кухни какое-то движение. Мы смотрим туда. На пороге стоит Сара.
Какой-то тоненький голосок у меня в голове произносит: «Теперь она знает, леди и джентльмены».
Мы смотрим на нее в оцепенении, ожидая, чтобы она заговорила. Мы не знаем, слышала ли она наш разговор. Но вскоре по выражению ее лица понимаем, что слышала.
– Это правда? – спрашивает она.
«Что правда?» – хочется мне спросить в ответ, но я молчу.
Генриетта не в силах отвечать, и это само по себе является ответом для Сары, которая поворачивается и уходит в гостиную. Генриетта бросается за ней. Я следую за ними. Мать и дочь обнимают друг друга, рыдая.
В ту ночь я рассказываю Лоре известие о Саре и плачу. Первая ее реакция – непонимание. Потом она тоже начинает плакать и пытается меня утешить.
На следующий день Генриетта просит меня прийти, пока Сара в школе, чтобы мы могли поговорить наедине. Мы сидим на кушетке.
Она говорит:
– Когда доктор сообщил мне плохие новости, я записала их на магнитофон.
– Зачем?
– Я лучше справляюсь с плохими новостями, если они в моем распоряжении и я могу прослушивать их, когда захочу. Тогда я чувствую, что могу что-то изменить, хотя и знаю, что это не так. – Она вынимает маленький магнитофон. – Если когда-нибудь вам придется сообщить мне плохие новости, пожалуйста, предупредите меня заранее, чтобы я смогла их записать.
Она включает магнитофон, и оттуда доносится голос доктора.
– В течение двух следующих недель ее головная боль станет гораздо сильнее и будет постоянной, а не в виде приступов, как сейчас. Я даже не могу описать, насколько мучительной станет боль.
– О, нет, – выдыхает Генриетта в магнитофоне.
– Да. Но, – тут доктор делает паузу, – одновременно с болью появится еще один симптом, благодаря которому боль будет легче переноситься.
Он ждет, чтобы она спросила: «Что это?» Пауза.
– Что это? – спрашивает леди Генриетта.
– Этот вторичный симптом называют симптомом счастья. Он встречается довольно редко, но порой возникает при опухоли головного мозга – в таких случаях, как у Сары.
– Что такое симптом счастья?
– Он соответствует своему названию. В течение следующих двух недель ее опухоль будет расти, задевая ту часть мозга, которая вызовет мучительную боль, но она также заденет тот участок, который вызывает небывалое счастье. Чем сильнее становится боль – а я вас уверяю, что она будет возрастать с каждым днем, – тем сильнее становится ощущение счастья.
– Как же это возможно?
– Боль и счастье, точно так же, как удовольствие и несчастье, вполне могут сосуществовать. Заметьте, что я не сказал «боль и удовольствие», которые образуют совсем другое сочетание: боль обычно убивает удовольствие, после определенного момента. Причина, по которой людям трудно себе представить, что боль и счастье могут сосуществовать в полной гармонии, заключается в том, что это конкретное сочетание чувств нечасто встречается. Самый распространенный случай, когда боль и счастье соседствуют в обыденной жизни, – это когда рожают женщины, которым очень, очень хочется ребенка. Люди с симптомом счастья часто говорят необычные вещи, когда испытывают боль.
Генриетта молчит, слышится шум записи.
– Но вы особенно не расстраивайтесь, – продолжает доктор. – Эти симптомы недолго продлятся. Как только будут пройдены эти два отдела мозга, что, как я сказал, займет примерно две недели, боль быстро исчезнет полностью. А также и счастье.
Генриетта все еще не произносит ни слова.
– У вас есть еще вопросы? – спрашивает доктор.
– Да, – отвечает она. – Как все будет перед концом? Ей станет гораздо хуже?
– Нет. Боль не вернется, в чем заключается прелесть этой конкретной опухоли. Она не будет постепенно слабеть, или терять вес, или цепенеть. Она просто умрет. К несчастью, вы не будете предупреждены. Это случится очень неожиданно.
– Что значит «неожиданно»? Она просто упадет и умрет?
– Я не знаю, упадет ли она, но она умрет. Полагаю, если она будет в это время стоять, то может упасть. А может быть, будет сидеть в кресле и просто закроет глаза. Или, если вы будете идти по улице, она может сесть на землю или лечь на тротуаре и закрыть глаза.
В тот же день боль Сары начинает усиливаться. Периоды, когда боль прекращается, становятся короче и реже. Начинается счастье. Генриетта звонит мне и рассказывает, что Сара ужасно страдает. Я заезжаю к ним. Едва выйдя из лифта, я слышу, как кричит Сара. Когда я вхожу в квартиру, она сидит на кушетке, сжав голову руками и колотя ею по подушке. На ее лице – широкая улыбка.
– Джереми! – восклицает она, завидев меня. – Я никогда прежде не испытывала ничего подобного. Мне кажется, что с меня сдирают лицо. Это такое реальное ощущение! Лучше всякого спецэффекта!
Рядом с ней сидит Генриетта, совершенно зеленая. Сара еще раз взвизгивает от боли и говорит: – А теперь снова гвоздь. – Ее лицо искажается от боли и радости. – Такое ощущение, как будто кто-то очень сильный медленно загоняет мне в череп гвоздь, а мне хочется, чтобы они быстро его забили и покончили с этим.
– Гвоздь? – повторяю я.
– Да. Длинный гвоздь, который двигается к центру моего мозга, а когда он туда доберется, я умру – я это знаю.
В конце концов заговаривает Генриетта:
– Доктор сказал, что боль прекратится задолго до того, как он доберется до центра.
– И это еще не все, Джереми, – продолжает Сара. – С прошлой ночи у меня появился еще третий спецэффект. Как будто голова у меня открыта сзади, и мозг стекает по спине. Это просто невероятно, мать их так! Я даже ощущаю влажный след мозга на затылке.
Я закрываю рот, который последние несколько минут был открыт.
На следующий день Сара очарована не только своей болью – сама мысль о том, что она умирает, становится для нее невыразимо привлекательной. Генриетта говорит мне, что Сара рассказала всем в школе, что она умирает, и люди считают, будто она этим хвастается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66