ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Когда мы уходим из магазина, она оборачивается лицом к покупателям и, опустив шарф, улыбается; ее красные губы полускрыты темной растительностью. Я смотрю на людей, охваченных паникой. Многие из них не сводят пристального взгляда с Сары, некоторые прищуриваются, чтобы лучше рассмотреть, у других совершенно ошарашенный вид.
Она убивает рыбок по размеру, начав с самой маленькой. Неоновая тетра отправляется в кипяток, гуппи – в морозилку («потому что он такой хорошенький, что мне хочется его сохранить»), окунь стеклянный втягивается пылесосом с ковра. (Перед тем, как перейти к следующей казни, она кричит мне под шум пылесоса: «Я думаю, что люди, которые умирают, имеют право на безумные поступки, и это не означает, что они безумны. Это означает, что они умирают и расстроены. Фактически это означает, что они в здравом уме».) Буйвологоловку она кладет на кровать и наблюдает, как та бьется, умирая; карликового гурами разрезает вдоль и любуется его скелетом; вуалехвостку берет за верхний и нижний плавники и тянет в противоположных направлениях (мне всегда хотелось это сделать, думаю я про себя, хотя это и неправда); белую тетру с длинными плавниками вымачивает в синей травяной эссенции для ванн три минуты, в течение которых мы обсуждаем, выкрасится ли она в синий цвет, когда мы ее вынем, – и она действительно слегка окрашивается, но это не смертельно для рыбки, и тогда Сара кладет ее на свою постель, чтобы та тоже билась там и умерла, как буйвологоловка. (Я говорю ей, чтобы разрядить обстановку, что ей бы следовало придумать что-нибудь новенькое, чего она еще не делала, и она предлагает съесть тетру, но я не позволяю это сделать из страха, что она еще больше заболеет, – правда, я говорю ей просто «заболеешь», а не «заболеешь еще больше».) Дискуса-малыша, с его прекрасными детскими глазами, она выбрасывает из окна, и мне делается от этого особенно грустно: что касается последней жертвы – толстой золотой рыбки, – Сара не может ничего придумать, ведь последнее должно быть самым лучшим, и от таких высоких требований иссякает ее воображение убийцы, поэтому мне предлагается что-нибудь придумать, но это значит требовать от меня слишком многого, поскольку я-то не умираю и не испытываю этой необходимости видеть, какова смерть, однако в конце концов оказывается, что это не имеет значения, так как ей самой пришла в голову идея. Она пытается скормить золотую рыбку попугаю. Но он не хочет ее есть. «Джереми?» – «Нет, благодарю; я тоже не ем таких рыб». – «О'кей, тогда я съем ее сама», – заявляет она. Я съеживаюсь. Я не могу сказать Саре, чтобы она не делала этого, потому что золотую рыбку не вымачивали в синей травяной эссенции для ванн. Сара лижет плавник и останавливается. Ей больше не хочется есть рыбку, поэтому она придумывает кое-что получше. Она швыряет золотую рыбку о стену. Идея заключается в том, чтобы швырять, пока та не перестанет шевелиться. Она швыряет снова. Рыбка скользкая, и Сара забавляется. Иногда она подбрасывает рыбку в воздух и ловит, просто чтобы насладиться ощущением мокрого скользкого тельца, готового выскользнуть из рук. В конце концов золотая рыбка перестает шевелиться. Сара идет на кухню и, возвратившись с большим кухонным ножом, направляется к попугаю. Она хватает его за плечи и приставляет к горлу нож.
Я затаил дыхание. Я в шоке. Рыбы – это одно, но попугай за десять тысяч долларов – совсем другое. И дело совсем не в цене. Это же птица. Большая говорящая птица. И, словно в подтверждение моих мыслей, попугай произносит: «Смерть и умирание». Острие нацелено на его небесно-голубую шею. Но, в конце концов, маленькой умирающей девочке позволено убить попугая. Ей позволено убить практически что угодно.
Вдруг Сара роняет нож и набрасывается на меня. Я бросаю взгляд на нож, лежащий на полу, чтобы удостовериться, что она действительно его швырнула. Она наносит мне удары кулаком, очень сильно и быстро, и я рад этому, я все понимаю, подобное должно было произойти раньше, от этих ударов мне становится легче, словно они очищают меня от преступления, освобождают от него – вот так, наверно, отбыв тюремное заключение, чувствуешь потом, что заплатил за содеянное тобою зло.
Но потом к Саре присоединяется попугай, он с криками долбит клювом мою голову, как дятел – Дерево. Сара продолжает меня бить. Попугай уселся где-то сбоку, я не знаю, где именно – кажется, одна лапа на моем ухе, вторая – у меня на плече. Он делает мне так больно, что я перестаю чувствовать удары Сары. Я ощущаю, как идет кровь, но не осмеливаюсь сказать «нет», поскольку, наверно, заслужил и это. И если бы я сказал «нет», она могла бы подумать, что это относится к ней – а это не так. Я смотрю вниз, с печальным видом, но не плачу, потому что у меня нет права плакать. Потом она останавливается. Но птица продолжает. «Прекрати», – говорит она попугаю. «Смерть и умирание», – отвечает он и останавливается.
Мне нужно вытереть кровь со лба, пока она не попала в глаза. Я озираюсь в поисках каких-нибудь бумажных носовых платков, но ничего не вижу. Тогда я снимаю попугая со своего уха и вытираю лоб о его небесно-голубые и белые перья, добавляя алую краску.
– Джереми? – обращается ко мне Сара.
– Что?
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал вместе со мной.
– Что именно?
– Я хочу полететь на дельтаплане, прежде чем умру.
Я помню, как Генриетта рассказывала мне, что отец Сары погиб во время полета на дельтаплане.
– Это очень опасно, – говорю я.
– Ха-ха. – Она делает паузу. – Мне бы в самом деле очень хотелось.
– Ну, не знаю. Я даже не знаю, где этим занимаются.
– За городом. В часе езды отсюда.
– Тебе нужно спросить у твоей мамы.
– Я уже спросила. Она сказала «о'кей».
– Ну, значит, о'кей. Я отвезу тебя туда.
– И ты полетишь вместе со мной.
– Нет, я буду только наблюдать. Ты полетишь с инструктором.
– Я хочу полететь с тобой.
– Я не умею летать.
– Ты тоже полетишь с инструктором, но мы полетим одновременно.
– Не знаю. Это очень опасно.
– Я уверена, что тебе нечего беспокоиться обо мне. Даже если я останусь калекой на всю жизнь, это ненадолго.
– Но я также беспокоюсь о себе.
– Ты мог бы сделать это для меня, не правда ли?
И вдруг мне становится стыдно, что я колебался. Поскольку я не могу подарить ей яйцо, украшенное драгоценными камнями, я рискну ради нее своей жизнью.
– Конечно мог бы. Мы это сделаем.
Она подлетает ко мне с широкой улыбкой и целует в рот. Поцелуй затяжной, и это уже не поцелуй в знак благодарности. Я снова ощущаю запах фруктов. Это груша. Запах приятный и сладкий. У всех умирающих внутри – фрукт. Фокус в том, чтобы умереть до того, как фрукт сгниет. Фруктом смерти моего отца был виноград. Я чувствовал его запах. Я уверен, я инстинктивно это знаю, что моим фруктом будет лимон, горький лимон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66